|
Над Нью-Вашингтоном всходило солнце. Впервые за много лет это был обычный рассвет, полный настоящих ярких красок, а не очередное плазменное зарево на горизонте. Яркие солнечные лучи прыгали по крышам небоскребов, робко касались блестящих окон, поджигали хромированные детали деловито снующих в небе ховеркрафтов. Город, не засыпавший даже ночью, сейчас все же отряхивался от дремы и начинал гудеть все громче, словно металлический муравейник. Серб улыбался, глядя на рассвет. Он больше не был раннером, и ему больше не нужно было проламывать головы, чтобы заработать себе на жизнь. Чудом уцелевшие члены ТотБанды разошлись каждый своей дорогой, поскольку война, кормившая их все это время, кажется, наконец закончилась. Его запыленный диплом инженера очистных систем неожиданно пригодился в городе, к которому Пако испытывал до последнего времени одну лишь ненависть. Кажется, наконец наступило то самое мирное время. И все же...
Мистер Гжданич! Несмотря на Ваш озвученный ранее явный и категорический отказ, корпорация ДемиХуман все же не теряет надежды привлечь вас к участию в тестировании обновленной версии нашей продукции линейки Хомо Адванс...
Наверное, стоило бы просто проигнорировать это сообщение. "Мирная" профессия Пако позволяла вести комфортное существование и оплачивать все счета за клиническое содержание Малики. Периодически всплывающие в личных сообщениях предложения раннерской работы вполне закономерно отправлялись в небытие. Единственный фильтр стоял на имя Льюис Саймэкс — Пако и сам не знал, какой тайной тянуло от чужой истории, в которой ему довелось принять участие, и почему он был готов к продолжению. Да еще вот ДемиХуман, как оказалось. Теперь жизнь Пако оценивалась контрактом в пятнадцать миллионов, и корпорация на этот раз вполне серьезно оценивала факт того, что их изделие может не пережить тестирование, тщательно оговаривая ранее казавшийся невозможным финал. Впрочем, пиар с именем Пако все равно стоил дороже, поэтому корпорация предлагала чертовски щедрый аванс в половину суммы за одно лишь согласие. Но даже за такие деньги Пако не был готов идти умирать, если бы не еще одно "но". В приглашении фигурировало еще одно щедрое предложение авансом. Формулировки были весьма обтекаемыми, но содержание вполне угадывалось и искусным маркетологическим ударом било в самое сердце. Экспериментальное лечение, чертовски близкое к полной оцифровке сознания, сродни тому, что проделывал Адам — с возможностью глубинной эмоциональной терапии, восстановления личности, виртуализации переживаний и многого другого. Разумеется, без гарантий. Разумеется, с отказом от ответственности. И все же... Кто-то в корпорации хорошо сделал домашнее задание, подготавливая для Пако такое предложение. Серб мог бы грешить на Фабиуса, который ушел туда работать — вряд ли кто-то еще смог бы мастерски прицелиться в слабое место Пако. С другой стороны, в свое время Гжданичи получили пару подарков, явно намекающих на то, что их история все же вышла за пределы ТотБанды. Тогда лишь вмешательство мисс Амбресс позволило зарубить этот заговор с неизвестной целью — на корню, как только и умела работать госпожа прокурор. Но даже это уже не имело значения. Пако не нажал кнопку согласия сразу после прочтения только для того, чтобы успеть попрощаться с сестрой. И сейчас, пока рассвет разрастался в полноценное утро, он улыбался — отпуская себя и ее. Единственное, что могло его остановить, было тише шелеста больничного одеяла, заглушенного мерным гудением контрольного оборудования, невесомее дуновения ветра над ухом. Едва слышный шепот позади. - Рођени?..
-
И Пако действительно это заслужил
|
И грянул гром. Рефлексы, как и прежде, не подвели Патрика — он выхватил свой револьвер и навел его на противника почти так же быстро, как в молодости. По крайней мере, ничуть не позже своего оппонента, уж в этом-то он был уверен. А вот дальше... Дальше весь мир сузился до размеров черного провала ствола оружия, которое смотрело точнехонько ему в лоб. И Патрик мог бы сказать, что вся жизнь промелькнула у него перед глазами, но это было бы выражение исключительно для красного словца. В этот момент Патрик не думал ни о чем, кроме приглушенного вязкого ощущения страха где-то глубоко внутри. Однако через мгновение после грома и вспышки он все еще стоял, и более того — ему даже не было больно. Этот факт настолько обрадовал Патрика, что он даже едва заметно улыбнулся. Получать раны, оказывается, было куда больнее, чем умирать. Время шло, клуб дыма, выплюнутый его револьвером, потихоньку стягивался в сторону легким бризом и прибивался к палубе моросящим дождем — а он все не падал. Зато его противник уже лежал на палубе, неестественно скрючившись, и кто-то подошел к нему, то ли помогая встать, то ли проверяя дыхание. Патрик слышал слова людей вокруг, но не понимал их, пытаясь сопоставить эти два факта: он стоял, а его противник лежал, и стюарт склонился над ним с зеркальцем в руках. Кто-то сунул в его левую руку монету. Патрик поднял глаза и увидел старушку, которой он помогал поднести чемодан. — Ловко вы его! И поделом, — старушка неприязненно посмотрела на труп, — нечего честных джентльменов задевать. Подмигнув на прощание Патрику, старушка засеменила прочь. Патрик сжал монету в кулаке и сунул револьвер в кобуру, все еще не до конца понимая, что сейчас произошло. Стюарт тем временем попытался очистить палубу, однако отклика среди пассажиров не нашел, поэтому обратился к виновнику. Патрик взялся за сапоги бедолаги и помог перебросить его через борт — по иронии судьбы, вслед за какой-то бумажкой, которая была так важна ему. Всплеснув мутноватую воду, тело медленно поплыло по течению, удаляясь от борта парохода. Стюарт предложил виски. Патрик совершенно машинально кивнул в ответ. Держа в руках помятую металлическую кофейную кружку, в которой плескалось нечто, напоминающее виски как минимум способом приготовления и крепостью, Патрик думал о том, что Провидение в очередной раз намекнуло ему о правильности выбранного пути, дало ему второй шанс, и теперь он не имеет права распорядиться своей жизнью неправильно. — Знаете, сэр... Я уже дважды за последние две недели должен был помереть от пули. А к пуле меня привело пьянство. И вот, я до сих пор жив, что говорит о том, что у Господа на меня какие-то планы... И знаете, что я вам скажу? Он взглянул на стюарта. Тот старательно делал вид, что ему не плевать. — Раз у Господа на меня планы, какая разница, трезвым я буду, или нет? Так-то! 'Стеклянный' Патрик глубоко вздохнул и залпом выпил виски до дна. Мутная вода билась о грязные доски борта у его ног, скрывая непроглядность глубины.
-
— Раз у Господа на меня планы, какая разница, трезвым я буду, или нет? Так-то! Вот да))).
Суперский все же был персонажище).
|
|
-
За то, как ты обозвал хобби тетушки. Есть в этом что-то.
|
|
— По крайней мере, теперь он занимается любимым делом, и находится на верном пути к личному счастью. В этом и есть суть заботы Мамы Бриджит... Хмыкнув, профессор размашисто черкнул "С уважением, Изгоняющий Ноланов", оставив в конце шикарный каллиграфический вензель, любовно тренируемый в свободное время. К слову сказать, вензель этот не имел никакого отношения к подписи доктора Чейнза, которой тот пользовался в официальных документах, однако имел для самого профессора почти сакральное значение — им он собирался подписать официальную грамоту акколады от Ее Величества, если (а точнее — когда) старушка-Британия наконец признает его несомненные заслуги. Пока же вензель (на основании которого профессор планировал заказать себе дизайн семейного герба) фигурировал только в немногочисленных автографах, раздаваемых профессором при случае. — Итак, господа, — возвращая блокнот и ручку Стиви, профессор манерно пригладил волосы, словно собираясь с мыслями. — Передайте вашим коллегам на улице, чтобы не обижали нашего нового гостя. Услужливая память не подбросила драконов вменяемых размеров, однако подарила пару каменных львов, примостившихся у декоративных колонн на входе. Разумеется, Эрмит мог и показать лицо из стены, и даже материализоваться в виде проекции, но это никак не вписывалось в рамки минимизации разрушений. Каменные шаги, раздавшиеся снаружи через мгновение, после того как Эрмит с тяжелым вздохом "покинул здание", выполняя мысленную просьбу Девлона, возвестили о визите упомянутого "нового гостя". Каменный лев аккуратно приоткрыл дверь лапой, и, зайдя внутрь, уселся на пороге, странно шевеля непропорционально большой башкой, будто пытался размять затекшую шею, спрятанную в каменной гриве. — Ты в порядке, Эрмит? — заботливо поинтересовался профессор. — Арматура ржавеет, — печальным басом сообщил лев. — И гипс жидковат, сэкономили. Еще лет пять, и рассыплется этот лев в пыль. То ли дело раньше скульптуры делали: мрамор, гранит — на века... — Позвольте представить, господа — это Эрмит, — Девлон, не обращая внимания на дальнейший бубнеж льва, почти театральным жестом махнул в его сторону. — Лоа земли, камня и всего такого прочего. Я не стал его просить взаимодействовать со стенами здания ввиду вашей просьбы, однако он умеет и это. Среди имеющихся у меня соглашений о сотрудничестве он наиболее миролюбивый... "А я что, по-твоему, войны всем желаю?" — притворно-возмущенно буркнула Вэ и тихонько пропела, — "Make love..." — ...поэтому в нашем случае лучше всего подходит для демонстрации, скажем так, доступных мне средств. Однако, господа, в этой связи у меня возник вполне закономерный вопрос: а что именно вы хотите увидеть? Девлон замолчал и посмотрел поочередно на Дэнни и Стиви. Эрмит чихнул гипсовой крошкой и тоже вопросительно посмотрел на гангстеров.
-
Ну вот наконец и до меня дошло, что это за профессор такой.
|
-
Ты меня развеселил до слез
|
-
Так живо и реалистично. Просто здорово.
|
-
Вкусненькое выражение про пепел и порох ))) И аккурат про тетушку...
-
|
Жажда крови рокочет в ушах космическими барабанами.
На самом деле это не она, конечно. Ведь внутри по-прежнему выжженная пустыня, и распускающиеся цветки эмоций вызваны исключительно содержимым электронной сигареты. Единственное, что заставляет ощущать хоть что-то. И единственная причина, почему рядовой Джаккарт Нолан еще не подсел на что-то покрепче — лишь тот факт, что крепкая дурь была тем же пистолетом, приставленным к голове. Только пуля будет лететь не долю секунды, а несколько лет. А нажать на спуск у Нолана никогда не хватало духу.
И, пожалуй, лучше Мэлани никогда этого не понять.
Ветер бьет в лицо — ощутимые морозные оплеухи, приводящие в чувство, от которых кожа превращается в чужеродную маску. Цветы в голове снова меркнут, барабаны отступают, заглушаемые грохотом выстрелов. Приказы сержанта расставляют бойцов на места, и сейчас Джа снова превращается в маленький винтик военной машины. И вот это — самое прекрасное ощущение во время боя, ради которого он ввязывался в новые и новые задания, не отдавая себе отчета в этом. Когда мыслям практически нет места в голове, и нет времени даже подумать и осознать это. Когда ты просто делаешь то, что умеешь.
Впрочем, все идет не так гладко, как хотелось бы. Джа занял позицию на правом фланге, и то ли это было неудачное место, то ли он сам был сегодня не в фаворе фортуны. Он целился, но пули настигали лишь снег. Он попадал, но вместо кроваво-костяного крошева в стороны разлетались лишь дырявые шкуры, скрадывавшие силуэты тел. Он стрелял раз за разом, но едва ли один из десятка его целей по-настоящему упал и не поднялся. Да и с тем одним еще вопрос, он ли его сложил, или Руби...
Ответный огонь не заставил себя ждать. Смех, казалось бы — заточенные кости и палки против композитных металлов и технологий. Однако костяные наконечники остры, а сил в тощих руках дикарей хватает, чтобы нанести опасный для жизни урон. А те, у кого хватает денег на активную энергетическую броню или экзоскелеты, не ходят в наемниках. Или берут куда дороже, чем может себе позволить Фарлент для банальной защиты удаленных блокпостов. Острая кость рвет ткань капюшона, заставляя рефлекторно пригнуться, спрятавшись за перилами. А следом за стрелой на галерею проскальзывает эск, всем весом наваливаясь на Джа и опрокидывая его на тронутый ледяной коркой пол. Удар ножа вспарывает подставленное плечо, но до того, как боль добирается до сознания, на выжженной равнине души расцветает еще один цветок, затмевая собой другие. Тянущее ощущение смерти. Знакомое до слез в глазах и хруста зубной эмали. Не его ли ты искал, Джа, когда ощущал на языке металл пистолетного ствола, засунутого в собственный рот?
Пожалуй, не его. Или, по крайней мере, не сегодня. Приклад винтовки принимает на себя удар ножа, и очень целеустремленно несется к провалу носа дикаря. Потому что Джа в очередной раз в последний момент решает пожить еще немного.
-
Как же я люблю экшеновые сцены. И ты прекрасно их отыгрываешь)
|
-
муравьи-сепаратистыАзз Хаксли! Политическая сатира пошла. =)
|
Нью-Вашингтонская резня энергомечом.
— ...указаны на тактической карте. Цветовая "легенда" обозначает уровень угрозы, градации растут от зеленого через желтый до красного. Оплата, соответственно, тоже. Доставка ховеркрафтами СекьюФорс до точки высадки — бесплатно. Эвакуация после подтверждения снижения уровня угрозы в секторе — бесплатно. Экстренная эвакуация — согласно тарифам на услуги СекьюФорс... Пако слушал брифинг, разглядывая медленно переливающуюся оттенками тактическую карту, и думал, что он здесь делает. Вряд ли ТотБанда подписала бы его, Джека и Смита на подобное мероприятие, если бы крайне не нуждалась в деньгах. Впрочем, глубоко в финансовые вопросы Пако не лез — ему было достаточно того, что на счет медицинского центра, в котором находилась Малика, исправно поступали средства. Впрочем также нельзя было исключать и идейные соображения — в конце концов, Диктатор полжизни провел, воюя за каждый квадратный метр родной земли с тварями, которые сейчас рыскали вокруг Нью-Вашингтона. Тактическая карта внешних колец была похожа на пёстрый бабушкин платок — при условии что бабушка во время вязания немного перепутала имунномодуляторы с церебро. Еще неделю назад Пако не задумываясь ткнул бы пальцем в самый кроваво-красный сектор, и максимальная оплата была бы совсем не первой причиной. Но сейчас, когда он перестал нуждаться в горячке боя, чтобы отвлечься от тяжелых мыслей, когда у него было о ком заботиться и куда возвращаться, когда, в конце концов, ему было что терять — он отнесся к выбору миссии достаточно взвешенно и осознанно, выбрав один из опасно-оранжевых секторов. Все-таки ТотБанде нужны были деньги.
Работы хватало всем. СекьюФорс, несмотря на всю мощь корпорации, которая стояла за ними, не могли успеть везде и сразу, поэтому массово привлекали к работе боевиков всех мастей, в том числе и бывших раннеров — в первую очередь, гонорарами. Уцелевшие после массового артиллерийского удара опорные точки, оставшиеся за периметром Великой стены, нуждались в бойцах для защиты, в бойцах для добычи материала, в бойцах для разведки, и наконец в бойцах для зачистки разрастающихся гнезд. Работа, в том числе, была грязной. Угроза подхватить неизвестную заразу от малейшей царапины, нанесенной тебе любой тварью с размерами от кошки до слона, придавала легкий и вполне оправданный оттенок паранойи процедурам дезинфекции. От используемых для наружной очистки химикатов экза покрывалась белесыми разводами окислившегося металла. Товарищ по команде, неосторожно словивший чей-нибудь коготь или костяную иглу, мог рассчитывать с одинаковой вероятностью на пакет первой помощи и на пулю в голову. И ко всему можно было добавить прелести ведения боя с городской герильей: ударить по отряду, слишком углубившемуся за весьма условную линию фронта, могли со всех сторон, в том числе сверху и снизу — торчки и ктулхи не брезговали ни крышами, ни канализациями. И, в конце концов, работу нужно было делать, иначе Нью-Вашингтон рисковал захлебнуться в ревущей, безмозглой, тупой и кажущейся бесконечной волне биомассы.
Располовинив почти надвое клыкастое и когтистое чудище, Пако ногой отпихнул его к подоконнику и выглянул в окно, обозревая улицу с высоты десятого этажа. Штурм-группа во главе с Джеком внизу выходила из соседнего здания, и яркое пламя в окнах за их спинами возвещало о том, что очередное гнездо уничтожено. Этажом ниже из окна высунулся блестящий затылок шлема напарника Пако, с которым он прикрывал тылы. Рядом появилась рука в бронеперчатке с поднятым вверх большим пальцем. — Эвакуация через две минуты, — скучным голосом чирикнул коммлинк. Пако развернулся было, чтобы вернуться к лестнице, но вдруг пол под его ногами дрогнул. — Что за херня?! — в голосе наемника разом добавилось эмоциональных ноток. Пако настороженно замер, пытаясь понять, откуда пришла вибрация, и тут здание вздрогнуло от самого основания. С улицы донесся грохот взламываемого асфальта, и тут же послышался звучный рокот пулемета Джека. — Сранье, — буркнул Пако, подхватывая тушу мутанта и выпрыгивая в окно. Бежать до лестницы было, скорее всего, некогда. Полет был недолгим. Туша вместе с компенсаторами экзоскелета в достаточной степени смогла амортизировать падение, чтобы обойтись без каких-либо повреждений. На мелочи в виде бурой кровищи и кишок, свисающих даже с щитка визора, можно было не обращать внимания. Насчет отсутствия времени для спуска по лестнице он определенно не ошибся — с момента треска ломаемого асфальта прошло едва ли пять секунд, но двое штурмовиков из их отряда уже корчились, пришпиленные к стене костяными иглами толщиной в руку, а остальные прятались кто куда под шквальным обстрелом. Лишь Джек изредка огрызался из своего пулемета, однако колонна, за которой он укрывался, стремительно таяла, обрастая кучей костяной крошки вперемешку с осколками армированного бетона. В качестве нападающих выступал десяток тварей наподобие той, которая обеспечила Пако своеобразную "подушку безопасности", однако они не вызвали бы у отряда никаких затруднений, если бы вслед за ними из дыры в асфальте размером с тоннель метро не выбралась помесь гигантского паука с трицератопсом. Мощный костяной воротник принимал на себя пули из крупнокалиберного пулемета без видимых последствий. Покрытая роговыми наростами морда размером с танк живо поворачивалась на гигантской шее, и весьма бодро плевалась костяными иглами из защечных мешков прямо под жвалами, в прямом смысле переплевывая по скорострельности пулемет Джека. Когтистые паучьи лапы скребли асфальт, переламывая его как бумагу, но монстр не спешил покидать укрытие, и оставалось только догадываться, сколько тонн туши пряталось дальше в дыре. Пако едва успел перекатиться в подъезд здания, из которого только что выпал, когда огромная пасть отправила в его сторону с десяток игл, дробным пунктиром отметившим его перемещение на асфальте. Джек попытался воспользоваться возникшей заминкой, но тут же разочарованно отпрянул обратно в свое заканчивающееся укрытие. — Да ему похер, — Пако уловил нотки досады в хриплом басе Джека в коммлинке. — Здесь Смит нужен с Иерихоном. — Смит в "красном", — обронил Пако в ответ, прокручивая в голове варианты. — Если это, мать его, всего лишь "оранжевый", то что же в "красном" творится?! — третий голос кого-то из наемников был изрядно на нервах. — Гранаты есть? — вместо ответа спросил Пако. — Последняя "зажигалка" ушла в гнездо. Остался "Туман", но толку с него? — А что терять? Бросай, может время выиграем. Металлический цилиндр звякнул по асфальту, раздался звучный хлопок, и через секунду глухие плевки смолкли. Пако осторожно высунулся за разбитую дверь, и увидел лишь плотную молочную завесу, которая заволокла всю улицу. — Похоже, он стреляет на визуальный контакт... — сказал он в коммлинк, и в этот момент из тумана на него молча прыгнул уродец поменьше. Пако на всякий случай отклонился в сторону, максимально скрываясь в дверном проеме, и взмахнул мечом. Тварь с почти отсеченной головой еще не успела коснуться асфальта, как мимо лицевого щитка экзы просвистел еще пяток игл. — ...и на звук, — закончил мысль Пако. — Отвлеките его, но не подставляйтесь, в тумане мелкие мутанты прячутся. Я пошел. Он снова высунулся за угол, и медленно поставил ногу на асфальт. Экза едва слышно клацнула металлом, и по ботинку Пако чиркнула костяная игла — к счастью, рикошетом. Не дожидаясь остальных подарков, Пако спрятался назад. — Сраньё, — выдохнул он в коммлинк. — В экзе без шансов. — А снимешь ее, я тебя сам пристрелю потом. Для дезинфекции, — мрачно пошутил Джек. — Меняем план. Каждую секунду со своей стороны давайте залп. Буду маскировать шаги. Начали... Под грохот оружия дело пошло немного веселее. Пако помнил, что от двери в подъезд до дыры в асфальте было около ста метров — сотня шагов с его ростом. Первый десяток Пако прошел, делая паузы в три залпа из предосторожности, но тварь похоже не слышала его, и он двинулся уже на каждый залп, негромко бормоча себе под нос "и раз, и раз", чтобы фиксировать ритм. Движение стало напоминать замысловатый танец со смертью, клубящийся туман вокруг завораживал, и в результате Пако едва не наступил на мелкого мутанта. Тот настороженно обнюхивал асфальт, не обращая внимания на отрывистые залпы неподалеку, сопровождаемые глухими плевками большого монстра, и, к счастью, сидел спиной. Пако бесшумно занес энергомеч над головой уродца, но вовремя вспомнил, что произошло у подъезда минуту назад и застыл. — Джек, — прошептал Пако в коммлинк, — ты меня на "тактичке" видишь? — Нет, — хмыкнул Джек, — ты ж в "Тумане". — Ср-р-ранье, — раскатистым шепотом прорычал Пако, не отводя взгляда от твари перед ним. — Я прошел сорок шесть шагов, и передо мной сидит мелкий, которого я не могу зарубить. Возьми сектор на двадцать пять метров от здорового урода, и веди на меня. Только прекращай стрелять сразу же, как я скажу. — Без базара, — сказал Джек. Где-то в тумане загрохотал пулемет и уродец вскинул голову, оглядываясь. Через секунду уродливая башка разлетелась как дыня, словив, кажется, сразу две крупнокалиберные пули. — Стой! — шепотом выкрикнул Пако, кожей ощущая, как пули рвут воздух перед визором экзы, заставляя туман скручиваться в интересные клубки. Джек перестал стрелять. — Хвала*, — выдохнул Пако и двинулся вперед, переступая труп. Еще через минуту он уже слышал утробное бурчание в нескольких шагах перед собой. Что ж, вторая часть плана была еще безумнее первой. Глубоко вдохнув, Пако включил внешние динамики экзы и истошно заорал. По его расчетам, он находился в "мертвой зоне" — тварь физически не могла развернуть пасть к нему, стоящему так близко, а лапы, которыми она опиралась на края асфальтовой дыры, не могли до него дотянуться. Единственным возможным вариантом было отступление, но для этого твари пришлось бы вскинуть голову, чтобы просунуть костяной воротник в дыру — а значит, обнажить горло. Чего Пако не ожидал, так это того, что тварь вместо отступления резво подастся вперед, изогнет уродливую башку на по-змеиному гибкой шее, и, распахнув пасть вместе со жвалами, с ревом обрушится на него.
— Это и был твой план? — спросил Джек, глядя как Пако безуспешно пытается стряхнуть с экзы куски бурого мяса. Минуту назад пулеметчик, услышав истошный вопль Пако и последовавший за ним рев твари, решил, что сербу уже настал конец, и отдал приказ на штурм. Однако когда бойцы, огрызаясь свинцом, приблизились достаточно, чтобы сквозь рассеивающийся "Туман" разглядеть тварь, оказалось, что она, по всей видимости, чем-то подавилась, и теперь безуспешно пыталась то ли откашляться, то ли сблевать. Вскоре из разреза на гигантской глотке показалось лезвие вибромеча, а вслед за ним выбрался и сам Пако, перемазанный с головы до ног во внутренности твари. — Не совсем, — хмуро отозвался серб, бросая бесполезное занятие. — Но вышло тоже неплохо.
-
Вышло действительно неплохо
-
|
Кажется, Джа ей не нравился. Впрочем, если бы он сам простоял на посту с полчаса на таком ветру, он бы сам автоматически ненавидел бы каждого, кто оставался внутри теплого бункера. Предложение разделить косяк было отвергнуто — то ли Слепая не употребляла, то ли не употребляла на посту. Рекомендацию об осторожности Джа пропустил мимо ушей. Причин оставаться на галерее не было, разве что еще подействовать на нервы Эрике. Но Джа уже пришел в себя, вернул расслабленно-наплевательское отношение к миру, и теперь ему просто хотелось в тепло. Он уже почти сформулировал эту мысль для себя, чтобы попрощаться и уйти, но похоже слишком долго это делал, потому что азиатка вдруг... Что? Кажется это была попытка улыбки? Ты красавчик, Джа. Смирись с этим. Она даже как будто бы смутилась этим проявлением эмоций. Прилипла обратно к прицелу, отгораживаясь от нарушившего ее уютный одинокий холодный мир Джа. А еще она была слегка недовольна, что читалось в напряженной позе и немного нервных движениях. Еще бы, ее профессионализм поставили под вопрос, и теперь она готова в лепешку расшибиться, чтобы доказать, что это сканеры Джима сбоят, а нее аугментированные глаза. Но, действительно, что это за черт?.. — Можно взглянуть? — танцующая в снегу фигура не была плодом воображения (или, чего уж там, кумара в голове), но хаотичные движения скрадывались метелью, и Джа хотел убедиться в том, что видит, но дождаться ответа не успел: Джим сообщил о движении. "Джим, тебе что, моего дыма надуло сквозняком?" — хотел спросить Джа. Инженер докладывал о приближении объекта, который визуально оставался на месте. Нервы Эрики в конце концов не выдержали, она сорвалась на крик. А Джа вглядывался в танцующую фигуру до слез в глазах, пытаясь уловить закономерность и понимая, что у Джима действительно сбоят приборы — ведь "шаман", как его окрестила Эрика, не двигался. А затем рядом с шаманом появились они. Аборигены, черным роем испещрившие снег, вооруженные копьями и ведомые чьим-то приказом безумной атаки. В их наступлении было что-то завораживающее, и Джа не двинулся с места, хотя должен был бежать вниз, за своим оружием и перчатками, выкрикивая в рацию подтверждение данных сканера. Мгновения утекали сквозь пальцы вместе с расстоянием, остававшимся между дикарями и аванпостом. — Подтверждаю... На нашей вечеринке незваные гости, — слова нехотя вылазили изо рта в микрофон рации. Джа сделал над собой усилие, чтобы сдвинуться с места и сделать хотя бы шаг в сторону двери.
-
Ты красавчик, Джа. Смирись с этим. :D Как всегда, радуешь)
-
Стоп... а где же истошный вопль «Конта-а-а-акт!!!»? =)
|
-
— Будешь есть? — спрашивает у Гарма будничносуровый и мощный. всё не зря, действительно.
|
-
Плюс за смелость и за идею. Результат увидим позже.
|
-
— Кровь, значит, — роняет слова, будто тяжелые камни ворочает. — Крови захотел? Взлетают клинки вновь, скользя по рукам Шинты — и рубиновый веер опадает на морду твари вау! Шинта у тебя дельный, очень-очень дельный!
|
-
Николас настоящий мужик! Этот и следующие посты ... карахтер что надо!
-
Правильные вопросы задаешь)
-
Прекрасно. Я в начале не совсем понял сути, а потом еще раз перечитал и, прямо таки, удивился, как верно расставлены акценты в посте.
|
— Да, братан... Расти тебе еще и расти, Личность цифровая. Лады, переваривай пока, я попозже загляну. Спасибо за экскурсию! Махнув зависшему Чебурашке, Толян направился к выходу со свалки, наскоро выстраивая в голове тезисы отчета, который нужно будет изложить Колобку. Выйдя за ржавые ворота и доставая мобилку, он еще не знал, какие значительные перемены произошли в иерархии местной пацантры вообще, и в жизни — а точнее ее трагическом окончании — отдельно взятого Коляна.
***
— Окопались, короче, как фрицы под Рейхстагом, — буркнул Димон, обрывая в мобиле изливания очередного Толяна касательно того, что Трейдерс, мягко говоря, недоступны. Влив в себя жиденькую апельсиновую "отвертку", разрешенную наконец эскулапами Иванборисыча в качестве восстанавливающего средства, Пятачок крепко задумался. Ему нужно было дело. Не слишком масштабное, поскольку сам Димон был, как оказалось, весьма ограничен в средствах, но достаточно полезное, чтобы во-первых, принести пользу материальную в виде ценных приобретений (предпочтительно отжатых у кого-нибудь — так привычнее), а во-вторых, произвести нематериальный эффект известности и рекомендаций в определенных кругах. Выбор, на самом деле, был не так уж велик: давешний отчет Толяна о свалке Нью-Рэйвенвуда висел в голове восклицательным знаком места, в котором может оказаться много ценного во всех смыслах, однако достаточно защищенного, чтобы не соваться туда без предварительной подготовки. Кроме этого, собственные измышления касательно улучшения протеза Адама Казимировича жирной стрелкой указывали на неприступных Трейдерсов, и спереть что-то, представляющее для них ценность, точно так же требовало определенных средств, навыков и информации. Мысленно разрываясь на манер Буриданова осла между этими двумя условно одинаковыми кучами овса, Димон хмурил брови и пытался найти оптимальный выход. — Да твою ж налево! — рыкнул он, вскочив со стула и хлопнув пустым стаканом о стойку. Бармен воспринял его жест совершенно однозначно, в рекордные три секунды смешав новую порцию "отвертки" по индивидуальным пропорциям, предписанным Димону. — Да не, братан, я не тебе... а, ладно, лишним не будет, — хмыкнул Пятачок, ополовинивая стакан и придвигая стул обратно. — Слышь, может ты мне подскажешь, а? У меня тут дилемма, на, прям как в классике: есть два стула... — Не садись, — сказал рядом чертовски знакомый голос с восточным акцентом. Димон обернулся, встретившись с вечно добрыми и вежливыми раскосыми глазами, обрамленными сеткой морщин, и ухмыльнулся. — Во, философ подтянулся. Давай, выкладывай... — Не-не! Нет филасофия. Есть пятно, — давешний китаец замахал руками, показывая на стул Димона, на продавленном сиденье которого красовалось небольшое пятнышко апельсинового сока. Похоже, бармен, побивая все мыслимые рекорды скорости приготовления "отвертки", слегка разволновался. Аккуратно протерев стул тряпочкой, китаец придвинул его Димону. — На знакомый место попа сидеть удобнее, — с улыбкой изрек он и удалился, оставив вновь залипшего Димона переваривать тонкости восточной мудрости. Бармен потоптался немного рядом и, убедившись что клиент не склонен продолжать беседу, вежливо отошел в сторону. А в это время в голове Димона воображаемый осел, освободившись от бремени выбора, взмыл в небо. Почесав в затылке, Пятачок усмехнулся и набрал телефон Анечки. — Здарова, красава. Я как всегда по делу. Нужна одна сложная хрень, ты с таким обычно не работаешь, но может знаешь, где достать...
-
— Слышь, может ты мне подскажешь, а? У меня тут дилемма, на, прям как в классике: есть два стула... — Не садись, — сказал рядом чертовски знакомый голос с восточным акцентом. Лол :D
|
Тук. Тук. Вокруг голоса, гул, звон бокалов, смех, тяжелый сигаретный дым. Маска лица улыбается, отвечая на шутки, подбрасывая свои остроты — короткие и колкие. Крепкий виски с далекой окраины, тяжелый, насыщенный и терпкий, обжигает горло, заставляя маску лица кривиться, а уголок глаза — заблестеть. Тук. Тук. Это сердце. Глухие, тяжелые, редкие удары, сбитый ритм. Именно так оно звучало, когда он зашел в свой дом тогда. Этот звук остался с ним навсегда. Тук. Тук. И больше ничего. Бушующее пламя — гнева, обиды, непонимания, чувства несправедливости, жажды мщения — давно выгорело, оставив за собой покрытое пеплом ничто. И эти воспоминания, всколыхнувшиеся сейчас, не взметнули огонь до воображаемых небес. Лишь мертвый танец пепла на ветру. Тук. Тук. Ах, да. И этот звук.
Белый шум из динамиков вылился холодным душем на сознание, выдергивая его из пляшущей тьмы. — Есть, сэр, — Джа отозвался на автопилоте, поднимаясь со стула, и с трудом подавляя удивление — в руках откуда-то взялись бокал и сигарета. О чем вообще тут шла речь? К счастью, у него был повод свалить. Лучше, чем повод — приказ. Джа поднялся на второй этаж, оставляя за спиной ступеньки лестничного пролета, прокуренный воздух жилой зоны, и заодно — привкус пепла воспоминаний на зубах. Замер на втором этаже, скрывшись от взглядов оставшейся внизу команды. Мгновение одиночества, скрашенное голыми бетонными стенами функционального коридора, и холодным безжизненным освещением. Торопливо достал из кармана небольшой пакет и тонкую трубку электросигареты. Едва заметно подрагивающие пальцы сноровисто заправили технологичный "косяк". Сладкий вдох. В голове привычно распустился цветок размером с Вселенную.
— Привет. Холодный воздух на галерее тут же залез под куртку, заставив пожалеть о забытых внизу перчатках, о моментально выстуженной металлической сигарете в руке, о разгоняющем кровь вине. Даже вселенский цветок в голове поблек и опустил листья, съеживаясь от холода. — Виктор сообщил о движении. Видишь что? Глаза слезились, несмотря на то, что ветер сюда практически не долетал — все же, оборонительный каземат строили с некоторой заботой о людях, которые будут нести здесь свой пост. Джа различал силуэт девушки, прильнувшей к прицелу своей винтовки, возле широкой бойницы. Прикрыв дверь, он торопливо затянулся еще раз, не давая цветку в голове погибнуть.
-
Как же классно ты играешь. Невероятно нравится)
-
Случайно увидела пост и прочла! Действительно, отлично написано!
|
-
-
Ну...есть посты, мимо которых не пройти без плюса.
-
|
Атмосфера в аванпосте слегка разрядилась — кажется, Джа удалось верно подобрать тон разговора, да и шутку Череп оценил. Чувство юмора у него, конечно, как дорожка в казарменный сортир — вытоптанная в плоскость и чуть-чуть пованивает. Впрочем, вместо атмосферы в жилой зоне тут же сгустился дым. Табак Айзенберга был плевком в лица экологов всей галактики и вполне мог вызвать необратимые локальные изменения климата. Прагма-3 была действительно известной планетой в определенных кругах — ОСН размещало немало заказов оттуда. Центральной властью на планете официально был один из крупных конгломератов наподобие Фарлент, но пока никто не пытался посягнуть на их колонии, им было плевать на то, что происходит за периметром. Поэтому за периметром царил тропический ад — вечная борьба контрабандистов, охотников за головами, искателей удачи, самопальных плантаторов и даже местных племен, у которых вожди могли позволить себе закупку оружия и наемников извне. — Конечно, с удовольствием, — Джа принял угощение и оглянулся в поисках пепельницы. Ничего похожего не нашлось, вполне возможно в связи с правилами компании касательно курения в жилых помещениях. Впрочем, если в кадровой службе Фарлента работали не совсем уж идиоты, они должны были предусмотреть некоторые особенности работников класса "наемники"... Логические рассуждения увенчались успехом: подняв взгляд, Джа обнаружил вентиляционные прорези в потолке прямо над столом — значит, архитектор догадывался, что здесь будут курить. А раз предусмотрена вытяжка, должна найтись и пепельница. Осмотревшись, Нолан заметил, что маленькая декоративная ваза на одном из шкафчиков покоилась на толстом керамическом блюдце, в в краях которого будто бы для дизайна были сделаны характерные прорези. Водрузив импровизированную пепельницу на стол, Джа затушил сигарету и прикурил подарок Черепа, стараясь поменьше затягиваться — табак был тяжелый, как удар под дых. Впрочем, взатяг такие вещи курили только психи вроде Айзенберга. — Неплохо, да, — сказал Джа, выдохнув густой горький дым и едва сдержав кашель, рвущийся следом. Инвентаризация, проведенная Гремучкой, обнадеживала желудок. Однако упоминание алкоголя заставило Джа едва заметно вздохнуть. Сигара, выпивка... черт, придется делиться травой. Впрочем, он все равно отказался от мысли провести всю миссию накуренным в сопли. Ухмыльнувшись в ответ на замечание Черепа, брошенное в сторону Мелани, Джа так же громко ответил: — Я считаю, что крайне невежливо так отзываться о крепком задке доктора Браун. В иных обстоятельствах я бы вызвал тебя на поединок за оскорбление дамы... но беда в том, что я полностью согласен с твоим мнением. Поднявшись, он положил незатушенную сигару в пепельницу и направился в кухню вслед за обладательницей обсуждаемого задка, бросив через плечо: — Не помню, чтобы Серж объявлял свободное время, но по-моему на этом столе весьма не хватает стаканов. Зайдя в кухонный блок, он нарочито громко принялся шариться в шкафчиках в поисках посуды. — Мэлани, у меня к вам острый социальный вопрос: вы когда-нибудь оставались запертой на две недели в грубом и преимущественно мужском коллективе? — вполголоса спросил он, не глядя на девушку.
-
Нолан заметил, что маленькая декоративная ваза на одном из шкафчиков покоилась на толстом керамическом блюдцеHere it became unevitable. :D
-
Каждый пост просто море позитива для меня) Очень нравится персонаж, его чувство юмора и изворотливость. Понравился короткий рассказ про Прагма-3. И прочие детали, расширяющие мир)
|
-
То, что делает нас живыми - это чувство юмора.
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Рассогласованное предложение фигасе ты шаришь
|
Когда стало ясно, что покупать, Хальр быстро прошелся по рядам, выбирая взглядом и сердцем, и не торгуясь особо. Глядя на его хмурое лицо, торгаши не спешили ломить цены сверх разумного, а получая тут же расчет в золотых, хмурнели уже сами — от того, что не накрутили ценник на простом варваре. Впрочем, в оружейной лавке Хальр все же задержался. Осматривая с затаенным восторгом ряды тяжелых двуручников, он со вздохом сожаления спросил оружейника: — Есть что-то такое же, но полегче? Морщинистый оружейник с восточным лицом окинул варвара оценивающим взглядом, проследил за тем, как Хальр переводит взгляд с двуручников на длинные мечи и обратно, почесал короткую седую бороду, и сказал: — Есть один. Но тебе дорого будет. Хальр хмыкнул: — Покажи. Торгаш с сомнением покачал головой, затем полез за стойку двуручников, и вытащил длинный сверток плотной ткани. Внутри обнаружился полноразмерный цвайхандер с необычно узким, в половину ладони, лезвием. Хальр недоверчиво взял его в руки, примеряясь к весу, и осторожно взмахнул, чтобы не разнести что-нибудь в лавке. — Хорошая ковка. Крепкий. Дорогой металл. И легкий. Потому и не берут, — прокомментировал товар продавец. Хальр прекрасно понимал, почему. В лучшие свои дни он бы и сам отказался от такого оружия в пользу чего-то более весомого — чтобы к собственной силе прикладывать еще и вес оружия. Тогда удар с гарантией пробивает любую дурную голову, независимо от крепости шлема на ней. Но сейчас, пока руки его еще слабы... — Сколько? — сказал Хальр, взмахивая клинком еще раз. Вопрос, в общем-то, был риторическим — клинок был идеально сбалансирован на два хвата выше крестообразной рукояти, и был раза в полтора легче стандартного цвайхандера. Прочность его оставалась под вопросом, но оружейник выглядел достаточно старым, чтобы дорожить репутацией. И достаточно опытным, чтобы с первого взгляда разглядеть заинтересованного покупателя. — Десять, — с непроницаемым выражением лица обронил оружейник. — Беру, — сказал Хальр, доставая кошель из-за пояса. Оружейник удивленно поднял бровь, недоверчиво осмотрел и попробовал на зуб каждую монету, которую отсчитал ему варвар, и уважительно качнул головой напоследок. — Хороший клинок. Долго послужит. — Скучать ему точно не придется, — ухмыльнулся Хальр, выбирая ножны попроще и поудобнее.
***
Бьернгримм успел привыкнуть к южному лету еще за время бытности простым наемником. После, уже после смерти и при Манахоре, объездив всю империю, он пообвыкся в ее разном климате. Но несмотря ни на что, Север был милее всего, и даже промозглая осень, встретившая их в родных краях, принесла свое отчасти ностальгическое облегчение. Впрочем, как и старая добрая песнь на родном языке — такая же знакомая, будто и не прошло трех сотен лет в спячке. И парни, ее певшие, тоже будто бы пришли из тех времен. Воистину сыны Севера. Оскалив зубы в ухмылке, которую одинаково можно было трактовать как приветственную, так и угрожающую, Хальр оставил переговоры Волку.
|
Вы не можете просматривать этот пост!
|
Вы не можете просматривать этот пост!
|
Дедом Морозом быть непросто. Даже в канувшем в лету двадцать первом веке на долю Деда Мороза выпадали нешуточные испытания — вытерпеть повторяющиеся по набившему еще в прошлом году оскомину сценарию пятнадцать-двадцать вечеров с поздравлениями детишек, и при этом одновременно сохранить праздничное настроение и не свалиться прямо в пороге следующей посещенной квартиры от убийственного перепада температуры "из мороза в тепло" на пьяную голову. В кибернетический век, в условиях выживания раннеров вообще и ТотБанды в частности участь Деда Мороза была вообще незавидной. Поэтому оставалось только гадать, как Пако оказался в его роли. Возможно, сказался внеочередной спонтанный спарринг со Смитом, в котором последний в очередной раз доказал, что из Пако вышел хороший учитель, и ученик уже вполне способен набить учителю морду. А возможно, повлияла прямая просьба Диктатора, которому Пако после последних событий не мог отказать ни в чем. Проблемы, представшие перед кибер-Дедом, имели те же корни, что и у Смита, занятого установкой новогодней елки: бюджет и время. А поскольку помимо костюма, Пако необходимо было обеспечить Банду символическими подарками, сербу пришлось напрячь врожденные мозги и имплантированные мышечные усилители, чтобы составить план покупок и перемещений по городу. Однако жизнь всегда вносит в планы свои коррективы, и в случае Пако это вполне можно было назвать Новогодним чудом. Стоило ему выйти за двери логова ТотБанды, как группа утырков, неверно сравнившая собственное количество с габаритами одного серба, одарила его с одной стороны бесполезной кучей барахла, а с другой, при внимательном и вдумчивом рассмотрении, полным комплектом подарков всем действующим членам ТотБанды. Для Мажора нашлись замечательные новенькие солнцезащитные очки, как оказалось, от упоминавшейся одной разговорчивой старушкой брендовой фирмы Люфиенто. Келли досталя стильный брелок-смайлик с дыркой во лбу, который то и дело менял цветовой спектр вплоть до инфра- и ультра- сегментов, пропадая из видимости невооруженным взглядом. Новенькая никелированная двухфутовая водопроводная труба на полтора дюйма сечения, ни разу не бывавшая ни в драке, ни в исполнении прямых служебных обязанностей, и даже за каким-то лешим перевязанная красным бантиком, досталась Джону. Симпатичный строгий черный галстук с самозавязывающимся узлом отошел Томми. Двумя билетами на концерт нейро-дополненного симфонического оркестра Пако закрыл вопрос подарка Руж и Морлоку. Чип с, насколько Пако мог судить, каким-то ладно скроенным самообучающимся вирусом с зачатками ИИ, по всей видимости мог понравиться Титану. Разукрашенный по неведомой современной моде во все цвета радуги комплект зубов вполне мог стать подарком Ым-Ыму. Пока Пако извлекал зубы, оказалось, что лицо у данного утырка являет собой хитрый мимический имплант, оторвав который "с мясом", серб решил вручить Фабиусу. Наконец, обнажившийся череп утырка навел Пако на мысль о подарке Диктатору, однако для этого нужно было немного поработать руками. Аккуратный бюст некоего "Виленина", эскиз которого Пако нашел в сети, вышел вполне презентабельным, разве что у инженера в процессе производства случился небольшой инцидент с огнетушителем.
— Срећна Нова Година, сероње.* — выдохнул серб, вваливаясь в комнату и вытряхивая под "елку Смита" мешок подарков. Перемазанный кровищей с ног до головы и со шматом белой "бороды" пены огнетушителя, лязгающий экзой и с энергомечом в свободной руке, Пако олицетворял собой истинного Деда Мороза современности.
-
Подарки радуют детишек :-)
|
-
Читать твои посты одно удовольствие. Шикарный отыгрыш, дико доставляет!)
|
-
У нас гости, так встретим же, блядь, по-царски! северное гостеприимство!
|
"Потерпишь", конечно же. Джа безучастно затолкал сигарету обратно в пачку. Снова прозвище играет с ним злую шутку, Серж не зря буравит пачку взглядом. Нет, сержант, извини, это не олицетворенная легенда про "Лаки страйк", это обычный говенный никотин, благо хоть натуральный, потому что табак спокойно и не напрягаясь растет на гидропонике. А то, что тебе скорее всего заранее не нравится, у Джа во внутреннем кармане, и полежит там еще, грея душу. Скользнул тем же безучастным взглядом, дежурно ухмыльнувшись в ответ на оскал Черепа. Ну хоть кому-то шутка зашла. Впрочем, плевать. Никто не любит одиночек, поэтому главное плавать на грани дружелюбия. Тогда никто не полезет тебе в душу. Хотя, возможно, для этого придется изобразить попытки залезть под униформу к Руби. Какая-то собака пробежала между ней и Виктором, оставив грязные следы на их возможных отношениях. Почему-то Джа представил себе Айзенберга, изменяющего Руби со своим миниганом, что и стало причиной размолвки. Не сдержал кривой ухмылки в итоге. Похоже, выкуренный вчера на ночь косяк давал остаточный полет фантазии. Альтернативой для демонстрации интереса к женскому полу была Мелани, всеми повадками "пассажира" напоминающая девчонку-бойскаута. Лишь бы под пули не лезла, мозги на фоне белокурых волос смотрятся некрасиво. В том, что они у нее есть, невзирая на цвет волос, Джа не сомневался, однако подозревал наличие некоторых особенностей мышления. "Слепая" азиатка, помимо воли Джа, вылетела из воображаемого списка даже в качестве гипотетического варианта, сравнившись по каким-то неведомым критериям сексуальности с миниганом Айзенберга. Кого же выбрать? Осознав, что всерьез начинает задумываться над этим вопросом, Нолан тряхнул головой. Да ну нахрен, парень, так ты еще и всерьез захочешь кого-нибудь склеить. История Гремучки на фоне размышлений пролетела мимо сознания. Пожалуй, к лучшему, потому что Серж прервал ее, не дослушав, и выдал Охренительно Важные Указания. Черт, похоже он тоже мерил команду по личному дерьмометру, и если ему пришлось выдать сентенцию о необходимости беспрекословного подчинения, они удачно набрали баллов эдак восемьдесят из ста. Вяло козырнув, Джа усмехнулся, услышав бойкое "сэр-есть-сэр" Мэлани. Великие Боги Вселенной, если вы есть, храните эту белокурую головку от лишних металлических предметов в голове, дабы не нарушить этот заповедник.
Прибытие вызвало внутри Джа легкое, едва ощутимое чувство предвкушения. Сейчас все слова путеводителей, брифинги и описания наконец приобретут визуальное подтверждение. И если пейзажи не подкачали, то вальяжное отбытие предыдущей команды свело на нет все тусклые искры радости и новизны. Они были расслаблены, неторопливы, сонны и ленивы. А значит, он сам будет таким через пару недель, когда вдоволь налюбуется опостылевшим пейзажем. Кажется, надо будет внести еще один критерий для ОСН — "чтоб нескучно".
На глаза попалась Мэлани, похожая на муравья, сражающаяся со своей поклажей. Неподалеку Серж перебрасывался словом с предыдущей сменой. Тоска лениво стучалась в обледенелые двери сознания. Она не спешила и не наседала, ведь впереди у нее хренова куча времени. Очень хотелось курить, но Серж сказал свое слово, а конфликтовать с ним — значило предпринимать какие-то активные действия. Мэлани в очередной раз опасно пошатнулась, перевешиваемая ящиком в руках. Ну, парень, ты же хотел изобразить интерес? — Какой черт вас сюда понес, мэм? — осведомился Джа тоном воспитателя, подхватывая коробку из рук Мэлани и уже жалея о проявленном благородстве — двойная поклажа была не такой уж легкой.
-
Хм-хм, крайне любопытные размышления) А вообще, доставляющий пост, посмеялась))
|
Щелк. Новое письмо. Он сам поставил этот звук на уведомления от заказчика. Глухой стук, похожий на падение деревянной бусины четок в руках древнего старика, которым он ощущал себя порой. Очередная точка в бесконечном колесе Сансары. Или сухой щелчок патрона, досылаемого в патронник затвором, короткий и завершенный в своей лаконичности. Иногда он представлял, как этот звук становится последним в его жизни. Ведь выстрела пистолета, вставленного в собственный рот, он наверняка не услышит. Щелк. И все, конец. И все же — нет. В очередной раз нет, в очередной раз еще одна работа. Условия не слишком важны — он оставлял ОСН, "Организации Свободных Наемников", достаточно критериев, по которым следует подбирать ему задания, и комиссия в десять процентов, которую он платил с каждого перевода в свой адрес, окупалась полностью. Только надежные заказчики, только реальная работа, требующая его умений, только фиксированная сумма. Он давно потерял желание торговаться о том, сколько стоят его таланты. А о том, сколько стоит его жизнь, он и не пытался думать. Щелк. Яркое пламя зажигалки лижет сигарету, в которой табак щедро перемешан с травкой. Вдох, дарящий мимолетное облегчение в голове. Миг просветления, когда тяжесть слетает с плеч, и ты можешь воспарить даже не птицей, но космическим сознанием, обозревая у своих ног всю Вселенную разом. Потом реальность вернется, и потребуется еще один щелчок. "Подтвердить". Планета VL-«Райгон» имеет весьма суровый климат – девять месяцев из тринадцати на ней царит зима. Также она имеет рельефный ландшафт – почти половина поверхности планеты покрыта горными хребтами и утёсами... Путеводитель не врал — иней холодным языком облизывал даже тройные стекла транспортника. Украдкой убедившись, что на него не смотрит, он с каким-то детским любопытством прильнул к стеклу, изучая дивный новый мир под ногами, который станет его домом на ближайшие две недели минимум, пока пройдет испытательный срок. Но поскольку этот срок для наемников его уровня в большинстве случаев является лишь формальностью, его пребывание здесь продлится несколько дольше. В конце концов, ОСН держалась на рынке благодаря надежной репутации что для заказчиков, что для исполнителей. "Получаешь то, за что платишь" для первых, и "Делаешь то, на что нанимался" для вторых — исчерпывающие и самодостаточные девизы. Вклады корпорации Фарлент высились над неприветливой местностью, сравниваясь в значительности с окружающими горами. Тысячи вложенных кредитов надежными опорами поддерживали основательное поселение — было видно, что корпорация решила остановиться здесь надолго. В описании планеты было что-то про ресурсы, однако он пробежался по ним взглядом, не вникая. Не его дело. Щелк. Опоры транспортника выдохнули, представляя новому обитателю планеты ступить на холодную землю. Новая команда. Дежурное "Рядовой Джаккарт Нолан прибыл в ваше распоряжение" — короткое, по-военному четкое. Такое не нравится только бандитским отморозкам, с которыми Джа завязал работать раз и навсегда после пары инцидентов. Тогда-то и сформировались четкие критерии для отбора заказов в ОСН. Джордан Баулер на отморозка похож не был, как и его команда, и это было бы хорошо, если бы не было настолько фиолетово. Джа завязал работать по дерьмовым заказам, но дерьмовая команда его волновала ровно настолько, насколько мешала в работе. Эта команда не выглядела дерьмовой, но... не более. Впрочем, шутке Руби он дежурно улыбнулся, окинув девушку заинтересованным взглядом. Он давно научился имитировать интерес к женщинам — полное безразличие не нравилось даже проституткам. Щелк. Заслон поднялся, транспортник рванул в холодную неизвестность, скрипя траками, увозя команду и "пассажиров". Пассажирами Джа по привычке именовал всех небоевых специалистов, при том что Мэлани, носящая гордую фамилию колонии, выглядела не просто небоевой, но катастрофически неуместной в этом суровом краю. И началось знакомство. Кроме Джа, новичками в команде числились азиаты с частично арабскими именами — спасибо глобализации и интернационализации, но Серж первым ткнул пальцем в него. Джордан явно не ждал от него сухой информации, изложенной в резюме. Джа понимал, что его послужной список и биографические данные ничего не говорят о том, что он за личность. А личность важна для работы в команде, так что... ...так что Джа в общем-то было плевать, какое впечатление составит о нем Серж, поскольку его личное отношение к команде не заходило дальше критерия "отмороженности". И все же, промолчать было как минимум невежливо. — Здравствуйте, меня зовут Джа, и я наемник, — начал он тоном, которым обычно рассказывают о себе в группе поддержки чего-бы-то-ни-было. — Я наемничаю уже лет восемь, и никак не могу остановиться. Я пробовал все способы, чтобы слезть с этой дряни — служба в регулярных войсках, частные военные компании, личная охрана... ничего не помогает. Я подсел на это дело еще в молодости — в том захолустье где я родился, было просто нечем больше заняться. Поначалу мне это нравилось, как и всем, наверное — я мотался по галактике, наемничал там и здесь, разными способами, находил что-то новое. Но потом кайф ушел, и осталась лишь зависимость. Последний раз я продержался два месяца, но вот четыре дня назад ко мне на почту пришло предложение... и я не смог ничего с собой поделать. Я сорвался. Извините меня. Для поддержания шутки ему в конце нужно было изобразить рыдания, но Джа было лень что-то делать, поэтому он просто отвернулся в сторону. Покопавшись за пазухой, он выудил пачку сигарет, достал из нее никотиновую палочку и вопросительно глянул на Сержа.
-
Ух, какая красота) Пишешь нереально круто. И отыгрываешь соответствующе. Мне уже очень нравится персонаж, интересно, как раскроется в процессе игры) И отдельное спасибо за аватар ;) Любоваться буду
|
Жить — как много в этом слове переплелось для отдельно взятого Димона. Горелый демон исполнил обещание, оставив ему жизнь, и отправив наконец в милосердное забытье хорошим, под стать Коляну, ударом в голову. Димон пришел в себя со вполне знакомым каждому ощущением "лучше бы я умер вчера", однако причины данного состояния возводили его в энную степень боли. Болели, прежде всего, отрубленные пальцы. Их утрата ощущалась острее всего, пусть даже Гиви перетянул обрубки и кажется прижег их чем-то, пока Димон валялся в благословленной отключке. Отсутствующие фаланги горели неугасимым огнем потери — им больше не сжиматься вокруг рифленой рукояти оружия, граненого холода стеклянного стакана с ледяной водкой внутри, или даже мягкой и теплой женской груди. Их не было, и вернуть их было невозможно. По сравнению с этим рана в бедре от ржавого тесака, кипящая мигрень в голове от сотрясения, которым его, похоже, напоследок наградил Стерном, и выворачивающие наизнанку попытки организма избавиться от той дряни, на которой был замешан Анечкин коктейль, были лишь дополнением, хоть и весьма неприятным.
— Чё? — прохрипел Димон, понимая, что услышал все слова вопроса, который задал Гиви, но не смог сложить их в осмысленное предложение. Вопроса Гиви Димон поначалу не понял, потому что был слишком занят тем, чтобы не сдохнуть. Помимо этого занятия, в его голове заезженной пластинкой крутилась фраза, брошенная Стерномом перед чернотой, накрывшей Пятачка — до тех пор, пока ответ на этот даже-не-вопрос не отпечатался в измученном мозгу кристальной четкостью. "Да, ска, ты прав. Даже не начало." Это действительно было даже не начало. Это было знакомство, встреча, рукопожатие бойцов на ринге, и если Димон отчего-то решил, что на этом рукопожатии все и закончится — то он, как говорил их прапор, "сам себе злобный Буратино". Потому что за рукопожатием, обменом приветствиями, рукоплесканиями и взмахом рефери следует раунд. Тяжелый, изнуряющий, наполненный мгновенными решениями, от которых зависит сразу все, необходимостью выкладываться на полную каждую сраную секунду, а еще — болью до бровей. И если твой оппонент не новичок, глупо надеяться положить его нокаутом с первого же удара. Но что самое важное — за первым раундом следует второй. И третий. И пятый. И двенадцатый. Эта мысль стала тем самым психологическим обезболивающим, которое заглушило наиболее болезненные страдания Димона. Отсутствие пальцев и куча ран, которыми обзавелась его ценная тушка, не шли ни в какое сравнение с тем фактом, что он был все еще жив. А значит, все действительно даже не началось.
Со стоном облегчения и боли он вернулся в реальность раздолбанного ведра, которое вел Гиви по не менее раздолбанной дороге, и наконец услышал вопрос, который высокогорный друг повторил, кажется, уже не один раз. — Нормалек, — хрипло выдохнул Димон наконец, откидываясь на сиденье и скаля окровавленные зубы. — Обязательно еще пойду.
-
До скорых встреч;) Выздоравливай))
-
|
Бросаясь в свою последнюю атаку, Пятачок искренне верил, что жизнь его — лихая, удалая, куражная, где-то веселая, а где-то грустная, в общем, как гласила известная поговорка "какая-никакая, но своя" — закончилась. Он был готов провалиться во тьму, исчезнуть в небытие или чё там еще приготовили, не суть важно. Это был чистый порыв, стремление души, и перечить ему логическими доводами не пристало. Но в основе этого самоубийственного броска лежал еще один немаловажный факт: Димон не любил, чтобы его ценную тушку трогали. Пулевые ранения еще куда ни шло, хотя и они были весьма неприятны, но травмы, полученные в рукопашных схватках — увольте. Не для того Пятачок коллекционировал волыны. И хотя по молодости случались, конечно же, потасовки, и выхватывал Димон в хлебало, и сам раздавал на пару с Коляном, но все же волыны были куда предпочтительнее ввиду отсутствия прямого телесного контакта с противником — а противника, соответственно, с его телом. Поэтому, после того как Харди подцепил его на манер свиньи для предстоящей разделки, Димон не отключился только и исключительно благодаря Анечкиному коктейлю, который теперь играл с ним злую шутку — боль была ужасающей, невыносимой, выжигающей мозги, но все еще недостаточной, чтобы отрубиться. От пробитых крюком предплечий из глаз текли слезы, торчащий в ноге тесак заставлял сорванные связки тоненько сипеть. А связки Димон сорвал еще тогда, когда его пальцы отделились от тела. Видя, как они удаляются от него, оставаясь валяться в паре десятков сантиметров от пистолета, пока Харди тащил его самого к лестнице, Димон выблевал на пол все, что можно было выблевать из желудка. Дальнейшее перемещение на крышу отметилось только бесчисленным количеством ступеней, от ударов о которые хрустела эмаль на зубах. По сравнению с этим ожоги, полученные от затухающего пламени собственной Зорьки, были сущей мелочью. Нельзя было сказать, что Димон пришел в себя только на крыше — скорее, он вернулся к осознанию реальности, от которой пытался стремительно убежать в забытье и не мог. Стоя на коленях, он с трудом сфокусировался на хриплом голосе, доносящемся откуда-то сверху, и потратил немало времени, чтобы въехать в смысл. "Пошел ты, гнида!" — возопило все естество Димона, израненное, искалеченное и подогретое чувством мести за Коляна, которое собственно и привело его к этому не самому радужному финалу. Но Димон молчал, позвякивая цепью от болезненнных судорог, которые колотили все его тело. Молчал и плакал. Потому что Димон очень не любил, когда его ценную тушку трогают. И пусть построение фразы обгорелого демона сулило еще большие муки для дальнейшей жизни, сам факт ее наличия сулил большую целостность тушки, нежели прекращение страданий. Чертов Анечкин коктейль, если бы не он, все было бы намного проще. — Жить, — тихо просипел Димон, продолжая всхлипывать.
|
Верный Урал сорвался с плеча, принося двойное облегчение — избавляя от немалой тяжести, и даря осознание того, что если бы не он, летел бы сейчас Димон с хренадцатого этажа, болтаясь на цепи в руке очень прочного ублюдка. Димон такой прочностью похвастаться не мог, поэтому, услышав глухой удар, возвестивший об окончании падения Стернома и Урала, вздрогнул и поежился. Пронесло на этот раз, мля. Однако стоять посреди лестницы, размышляя о тщете всего сущего, как какой-нибудь терпила последний, не стоило — тяжелые шаги, донесшиеся снизу, намекали на то, что все только начинается. Димон огляделся в поисках путей к отступлению. Наверх бежать было бессмысленно — летать Пятачок умел, но только вниз. А снизу к нему поднимался гребаный терминатор. Повертев головой, Димон рванул в боковой коридор, обрывая по дороге занавески, заменявшие здесь двери, и спотыкаясь о доски, исполнявшие те же роли. Димону было страшно. Это был не тот липкий животный ужас, от которого холодеют ноги и опускаются руки, а хороший адреналиновый страх, от которого кровь быстрее бежала по жилам и очень хотелось жить. Пожалуй, в этом не было особой заслуги характера Димона, поскольку в его крови плескалась "гадость-кола" Аннушки, а в компоненты боевого коктейля наверняка входили какие-нибудь психостимуляторы. Впрочем, Димон сейчас был согласен и на эффект плацебо — жить ему хотелось вполне натурально. — Не плачь, любимая, не навсегда! Забрали на зону меня мусора! Я срок помотаю, по УДО скошусь! Легавую суку сожгу и вернусь! — неожиданно даже для себя заорал он во всю мощь легких. Сгустившийся в желудке страх вышел мощным речитативом, отдаленно напоминающим музыкальное песнопение. Этого было достаточно, чтобы в голове слегка прояснилось. Димон резко тормознул, заканчивая свое бегство, очень похожее на паническое, и сворачивая в ближайшую комнату. Пинком ноги отодвинув кусок толстой фанеры, заменявшей дверь, он оглядел грязное помещение. Облупленный линолеум на полу и дырявая штукатурка на стенах, жалкие останки мебели, разбитая стенка в санузел, за которой виднелся обшарпанный край поставленной на попа чугунной ванны — и окно. Точнее, обгрызенный временем и нищетой оконный проем с тряпкой, развевающейся на сквозняке. Вполне достаточно. Димон развернулся и вторым пинком выдвинул кусок фанеры в коридор, вставая за ним. — А мы танцевали с тобой под луной! Кидали лохов на Ямской и Тверской! И, мля, не забуду тебя никогда! И знаю, родная, дождешься меня! — старая дворовая песня рвала легкие, изгоняя остатки страха. Димон знал, что Харди быстрый, а Зорька, как ни была она волшебна по воздействию, все же не была мгновенной. Поэтому, сдернув крышку с тубуса, он прицелился в верхнюю перекладину проема, ведущего на лестничную клетку — даже если Стерном успеет среагировать, будет неважно, рванет ли он вперед или назад. Объемный взрыв достанется ему в полной мере. А дальше останется только успеть самому добежать до ванной, прикрываясь фанерой от ревущего за спиной пламени, и пересидеть там, пока огонь будет рваться на воздух через окно.
-
летать Пятачок умел, но только вниз. :D Ну а вообще не стоит так пугаться, вон Харди тоже только вниз летать умеет;)
|
|
-
-
-
-
-
Прекрасен до последнего патрона)
-
|
-
, и даже принять близко к сердцу. Или в голову, если леди предпочтет целиться повыше
Смачно)
|
Время сухим песком утекало сквозь пальцы. Оно хрустело на зубах, лезло в глаза выжигающим пламенем светодиодов циферблата, и забивало глотку так, что мечты о глотке прохладной воды становились похожими на религию — со своим божеством в виде центрального водоснабжения, ритуалом поворачивания крана и жертвенным алтарем прозрачного до невесомости стакана. Конечно, время на самом деле могло точно так же вонять жеваной резиной, но эти ощущения еще в прошлый спарринг выбил из него Смит, за что Пако был ему все еще благодарен. Песок хотя бы не имел запаха. Бой, в который ТотБанда ввязалась с легкой руки новой пассии — пардон, уже вполне себе определенной миссис Малкович, — стал тем самым вожделенным глотком воды. Пако не слишком вдавался в детали, кого и зачем они едут бить на этот раз. Это была возможность отвлечься, скоротать ожидание, наполнить его грохотом орудий, треском ломаемых костей, всплесками крови из отсеченных конечностей, визгом пуль и шипением лазера над головой, тяжелым стуком осколков бетонных перегородок. Это было как раз то, что было нужно Пако. Скорее всего, именно поэтому он слишком увлекся. Зашел вперед, давая волю накопившейся ярости и выплескивая ее на лезвие энергомеча, давая себе размах и пространство для маневра, и оставляя на свою же долю побольше противников. Вряд ли один заряд дроби, часть из которого приняла на себя экза, мог его остановить. Вряд ли это смог бы сделать и следующий, полученный уже в спину, после того как первый стрелявший утырок получил свой дробовик себе же в глотку по самый приклад. Но когда к этому прибавилась пара очередей из тупоносых автоматов, а обезумевший полуголый здоровяк воткнул ему под ребро невесть откуда взявшийся вибронож, больше заслуживавший названия "вибро-тесак" — бушующее пламя ярости Пако несколько притушилось. Болью. Он пришел в себя, валяясь на полу в куче уже безжизненных и стремительно умирающих тел. Стены в комнате были забрызганы кровью до потолка, а с оконного проема свисала чья-то нога. Даже поверженный, гигант был им не по зубам. Через несколько секунд его уже тащил куда-то Ым-Ым, натужно гудя сервоусилителями экзы, а через мгновение к нему присоединился Диктатор. Следующие несколько минут Пако молча скрежетал зубами, пока ловкие пальцы медиков команды пичкали его уколами, от которых закипала кровь и плавились мозги. Затем Морлок наскоро прилепил к его экзе пару бронепластин взамен оторванных, и серб снова вернулся в строй. Стрелять из пулемета было не так весело, как рубить врага в кровавую кашу. Но словосочетание "не так весело" в данном случае не имело сравнительной степени — это было совершенно другой вид удовольствия. Тяжелая машинка, выплевывающая хренову тучу свинца в секунду, вызывала в душе Пако ощущение безмятежности и спокойствия. В рукопашном бою он действовал на рефлексах, почти целиком отдавая себя в руки навыков, инстинктов и боевого процессора, погружаясь в каждую отдельную дуэль на доли секунды, и так же быстро "выныривая" обратно, чтобы оценить ситуацию и переместиться к следующей схватке. Здесь же, ведя огонь на подавление, и зная, что из его выстрелов попадает в цель в лучшем случае каждая двадцатая пуля, он мог позволить себе созерцать бой как интерактивную картину. Нужно было лишь не забывать сменять позиции согласно указаниям Диктатора, да стараться накрывать огнем первоочередные цели — снайперов и ублюдков с гранатами. Доносящиеся из глубин домика крики свидетельствовали о том, что миссис Малкович тоже не теряла времени даром. Закончилось все достаточно неожиданно. Пако воткнул свежую ленту, принесенную Томми, в пулемет, опер сошки на подоконник и вдруг понял, что стрелять больше не в кого. Где-то на флангах еще грохотали оружием товарищи по Банде, но перед ним раскинулся пустырь, усеянный трупами чуть ли не до горизонта. Едва заметно шевелились тяжело раненные, неслышно кричали истекающие кровью, и едва заметно дрожал воздух над горячим стволом пулемета. Сегодня здесь умерло очень много людей, и Пако не испытывал по этому поводу ни малейших угрызений совести. Впереди еще была тяжелая работа по сбору трофеев и отправке их на оптовую продажу. А потом Диктатор мимоходом сунул ему в руки распечатку какого-то счета. Пако машинально пробежался по нему взглядом, не слишком вникая в смысл, но зацепившись за слово "Кипр", перечитал еще раз, вталкивая в мозг смысл прочитанного сквозь загрохотавший в ушах пульс: Стоимость заказа: 300.000 Транспортные расходы: 21.000 Итого: 321.000 Место отправки: Кипр Место доставки: Нью-Вашингтон Платеж принят, ваш заказ отправлен. Комментарии к заказу:
Приятно иметь дело с человеком, который держит слово. Если понадобится что-то еще, обращайся! :) Внутри Пако с натужным звоном распрямилась пружина, находившаяся в напряжении уже очень давно. Не в силах вдохнуть, он оперся на стену, сжимая в руке вожделенный клочок бумаги. Мир перед глазами расплылся мутным пятном. Малика ехала домой.
|
|
Викаш развернулся к вошедшему и медленно пошел к нему, отбрасывая ненужные более вещи в руках вместе с человеческим обличьем.
Разговоры:
Викаш Чанделл Azz Kita 21.11.16 09:59 — Похоже, ты заблудился, Свен. Голос Викаша был все так же тих и слегка виноват, но индиец перестал запинаться, будто страх наконец отпустил его. — Ты все время ратовал за то, чтобы ходить всем вместе, а теперь остался один. Как так получилось? Лицо Викаша не изменялось, но тело неестественно подергивалось, будто под одеждой охранника поселился клубок змей.
Свен Горан Эрикссон Hatchet 21.11.16 10:23 - Я устал, - горько признался швед, - Устал уговаривать их, убеждать и постоянно натыкаться на непонимание. Возможно, я повел себя неправильно, начав диктовать им действия и практически лишив возможности выбирать и ошибаться. Может быть, мое отсутствие пойдет им только на пользу. Эрикссон, казалось, и сам не верил в то, во что говорил и понуро опустил голову на последнем предложении. Но потом Свен встряхнулся и посмотрел на Викаша с прежней искрой в глазах: - Но и ты тоже хорош! То есть вот это и есть твой план? - полярник указал на лежащие на полу запчасти, - Чтобы мы все сами сдохли от скуки?
Викаш Чанделл Azz Kita 21.11.16 11:03 — Должен сказать, что ты все сделал правильно, если хотел спасти всех. Беда лишь в том, что спасти часть было бы проще, и имело куда больше шансов — убедить их, и повести за собой. А теперь, когда у каждого есть оружие и ворох подозрений, без твердой руки они с удовольствием перестреляют друг друга. Викаш глянул на бардак, который собственноручно устроил, и пожал плечами — или тем, что сейчас заменяло ему плечи. — Я видел в каком состоянии сейчас вертолет. Также я сломал метеостанцию, и планирую уничтожить генератор. А с этим, — он показал на запчасти, разбросанные по полу, — каждый, кто захочет что-то починить на станции, теперь будет иметь шанс измениться. Стать частью чего-то большего и начать жизнь заново. Ты тоже можешь, если желаешь. Не дожидаясь ответа, словно зная, что Свен все равно не согласится, Викаш спросил: — Не знаешь, кто последний стрелял? Просто интересно, не был ли мишенью старина Уайт.
Свен Горан Эрикссон Hatchet 21.11.16 11:37 - Не знаю, - пожал плечами Свен, - Подозреваю, что Рональд застрелился... А твое предложение я, естественно, не приму. Швед вздохнул и потянулся к карману.
-
Душевный разговор со злодеем, что может быть лучше?
|
Скорее всего, сейчас я умру. Я не уверен, чья это мысль — моя собственная, или Джона Сабика, патрульного, холостого, бездетного и не оставившего в истории о себе хоть сколь-нибудь значимого следа, кроме выдающихся баллов в зачетной ведомости по стрельбе из табельного оружия. Хотя нет, наверняка его имя будет фигурировать в конце концов в новостях, касающихся стрельбы в кафе "У Молли". Вряд ли это тот след, о котором мечтал бы Джон. Впрочем, меня самого эта мысль не слишком пугает. Я принимаю ее, как констатацию факта, как один из возможных вариантов развития сценария. Он вписывается в рамки импровизации, ведь смерть — это неплохой сюжетный ход. Я с трудом успеваю разгадать маневры моего противника. Не видя его глаз и лица, я могу лишь по малейшим движениям предполагать, куда последует удар. Глаза — зеркало души, и словно в насмешку над этой избитой фразой я вижу лишь собственное отражение в блестящей и непроницаемой поверхности забрала мотоциклетного шлема. И с каждым ударом он становится только быстрее, не зная усталости, а я... что ж, я все еще так же быстр и ловок, но я слышу собственный пульс в ушах, и легкие мои скоро наполнятся жидким огнем. Гонка со временем не в мою пользу, но мне не надо слишком много. Я смотрю прямо в шлем моего противника, отмечая его движения краем глаза. И в какой-то момент я проваливаюсь в эту чернильную темноту, заполненную отблесками пламени, взметаемыми хлопьями снега и моей собственной фигуркой, которая пляшет в этом рукотворном аду...
Видение проходит сквозь меня, выбрасывая обратно в реальность, и оставляя кучу вопросов и ни единого ответа. Что это было? Действительно ли это был я? Кто была та женщина? Почему я должен был ее убить? И она — меня? Ворох вопросов кружится в моей голове не хуже метели, которая бушевала вокруг "Форда", несущегося сквозь снег, еще полчаса назад. Это отвлечение едва не стоило мне жизни, поскольку мой соперник не оказал мне чести побултыхаться в дебрях шуток собственного сознания. Я отшатнулся, едва избежав удара, который разделил бы меня на два не очень равных Джона Сабика — но именно это позволило мне подойти к распахнутому зеву капота на расстояние вытянутой руки. Мне нет нужды пытаться попасть шипами в моего противника — лента без защелки развернется менее чем за секунду, но зеленоглазому убийце этого времени хватит, чтобы разделать меня как свинью, добраться до Дианы, и после всего он, пожалуй, успеет заварить себе чаю. Мне надо лишь поставить ленту между ним и собой, чтобы он счел ее достаточно опасной и решил разрубить, как поступил с тросом до этого. Остальное сделает мощный аккумулятор, отличная проводимость стали, и мокрый снег под его ногами. А мне останется только повторить свой последний маневр — уклониться за долю секунды до смерти.
-
Жаль прощаться с веткой. И персонаж мне очень нравился. И по поступкам, и по интересно оформленной квенте. Спасибо за игру.
|
— Димон, слышь, ну ты это. Если чё надо, мы ж тут, мля!.. Братва негромко гудела, пытаясь небогатым словарным запасом выразить глубину эмоций. Хлопки по плечу, рукопожатия, крепкие мужские объятья, тяжелые вздохи, сдержанный мат. Ничего нового. — Дмитрий Иванович, примите наши соболезнования... Это уже из числа деловых партнеров. Приехали отдать дань, почтить память и все такое. Новости, ска, быстро разлетаются. Некоторые наверняка попытаются раздербанить бизнес, но Колян был не из тех, кто кладет все яйца в одну корзину. Империя, мля, не утонет. — Дмитрий, голубчик, вы уж держитесь... Это тоже деловые партнеры, но другого толка. Колян мог говорить с ними на равных, невзирая на возраст, прочим такой чести не окажут. Важные люди. Галдеж не унимался. Возле гроба становилось душно и тяжело, причем не только от атмосферы — прохладный воздух Нью-Рейвенвудской осени влетал в распахнутые окна "Березки" и бесцельно исчезал в сотне охочих до свежести легких, не в силах хоть чуть-чуть разогнать атмосферу. Последняя осень для хорошего пацана, мля. К тому же с улицы тянуло куревом — дорогие сигары "костюмчиков" вперемешку с дешевыми папиросами ребят попроще. Хотелось выпить, но пока было нельзя. Оставалось терпеть и пинками гнать от себя черную дыру воспоминаний.
— Колян?! Колян! Товарищ лежал в подлеске с развороченной грудной клеткой. Дутый пуховик пестрел белесо-красными хлопьями, снег под телом темнел от крови. "Клиент" прихватил с собой обрез в рукаве, Димон — ПМ за поясом, а Колян — доброе слово и пудовый кулак. Вот только долго разговаривать "клиент" не стал, а из рукава стрелять было куда сподручнее, чем вытаскивать чуть теплый пистолет из штанов. Димон, конечно, тоже попал, три пули, последняя в голову, да только Колян еще до сухих хлопков Макарова исчез. Мужик, которого они собирались прессовать, просто поднял руку, пряча вторую за пазухой — как фокусник, ема — потом полыхнуло и Колян стремительно улетел в ободранные зимой кусты. И теперь лежал там недвижимый, а снег под ним все темнел и темнел... А ведь выжил тогда. Хер знает как, но выжил от дуплета в упор, дотянул до районной больнички, куда Димон вволок его на плечах, оставляя кровавый след от заднего сиденья "ваза", на котором они тогда рассекали, и до стойки регистратуры. Дотянул до капельниц, коагулянтов и стероидов, которыми его накачали прямо там, на грязном полу приемной, пережил перевязку и адскую гонку в "скорой" до областной хирургии, пережил операцию, реанимацию и интенсивную терапию. Пережил, и через месяц глушил разбавленный спирт на проводах Димона в армейку, ради которых слинял тогда из больницы, перемахнув через забор, хотя все говорили, что он и ходить-то не сможет после такого... Выжил тогда, ска. А сейчас — не выжил.
— ...да святится имя твое, да пребудет царствие твое... Молитва лилась фоном, минуя сознание Димона. В голове мутным туманом стоял единственный стакан водки, который он вчера опрокинул вечером по наказу Ивана Борисовича — аккурат перед тем, как попытаться отойти ко сну. Не вышло, водка ухнула будто в пропасть и пропала, Димон отстоял всенощную не сомкнув глаз и глядя на лицо братана — уже слегка осунувшееся, но все еще вполне живое, ведь развороченную шею прикрывал воротник дорогой рубашки с аккуратно повязанным тонким черным галстуком. Сейчас на атласе галстука играли солнечные блики, а Колян готовился опуститься туда, куда раз за разом опускал своих особо несговорчивых оппонентов. Шесть футов под землю, как говорят здесь, в Америке. — Подождите. Димон хрипло уронил слово, шагая вперед. Рабочие кладбища замерли, не успев еще даже пропустить шелковые белые ленты под гробом — спорить с русскими не хотел никто, это был вернейший способ составить покойному компанию. Только безразмерный поп, выписанный из-за моря по такому случаю, нахмурился было, недовольный что его прервали, но кто-то из братвы наклонился к его уху и принялся шептать объяснения. Подойдя к Коляну, Димон достал из кармана перстень. Простая алюминиевая гайка с печаткой в виде короны, они нашли ее в мусоре еще совсем мальцами голожопыми, и даже подрались за нее, пытаясь решить, кому она достанется. Колян победил, и ходил самый крутой целую неделю, хотя гайка падала даже с большого пальца. Потом он нацепил ее на шнурок и носил на шее, пока не подрос достаточно, чтобы надеть нормально. И с тех пор, как печатка у него появилась, стал он меняться — незаметно и исподволь, будто питала она его силой неведомой. Настоящей такой силой, пацанской. Финалом стало шоу, в которое Колян угодил по незнанке, а вышел из которого богатым как олигарх, и непростым, как... как Колян, ема. — Держи, братан. Вдруг пригодится еще... там, — прошептал Димон, надевая Коляну перстень обратно. После чего развернулся и зашагал к машинам.
Мобила Коляна пронзительно пиликала треком из "Бумера". Классика, ема. Рядом с мобилой стоял стакан водки и пистолет, обнаруженный в кармане пальто Коляна — странное оружие с удлиненным стволом под девятимиллиметровый патрон. Больше на столе не было ничего, и никого не было рядом с Димоном в "Березке" в четыре часа утра после поминок. Лишь где-то в подсобке жужжал полотером безымянный китаец, который в одиночку обслуживал Борисыча в плане уборки. Димон взял стакан, залпом опрокинул его в себя, шумно выдохнул и снял трубку. — Але. Нет, не Николай. Дмитрий, его друг и партнер, на. Принимаю дела за него... Объяснять каждому позвонившему, что произошло с Николаем, и что будет дальше с его бизнесом, Димону, в общем-то, никуда не уперлось. Он хотел одного — надраться так, чтобы забыться вконец. Поэтому отвечал он по возможности кратко, пускаясь в объяснения только для "важных" людей. Шишек помельче он отправлял к старшим на местах, а мелкую шушеру и вовсе слал нахер прямым текстом. Не убудет. Закончив очередной разговор, Димон сфокусировал мутный взгляд на пустом стакане. Он не был пьян в прямом смысле этого слова — мозг, чтоб его, все еще вполне соображал, лишь периферия сбоила. После третьей неудачной попытки подняться на поиски следующей бутылки он бессильно рухнул на диванчик и перевел взгляд на ствол. Одно движение, на, и все. Ващще все. Димон медленно протянул руку к пистолету, глядя как пальцы преодолевают покрытую пятнами равнину из лакированного дуба. Неожиданно вместо пистолетной рукояти в его руке оказался стакан, куда кто-то плеснул водки — немного, на два пальца. Подняв взгляд, Димон увидел улыбающееся лицо китайца. Среднего возраста, похожий на лоточника, владельца суши-кафе или продавца пряностей, как и все китайцы, он смотрел на Димона добрым и вежливым взглядом. — С...пасибо, — выдохнул Димон, выпивая. Китаец одобрительно закивал и сел напротив, оперев полотер рукоятью на соседний стул. — Водка в лот — холосо. Пистолета в лот — плохо, — изрек он поразительную по своей глубине мысль. Димон было нахмурился, чтобы послать китайца по нужному адресу, но вдруг ощутил неизъяснимое внутренне облегчение. Тоска по погибшему братану, черной завесой укутавшая его сознание, неожиданно сдала позиции. Димон охреневшим взглядом уставился на китайца, который тем временем осторожно взял в руки пистолет. Тонкие пальцы пробежались по поверхности, ощупывая выступы, а взгляд узкого разреза глаз внимательно осматривал детали. Неожиданно ловким и уверенным движением китаец отщелкнул магазин, извлек из ствола пулю и поставил ее на стол перед Димоном. — Пуля — дула, — сказал он, будто изрекал велику истину. Димон на мгновение ощутил себя юным учеником, сидящим перед великим мастером где-то в высокогорном монастыре. — Но дай ей имя — и она станет умный. Димон открыл было рот, чтобы выдать сакраментальное "чё?", но китаец неожиданно поднялся, налил Димону еще водки, взял свой полотер и с загадочной улыбкой удалился. Ввиду состояния нестояния Димон не смог встать вслед за ним, и поэтому остался сидеть, провожая узкоглазого философа взглядом. Когда тот скрылся в полумраке "Березки", Димон посмотрел на пулю на столе, и достал из кармана перочинный нож.
-
-
-
Эх, душевный пост! Пускай земля будет пухом, мужику!
П.С. Чувствую что-то мощное намечается...
|
Какая дивная ночь. Дело даже не в обстоятельствах, наполняющих ее адреналином и смертью. Они, конечно, тоже играют свою роль, придавая вкусу ночи остроту и горчинку, но все же, если это единственные эмоциональные катализаторы, которые вы ощущаете — мне вас искренне жаль. Нет, дивность этой ночи кроется в отдельных лепестках снежинок, кружащих в потоках теплого воздуха над горящей фуры. Магия скрывается в облачках пара, выдыхаемых разгоряченными от волнения легкими Дианы. Волшебство шепчет свои магические формулы в рокоте рассекаемого невесть откуда взявшейся алебардой воздуха... "Нагинанта" — услужливо подсказывает слово память пересмотревшего восточных боевиков Джона Сабика. Дивная ночь. Теперь я со всей ясностью понимаю, что эта ночь может стать последней. Убийца слишком силен, слишком быстр, слишком... бессмертен, как поясняет Диана в своем отчаянном выкрике. Что ж, я понял это еще тогда, когда "Форд" мчал нас за пределы Саммерфила, рассекая ночь и метель, увозя подальше от угрозы и рисуя в перспективе сценарий роад-муви, перечеркнутый одним многотонным росчерком грузовоза. И информация о том, что ключ к нашей нынешней загадке — рассвет, вряд ли поможет мне сейчас. Но, возможно, она поможет Диане. — Увези ее, — коротко бросаю я безымянному водителю "БМВ". Это их шанс, пока я привлек внимание убийцы к себе. Всецело моя заслуга, которой я по праву могу гордиться, однако без дальнейшего плана она превратится в героическое самоубийство. Моя в некоторой степени отчаянная попытка пленить убийцу была безжалостно пресечена оружием в его руках. Острота его ярко продемонстрировалась на моем орудии пленения, рассекая его словно снег, а в следующее мгновение, едва ли не опережая предостерегающий крик Дианы, он оказался рядом. Кажется, я даже не заметил, как алебарда появилась в его руках — вот он выхватил продолговатую трубку, а через мгновение в его руках появилась полноразмерная нагинанта с едва заметным изгибом лезвия, бросающая обсидиановые отблески от горящей неподалеку фуры. Кажется, это теперь не самая большая моя проблема. К такому повороту событий я не был готов. И все же, не зря мне настолько нравятся импровизации. Сзади, в шаге от меня, все еще лежала свернутая металлическая шипованная лента. И если сталь не была способна остановить моего визави, возможно, это мог сделать единовременный шоковый заряд под тысячу ампер, обеспеченный усиленным аккумулятором "Форда". Все, что мне нужно было сделать для этого — уклониться от первой атаки и добраться до ленты и второй клеммы. Не так уж и много, правда?
|
Пробуждение, прямо скажем, было не самым приятным. В голове легкий церковный перезвон, во рту будто перегон на три тыщи голов ночевал и при том всю воду высосал, а в глаза солнце светит так, хоть ты их и не открывай вовсе! С другой стороны, легкий церковный перезвон — это вам не паровозный гудок все же, сушняк во рту не на пустыню претендует, а солнце в глаза светит — это даже хорошо! Это значит, в первую очередь, что глаза вообще открываются, а не заплыли намертво. Так-то. Но проснулся-то Патрик не от солнца, близкого к полуденному. Уж в этом его чутье пока еще не подводило, несмотря на галлоны спиртосодержащих жидкостей, которые он поглощал. Так что, завидев на фоне яркого солнца темную фигуру, Патрик споро продрал глаза, поправил шляпу и принял вертикальное положение. Из этой позы визитера стало видно гораздо лучше, равно как его могущественные усы, под стать собственным Патрика, так и внушительный "Винчестер". Считать Патрик умел неплохо — не зря в далекие молодые годы имел собственный бизнес, пусть и недолго. Поэтому сложить одно к одному тоже получилось достаточно быстро: шумное свое прибытие в городок, название которого не удостоилось чести задержаться в голове Патрика — зато сам Патрик удостоил городок чести задержаться в нем; достаточно громкое недельное пребывание, во время которого Патрик успел сменить две работы, надоесть местным настойчивыми нотациями о пользе благотворительности, и стать завсегдатаем салуна; и, собственно, последнее рабочее место, с которого Патрик с треском вылетел за неподобающий вид и нерабочее состояние, а через две минуты вернулся с револьвером и затребовал компенсации за досрочное увольнение. Компенсация тем же вечером осталась в кассе салуна, а сам Патрик заночевал на заднем дворе своего последнего рабочего места. Итоговая сумма получалась неутешительной, и вполне определенно характеризовала намерения мужика с ружьем. Но Патрик был полон решимости покинуть это место по своей воле и на своих ногах, поэтому, прочистив горло, собрался подробно и обстоятельно пояснить джентльмену нюансы последних событий, ввиду которых бить Патрика, а уж тем более стрелять в него, нет никакой надобности... — Хрена тебе лысого, — сказал Патрик к собственной неожиданности и запоздало добавил, — ...уважаемый сэр. Оправдательная речь не задалась с самого начала, при том, что незнакомец еще даже ничего не сказал, а Патрик уже сказал слишком много человеку с ружьем, которого видел впервые в жизни. Вздохнув, Патрик состроил решительную морду лица, понимая, что назад дороги уже нет, и прищурившись, вгляделся в противника получше. Тень от остова дилижанса неподалеку манила обещанием прохлады — или хотя бы намека на него.
|
Время вновь тянулось жеваной резиной. Туман, царивший в ближайшем будущем, вонял палеными покрышками, и от этого привкуса хотелось блевать, запоем пить горькую, и блевать снова, но уже по другой причине. Безделье и ожидание поставили ярость, бурлящую в Большом Пако, на медленный огонь, поэтому, когда Смит предложил спарринг, чтобы обтесать свои навыки ближнего боя, Пако был готов броситься ему на шею. И сломать, но к счастью, со здоровяком этот фокус не проходил. — Бей, — сказал Пако, становясь напротив Джона. Они оба были без экзы, не обколотые дурью, и поэтому сейчас полагались исключительно на врожденные характеристики и приобретенные навыки. Ах да, еще на железо в теле, но без него в современном мире делать было особо нечего, хотя Мажор и его новая пассия успешно опровергали этот тезис. Смит ударил — простой хук справа, нацеленный сербу в лицо. Удар был достаточно медленным, чтобы Пако принял его на левое предплечье, отводя в сторону и одновременно чуть поворачивая корпус. Правая рука змеей вылетела вперед и костяшками пальцев впилась в нервный узел на внутренней стороне бицепса Смита. — Слишком медленно и слишком далеко, — прокомментировал Пако, опуская руки и возвращаясь на исходную. Оброненная фраза заставила его губы искривиться в мимолетной усмешке...
— ...Слишком медленно, и слишком далеко! Пако сплюнул пыль, лицом в которую его только что уложили, и рывком вскочил на ноги. Павле — низенький коренастый земляк со смешным круглым лицом — стоял перед ним на расстоянии вытянутой руки и улыбался, едва заметно покачиваясь с ноги на ногу. Он был бы похож на колобка из старой сказки, если бы колобок мог убивать людей голыми руками. Пако в очередной раз выбросил вперед кулак, стремясь стереть эту треклятую добрую улыбку с лица. Павле текучим движением изогнулся, пропуская кулак над собой, перехватил руку Пако и каким-то немыслимым образом пробросил огромного серба через плечо. — Пако, ти не слушаш ме*. Слишком медленно, но бог с ним, это железом можно поправить. Ты выводишь руку слишком далеко! Удар сильнее, да, но если ты промахиваешься, ти паднеш**! Пако действительно "не слушаш". Силясь вдохнуть — а удар о землю, от которого потемнело в глазах, выбил из него все дыхание — он пытался понять, какого черта он здесь делает. Во всем был виноват Горан, хотя слово "виноват" здесь не очень подходило. Он единственный, кто не пытался избавиться от "беснилого"***, сжигаемого бессильной яростью товарища, лишившегося самого дорогого в жизни. Это он свел его с Павле, обосновавшимся в Нью-Вашингтоне уже давно, и имевшего связи в ОАН. Теперь Павле, посмотрев на серба, собирался сделать из него эффективного раннера, приспособив к делу имеющиеся навыки и снабдив новыми нужными. Пако это было бы до лампочки, если бы не Горан. — Как ты собираешься освободить сестру? Как ты собираешься ее искать? Где ты, мать твою, денег возьмешь? Ты в Америке, земљак, здесь без денег делать нечего! — повторяемые раз за разом доводы в конце концов пробили стену отчаяния, которой Пако отгородился от внешнего мира, пожираемый изнутри огнем. И теперь он стоял (а точнее, регулярно валялся в пыли пустыря в Гетто) перед Павле, который был в полтора раза ниже и в два раза легче, и при этом швырял его как котенка. То, что Пако еще мог ходить после этих встреч, не было его заслугой — пальцы Павле, казалось, могли резать стальные канаты. Кажется, он в свое время служил в охранной службе корпорации Milkosz Industries, сформированной на базе правительственных войск специального назначения еще в те времена, когда правительства еще что-то значили на мировой арене. По крайней мере, арсенал приемов Павле, эффективности которым добавляли мышечные усилители, рос ногами где-то оттуда. — Вставай, вставай, успеешь еще належаться, — бывший Каратель с добрыми глазами протянул Пако руку...
—...Ово е добре****, — хрипло выдохнул Пако, силясь разогнуться после пропущенного удара в диафрагму. Смит оказался очень способным учеником, с лихвой дополняя недостаток скорости просто чудовищной силой. Пако даже позавидовал качественному железу в теле товарища по Банде. От голого рукоприкладства они уже перешли ко "взрослым" развлечениям с полюбившимися Смиту обрезками водопроводных труб, навесив на себя экзоскелеты, призванные защитить владельцев от серьезных травм. Пако показал слабые места в экзе, прикладывая усилие к которым, можно было достать "улитку через раковину". В любом случае, теперь серб мог быть спокоен за то, что некоторые "национальные" особенности ведения боя, переданные ему Павле, продолжат свое существование. Сам Павле сгинул на одной из операций ОАН, хотя Пако не был склонен верить слухам — уж больно хитрый взгляд был у земляка при их последней встрече. Пако сплюнул кровь из разбитой губы и посмотрел на Смита, потирающего распухшую переносицу. — В другой раз покажешь мне как из этого правильно стрелять, — он вскинул свою трубу на плечо на манер гранатомета, целясь в воображаемый ховеркрафт в небе. Прицел вышел кривоватый — диафрагма все еще отдавала тупой болью, не давая нормально выпрямиться. Пако был доволен, если не сказать что счастлив. По крайней мере, сегодня он сможет заснуть.
|
-
Как маршаллу, мне следовало бы поинтересоваться, что привело вас в мой город, но... учитывая обстоятельства, мне куда важнее знать, как быстро вы собираетесь его покинуть. Славно).
|
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
ты ж моя радость!
дал мне) остряк, да и не поймался черной
-
Снарядами =) блин чувак, ты меня порадовал этой теорией. И остудил всем пыл покинуть этот рай ))
-
Но для начала нужно было заручиться концептуальным согласием пилота.
Классный пост. Но эта фраза - просто вишенка на торте.
|
Томми напряженно вглядывался в маленький экран. Голоса ребят отражались на его лице улыбкой воспоминаний — ведь каких-то несколько месяцев назад главной проблемой их компании был Страшный Мистер Хилл. Ну и, разве что, тупые шутки Ронни, одна из которых даже здесь оставила свой след. Однако последовавший в конце записи смех заставил его лицо окаменеть. — Сукин сын... — едва слышно выдохнул он. Осторожно взяв камеру из рук Арли, он пробежался взглядом по кнопкам, отыскивая перемотку. Отмотав три-четыре секунды назад, он снова прослушал смех. А затем еще раз. — Сукин сын, — повторил он, наконец оставляя камеру в покое. — Почему-то мне кажется, что я знаю этого ублюдка. И Томми принялся рассказывать о сегодняшней партии в покер. Коротко и по делу весь рассказ занял не больше пары минут, ведь Арли не нужно было рассказывать о событиях в Старом Редстоне. Поэтому Томми, упомянув о том, что поделился произошедшим с Осборнами, вновь вернулся к сухому ветру и смене карт. — ...Я не видел, кто это был. Но та улыбка, жутковатая ухмылка, приклеенная к размытой фигуре — она чертовски подходит этому хохоту. Вот прям один в один. Замолчав, он осторожно попробовал чай. В это время в дверь в прихожую осторожно постучали, и в атмосферу мистического кухонного расследования заглянуло красивое женское лицо с доброй усталостью в глазах. — Привет, ребята, — сказала женщина. В этот момент из-за двери выглянула еще одна любопытная мордашка — годовалого младенца, сидевшего у нее на руках. — Я вам не помешаю? — Привет, мам. Мы уже скоро, — отозвался Томми. Конструкция его ответа подразумевала, что вторжение мамы будет однозначной помехой. — Мне нужно приготовить ужин, Том, — с мягкой настойчивостью сказала женщина. — Я все сделаю, мам. И на стол накрою, — Томми тут же вцепился в возможность продлить кусочек приватности в своем доме. — Ты передохни пока... да, это Арли, мы учимся вместе. А это Марта, моя мама. А это Эшли. Запоздало представив всех, Томми сделал брату "козу" и поднялся со стула, направляясь к холодильнику, спрятавшемуся в углу среди кухонных шкафчиков. — Привет, — Марта тепло улыбнулась Арли, и снова посмотрела на сына. — Спасибо, Томми. Котлеты в кастрюле на нижней полке, рис в верхнем шкафчике справа. Вари всю пачку, может что-то тебе на завтрак останется. Если Арли останется на ужин, запасные тарелки на нижней полке у раковины. Еще раз мило улыбнувшись, Марта вышла, плотно закрыв за собой дверь. — Извини, — пробурчал Томми из недр холодильника. — Теперь у нас еще минут двадцать... если, конечно, ты не хочешь остаться на ужин.
-
Чудесная, чудесная Марта.
|
Досадно. Промахнуться с такого расстояния по мишени размером с мотоцикл из дробовика... да, пожалуй чувство досады будет вполне уместно. Впрочем, я не позволяю ему захватить меня полностью, ведь это лишь очередной сюжетный поворот, да и собственно в мотоцикл я попал, пусть причинив ему вред куда менее значительный, чем планировался изначально. Что ж, вслед за чувством досады меня должно было постичь — разочарование? Горечь? Ощущение провала? Защитник, роль которого я сейчас исполнял, должен был чувствовать что-то из этого набора, ведь миссия, которую я взял на себя, близилась к финалу, причем совершенно не успешному. Комариный укус дроби, разорвавший шину мотоцикла, никак не мог помешать убийце закончить начатое. Диана стояла прямо перед ним, и, успев на личном опыте познакомиться с его меткостью, я знал, что он не промахнется. Время тронулось вперед, набирая скорость, но задолго до хлопка глушителя воздух где-то в стороне от меня разорвался другим выстрелом. Чертовски похожим на мой собственный Benelli M4, из которого я так досадно промахнулся. Бритоголовый водитель "БМВ", которого я списал со счетов, полностью сосредоточившись на убийце, оказался в нужном месте в нужное время. И с дробовиком в руках, что только добавляло весомости его присутствию на сцене. И, в отличие от меня, он не промахнулся, выбив седока из мотоцикла и отшвырнув его на снег по другую сторону полицейского "Форда". По всей видимости, убийца тоже списал его со счетов, за что и поплатился. Впрочем, аплодировать меткому спасителю Дианы не было времени. Я знал кое-что, чего не знал водитель — а именно, что дробь нашему "черному всаднику" была, невзирая на тавтологию, что слону дробина. Нужно было срочно действовать, не давая противнику форы. Хватать Диану, садиться в "Форд" и удирать в метель — вполне себе план. Вот только я не собирался больше бежать. Еще с того момента, как над перевернутой фурой расцвел пламенный цветок из моих рук, я решил, что больше не буду убегать.
-
Наслаждаюсь практически каждым постом.
-
А я, пожалуй, наслаждаюсь каждым) Вдохновляешь.
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
хи-хи, ты — домик, ахаха ой! прям как за пяточку пощекотал, ей-богу!
|
— Але, Колян?.. — Привет, Димон. Я уже в курсе. Сходняк в "Березке" через десять минут. Лови мотор, как подъедешь — не отпускай. Все, жду.
— Да, Димон, и прихвати "Настеньку". — Чё, серьезно все? — Пусть будет, там на месте разберемся. "Настенька" была весьма значимым элементом коллекции Димона: крупнокалиберная снайперская винтовка ОСВ-96 в модификации В-94 "Волга" могла доставить смысловое послание за три квартала прямо в мозг адресата, по дороге пробивая навылет танковую броню толщиной с ладонь. Поэтому заказ на "Настеньку" означал, что все реально может быть серьезно.
"Березка" гудела, но на нежный шепот ветра в листве ностальгического древа это походило мало. Братва была встревожена — наезд был вполне конкретный. Напряженности в атмосферу добавлял факт закрытого бара — Иван Борисович был человеком понимающим, сходняк в его кафе проходил далеко не первый, и ввиду серьезности вопроса братва должна была оставаться трезвой. Поэтому, позвякивая золотыми цепями и арматурой, братва эмоционально обсуждала произошедшее, строила нецензурные гипотезы и прочила страшные кары возможному виновнику. Такси с Димоном запарковалось у входа вторым рядом и замерло в низком старте. Пресловутое "шеф, два счетчика" от представителя русской диаспоры сулило водителю баснословную выручку, призванную компенсировать возможные проблемы, и отсутствие того самого счетчика в данном случае было только в плюс. Сам Димон, оставив багаж в такси, прошел в кафе и взглядом отыскал Коляна. Тот сидел за своим обычным столиком, но выглядел весьма необычно — вместо удобного тренировочного костюма он щеголял понтовым черным велюровым пальто с белым шарфиком. Неизменными оставались лишь кожаная кепка, которая на удивление не смотрелась диковато в сочетании с пальто, да начищенные до зеркального блеска туфли. — Садись, Димон, две минутки перетрем, — Колян подвинул стул. — Чё там с Толяном? — С Пушком? Да нормально, помят слегка, но оклемается. Тут проблема посерьезнее... — Димон присел и уже собрался было толкнуть речь о поруганной чести, как Колян жестом его остановил. — Не распрягай, Димон, я ж сказал, что в курсе. Толяну своему неустойку выкати для начала, чтоб по-человечески, за нанесенный материальный ущерб. Моральный чуть позже сочтем. Я тут кой-чего разузнал про нашего визитера... В общем, считай, началось наше знакомство с местными. Стерном Харди — слыхал? Экс-мент, между прочим. Сейчас он в больничке ошивается, поэтому мы подождем его дома. Я пойду покурю, а ты объяви братве, что сейчас все порешаем, чтоб не кипешили, и передай Борисычу, чтобы бар открыл. А то парни рванут скоро. — Лады, сейчас разрулю. А чё ты так приоделся? — С людьми общаться едем, Димон. Надо прилично выглядеть... для начала, по крайней мере.
— Ребята, а вы что, музыканты? Таксист, подбросивший Димона до "Березки", и затем принявший на борт второго пассажира, к середине пути решился нарушить молчание в салоне. Двое парней на заднем сиденье, один из которых погрузил в багажник чехол от гитары (собственно, с гитарой) и чехол от виолончели (собственно, с винтовкой), не отличались разговорчивостью. Задав свой вопрос, водитель после третьей секунды тишины, все больше похожей на гробовую, пожалел, что спросил. — Ага, — наконец отозвался тот, что был в пальто. — Я на ударных, а товарищ на волынке шпарит. Артисты-народники мы, мля. Таксист сглотнул и решил, что тишина в салоне была прекрасна сама по себе. Тормознув машину за полквартала до дома Харди, Колян наказал Димону занять удобную позицию с хорошим обзором, а сам направился в дом.
Уныло выглядящий домик напоминал фешенебельную усадьбу агроэкотуризма где-нибудь под Мурманском, причем в разгар сезона. Хлипкая дверь не могла задержать Коляна, который, обойдя дом в поисках трофейного вооружения, остановился в конце концов на кухне, где, сняв пальто, принялся заваривать себе чай — крепкий, черный, с сахаром.
-
Наглость - второе счастье? Что ж, заходи, гостем будешь;)
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
не больная, отличная! это шикарно блин, и я так вам рада, вам вот таким ребятам, разрабатывающим здесь матчасть наряду с мастером, прям умиляюсь спасибо)
|
Получив свой кусок окровавленного мяса, Сэм внимательно изучил его, прежде чем впиться зубами в краешек. И все же, каким бы отмороженным ублюдком ни был суперхряк, выросший внутри него, сам Сэмюэл Стивенс оставался парнем, который хоть и повидал ужасов войны, но все еще был двадцатилетним щеглом, который еще полгода назад топтал университетские лужайки на Большой Земле. Поэтому, когда вкусовые рецепторы его языка уловили металлическую тяжесть крови — чужой, человеческой — его вполне закономерно тут же вывернуло наизнанку. Выронив кусок гуковского сердца, Сэмми скорчился в спазмах, исторгая из недр своего желудка... ...чуть более, чем нихера. Морпехи слишком давно жрали в последний раз, чтобы от скудного армейского завтрака осталось хоть что нибудь. Положительным эффектом блевания было то, что мозги Сэма со щелчком встали если не на место, то уж по крайней мере на те рельсы, которые вели в нужном направлении. — Фу блядь... Вот уж точно, сам жри это говно! — Сэм согласно кивнул фразе, брошенной Томом. И тут же оправдался: — Не, сама по себе тема может и ничего, но бля, вот так, без соли, без приправ? Да ну нахуй.
***
Дорога домой была чертовски долгой. Весь путь в лодке Саманта проделал, обозревая единственным глазом цветастую зелень джунглей, настороженный, собранный, готовый стрелять при малейшем признаке опасности. И даже на базе, в окружении своих, под защитой бронетехники и тяжелого вооружения, червячок сомнения то и дело грыз его в подсознании: "А что, если сейчас все вдруг накроется пиздой?.." Он бессильно сжимал пальцы на оружии, стараясь не сильно привлекать внимание, но ничего не мог с собой поделать. Боль в утраченном глазу по сравнению с этим всепроникающим чувством паранойи была сродни комариного укуса. А дальше было только хуже. Оружие отобрали, и Саманта спал в лазарете с ножом под подушкой, который украдкой прятал туда каждый вечер. Это было единственное средство, которое позволяло ему забыться лихорадочными пятиминутными урывками сна, прежде чем он просыпался, тараща в ночь уцелевший глаз, и пытаясь выловить в мешанине обычных ночных звуков на базе те, что представляли собой опасность — тихие шаги, щелчок затвора, негромкий говор на вьетнамском. Один раз, пока он сидел снаружи лазарета в компании немногих счастливчиков, сохранивших свободу передвижения и поэтому — право курить, неподалеку раздался визгливый вопль гука. Саманта вытащил нож из-за голенища и швырнул его на звук быстрее, чем даже сам успел повернуться. Доброволец из Южно-Корейской армии, споривший о чем-то с интендантом и необдуманно повысивший голос, смотрел на деревянный ящик с крупами в своих руках, и на семнадцать сантиметров стали, засевшей в досках по самую рукоять. Не будь ящика, и нож торчал бы у него в груди. После этого инцидента Саманта лишился ножа, и возможности спать вообще. На третьи сутки доктор вкатил ему лошадиную дозу снотворного и подписал приказ о переводе солдата в плавучий лазарет в Тонкинском заливе, ввиду невозможности победить гангрену глазницы в полевых условиях. Море подействовало на Сэма успокаивающе — он мог часами наблюдать за бегом пенных барашков и наслаждаться отсутствием мыслей в голове, хотя спал он по-прежнему плохо. Снижение уровня стресса и улучшенное медицинское обслуживание сыграли свою роль, однако переосвидетельствование Сэм пройти не смог. Кажется, он провалил психиатра, хотя уверенности не было. Вообще, чем дальше шли дни, тем меньше оставалось уверенности вообще.
Большая Земля встретила его военным пособием, ненавязчивой сочувственной заботой родных и... полным отсутствием перспектив. Он совершенно не знал чем заняться. Продолжать учебу в колледже после того, чему он научился в Настоящей Жизни, казалось совершенно идиотским занятием. Психиатр, предписанный военным госпиталем, говорил о том, что нужно время и долгая работа, чтобы справиться с психологической травмой. Саманта понятия не имел, о чем треплется холеный ублюдок в костюмчике, который наверняка даже ствола в руках не держал. Он лишился глаза, да, но не чувствовал себя травмированным. Таблетки, которые ему выписывали, исправно поглощал унитаз. Алкоголь и трава успешно заменяли транквилизаторы и антидепрессанты, хотя Сэму и приходилось притормаживать иногда, видя неодобрительные взгляды родственников — ведь его расходы давно превысили все мыслимые выплаты военного департамента. Все чаще он сваливал из дома "к друзьям" и ночевал в мотелях. По ночам ему грезились джунгли. А затем, в очередной визит к психиатру, которого тот добился только после трехдневного названивания, Сэм вдруг понял, что плоховато помнит последние события. Впрочем, кому они были интересны?..
-
С юмором и, в то же время, мрачновато) Красивый финальный пост.
-
Чертовски колоритный персонаж! Интересно менялся на протяжении игры. Спасибо за участие)
|
Жизнь полна вопросов. Большинство из них остаются без ответов, часть получает ответы неверные, и отдельные счастливые экземпляры удостаиваются ответа верного. Но для многих вопросов нахождение ответа — это не самоцель. Ведь сам вопрос, заданный в нужное время и в подходящем месте, может очень круто изменить чью-то жизнь.
***
— Йоу, чувак! Ты знаешь, что забрел в небезопасный район, чувак? Вопрос, заданный лицом афроамериканской национальности, украшенным набором золотых зубов, и укомплектованным грузным телом в цепях и татуировках, свободными провисающими джинсами, бейсбольной битой и десятком товарищей чуть меньшей упитанности, отличавшихся друг от друга лишь цветом штанов, был по своей сути призван круто менять жизнь каждого опрашиваемого по отдельности. Но в этот вечер, окутавший Нью-Рэйвенвуд в целом, и окраину квартала русской диаспоры, вплотную примыкавшей к гетто (а некоторыми топографически неграмотными личностями с гетто и отождествляемой) в частности, привычный вопрос не возымел привычного эффекта. Опрашиваемый субъект, одетый вопреки местной моде не в джинсы и кроссовки, а в тщательно начищенные черные лакированные туфли и удобные синие спортивные штаны с тремя белыми полосками узнаваемого бренда по бокам, вместо демонстрации бледности лица, тремора конечностей и неизъяснимого желания поделиться ценностями с ближним, лишь недоуменно глянул снизу вверх из-под кожаной кепки на источник звука и сказал с явным русским акцентом: — Небезопасный район? Здесь? Да ты походу в Бутово ни разу не был... чувак. Что-то было в голосе русского, что заставило лицо афроамериканской национальности задуматься о смысле жизни, бытия и приоритетах. Однако общество товарищей во-первых придавало уверенности, а во-вторых не позволяло ударить в грязь лицом, поэтому следующей репликой пришлось комментировать угрожающую жестикуляцию и размахивание битой в опасной близости от лица русского: — Йоу, мазафака! Ты что-то имеешь против моего района?! Я тебя щас так разукрашу, мама не отмоет! — Слышь, чмо, — недоумение в голосе русского сменилось недоброжелательностью, а ругательство, простое, знакомое и понятное, неожиданно сбило остатки боевого настроя и до кучи отозвалось тупой болью где-то внутри. — Мамку мою не трогай, перхоть. Не дорос еще, лошара, со взрослыми людьми родителей поминать в беседе. Думаешь, раз собрал шайку тупых отмороженных дебилов, которых мамы в детстве недолюбили, а папы перелюбили, так теперь можно к прохожим с невежливыми вопросами подрывать? А если в ответку прилетит? Не ожидали, а? Чё вылупились, обезьянки неприрученные! Извиняйте, бананов нет, не завезли! Пшли нахер отсюда! С каждым новым обидным словом лицу африканской национальности становилось все хуже, равно как и упомянутым в оскорблениях товарищам. Невзирая на то, что часть ругательств была не очень понятна ввиду прямого перевода с витиеватого русского языка, а часть вообще и на ругательства не очень была похожа, к концу монолога вся группа корчилась на асфальте в спазмах, будто только что съела тележку просроченных хотдогов вместе с продавцом. — И это я еще не матерился, утырки, — сплюнул русский, доставая из мятой пачки сигаретку и направляясь куда-то в закат. Оброненное слово отозвалось дружным стоном.
***
Закусочная "Березка", вывеску которого украшало натуральное березовое полено, к которому очень охочей до творчества, но не очень мастерской рукой было пририсовано остальное дерево, была однозначно центральным по значимости, и почти центральным по расположению, местом в квартале русской диаспоры. Владелец закусочной, Иван Борисович, считался неофициальным лидером эмигрантов, и его заведение представляло собой нечто вроде мэрии или ратуши. За исключением того, что в административном здании обычно бухать нельзя, по крайней мере, в открытую. Сегодня в закусочной было спецобслуживание, что собственно означало только то, что за банкет платил кто-то один, и в данном случае этим одним был сам Иван Борисович. Банкет, впрочем, находился уже в той стадии, когда его основная причина становилась достаточно туманной, чтобы перестать отличать день рождения от поминок. Царящий в зале гул, фоном для которого были звуки шансона, отдаленно напоминающие музыку, до дальнего угла зала долетал с трудом, позволяя Николаю, Дмитрию и еще нескольким молодым людям спортивного телосложения, которых Николая поголовно называл "Толянами", вести светские беседы. — ...и, короче, он такой грит: "В пятницу все будет!" А я грю: "Слышь, братюнь, сегодня пятница!", и волыну достаю. Он смотрит на волыну, на календарь, на меня, потом опять на волыну, и такой "И впрямь пятница уже... как время-то летит!", а сам быстро-быстро кассу выворачивает! Рассказ Дмитрия был встречен одобрительным гоготом Толянов. Николай тем временем с неопределенной ухмылкой осматривал зал, но казалось, что смотрит он куда-то намного дальше, чем окружающие интерьеры "Березки". Дмитрий, разлив по рюмкам водку, ткнул товарища в плечо, привлекая внимание: — Слышь, Колян, чё такой невеселый? Последнюю ж банду нигерскую отстроил сегодня, из тех что наглели! Борисыч тебе и так в пояс кланяется, а после этого вообще — гля какую поляну накрыл! Отдохнем как люди пару деньков, а то с приезда все работаем и работаем! А потом и домой можно махнуть, правильно я говорю? Николай машинально покивал головой, опрокинул в себя рюмку водки, хрустнул малосольным огурцом и взглянул на Димона. — Не едем мы домой, Димон. — Чё?.. — Через плечо, Димыч! Водки выпей, выдохни, и слушай. Я тут, пока мы негров гоняли, послушал о чем люди говорят. Нью-Рэйвенвуд — особенное место. А нам уже давно нужна территориальная экспансия... — Экс...чё? — Забей. Расширяться нам надо. Заводы, банки, пароходы — это все хорошо, но если застрять на месте, загнемся. Поэтому будем работать здесь. Начнем, как обычно, с малого — гопстопы, крышевание, контрабанда, все как обычно... Заодно и с местными познакомимся. Ну ептыть, первый раз что ли? — Ну... Это да, не первый, но... чё, вот так сразу? — Неизбежность процесса обуславливается пассионарностью вовлеченных субъектов, а излишнее ожидание приведет к стагнации. — Чё?! — Нечего кота за яйца тянуть, говорю.
-
-
Стильный пост! И забавный)
|
-
Безупречная выдержка, я в восхищении.)
|
-
Эта игра превращается в гребаный триллер!
|
-
Ты меня частенько радуешь :)
|
-
Тема детских рисунков всегда штырит.
|
'Стеклянный' Патрик усвоил урок, который ему преподало мироздание в Роупсвилле. Тяжелый урок, ценой за который стала дыра в плече, пусть и зажившая быстро, но до сих пор напоминавшая о себе, стоило только по привычке облокотиться на эту руку. Еще дороже обошлось ухо — пусть Патрик и смирился с испорченным "фасадом", но теперь ему приходилось привыкать к изменившемуся восприятию окружающих шумов. И он сдержал обещание, данное себе. Поезд, деньги на который столь любезно — в конце-то концов! — предоставил ему священник, увез его подальше от прошлого. По крайней мере, так Патрику казалось, когда он сошел на станции, чувствуя себя другим человеком. И тут же направился на поиски работы, а не бара, как делал раньше, несмотря на ноющую боль в наскоро перевязанном плече и дергающую боль в оторванном ухе. Более того, заработав почти целый доллар на разгрузке телеги, груженой каким-то барахлом (хотя Патрика и преследовала мысль о том, что пара господ, которым он помогал разгружать телегу, не являлись собственниками багажа), он не направился прямиком в бар, а пошел в церковь, где в чаше для пожертвований оставил половину своей выручки. Сидя в тишине молельного зала, он осторожно впускал в себя годами гонимую мысль о том, во что же он превратил собственную жизнь. Нет, раскаяние не нахлынуло на него непреодолимой волной — все же, в свое время это был достаточно осознанный выбор, альтернативой которому была лишь пуля в лоб. Но сейчас... сейчас пришло время выбираться из грязи. Оставшиеся деньги Патрик потратил на доктора, который обработал его раны. Следующая подработка, найденная в тот же день, позволила ему провести ночь на нормальной постели, а не под забором. Через неделю Патрик прикупил себе новый пиджак взамен простреленного падре, и получил стабильную работу посыльного при магазине скобяных товаров — клона того, который он раздумывал навестить в Роупсвилле — за баснословную зарплату в 8 долларов в неделю. Жизнь начинала налаживаться... ...и закончила в день получки. Воздержание от выпивки, чуть не вылившееся в delirium tremens — термин, с которым Патрик был знаком не понаслышке — вылилось в срыв, как только в кармане Патрика зазвенела честно заработанная монета. Стаканчик виски казался отличной наградой за тяжелую трудовую неделю, и был бы ей, если бы был только один... Но, как уже упоминалось ранее, иногда Патрик просто не мог остановиться. На пароходе "Леди Бейн" Патрик очутился случайно — он рассчитывал просто поднести багаж старой леди, получить свои десять центов и вернуться в бар, однако судьба распорядилась иначе. Похмелье, мучавшее Патрика, вылилось в нелестный ответ на, в общем-то, отчасти обоснованную просьбу чернокожего парня, а дальше случилось примерно то же самое, что и в Роупсвилле. Увидев, что после обмена "любезностями" черномазый схватился за ствол, Патрик похолодел. В прошлый раз Провидение недвусмысленно намекнуло ему о том, что путь, которым он шел последние годы, ведет куда-то не туда. Сейчас Патрик не особо надеялся на второй шанс. И что было намного хуже — после перестрелки в Роупсвилле Патрик каждое утро проверял боезапас в своем револьвере, чтобы быть уверенным в отсутствии досадных осечек, но этим промозглым дождливым утром ему было не до того...
|
Вдох. Воздух сладкий, как мед... но теперь он с привкусом крови. Догнали, врубились, разбросали как кукол тряпичных. Шинта бабу с луком увидал — только тетива тренькнула. Крутнулся волчком, подпрыгнув на бегу, обнял, руку с ножом перед собой держа и глядя, как лезвие с глухим стуком врезает одежды под левой грудью, находя сердце. Обхватил крепче, к себе прижимая и вглядываясь в затуманивающиеся глаза. Некрасивая, с грязным лицом, с волосами немытыми, со страхом неотвратимой смерти во взгляде. Невыразимо прекрасная в свой последний миг. Впился губами в губы, дождавшись, когда прочертится на них кровавая дорожка, побежит тонкой каплей по бледной щеке. Вкусил вытекающую жизнь, облизнулся, чувствуя, как хрустит грязь на зубах вперемешку с алой влагой. На снег уложил бережно — прощай, милая. Поднялся, оглядываясь, и приглушая ледяное пламя, плещущееся в глазах. Девице, удравшей за кусты, вслед посмотрел со значением, нож окровавленный подбросил в руке, будто следом хотел метнуть. Пожал плечами, клинок вытер, спрятал. — Герн, Фрит! Живым возьмите, — бросил молодым, бегущих за молодым, вдогонку, и к старику пошел. Помолчал, слушая разговор старца и Эмина. От хлопка Тромовой тяжелой ладони покачнулся, углубившись подошвами сапог в утоптанный снег на пару пальцев, осклабился. — Погоди, брат. Расход не доход, посчитать надо сначала, — ответил непонятно. Присел, оказавшись с коленопреклонным стариком на одном уровне, глазами встретился. — Зря, дед. Сам же понимаешь теперь, что зря? Империи строятся и рушатся, короли и лорды мрут в своих пуховых перинах, перепачканных дерьмом и кровью, и сегодня тебе еще есть кому кланяться, а завтра раз — и нету. А Север, он... ну, сам понимаешь, да? Сказал с какой-то легкой грустью, не ожидая ответа на свои философские вопросы. Вздохнул, улыбнулся. — Но тебе повезло, я тебя не убью. Это, конечно, не значит, что ты выживешь... — замолчал, прислушался к женскому крику и детскому плачу оттуда, куда Гуннар ушел. — Но от того, что ты мне скажешь, будет зависеть, убью ли я кого-нибудь еще. И как убью. Смерть разная бывает, сам понимаешь.
-
очень еще вот этот пост захотелось расстрелять, очень уж Шинта вкусен, красиво крутнулся, черт!
|
-
Ведь, кроме неловкости, прикосновение Руби вызвало и другие эмоции... Какие такие другие?
|
Ухо, его любимое правое ухо... В молодости в нем болталась толстая золотая серьга, которую впоследствии пришлось вынуть, чтобы не шокировать бизнес-партнеров... То самое ухо, которое так любила целовать Дороти... Все рано или поздно превращается в пыль, и теперь вместе с ворохом воспоминаний его ухо — ну, по крайней мере, немалая его часть — валялось в дорожной пыли. Боль от раны была не столь сильна, как шок — Патрик, несмотря на обилие прожитых годов, часть из которых вряд ли можно было назвать безопасными, никогда раньше не терял частей тела. Пара выбитых зубов не в счет, их по крайней мере не видно, пока в зеркало не глянешься. Но ухо — оно ж вот! Было. А теперь его нету, и только в голове звенит, будто обухом ударили. И прикрывать чем-то придется. Шляпу набекрень носить, или волосами как-то... Кошмар. И так видок был не самый свежий, а теперь вообще. А вот у падре-то патроны закончились! Патрик слышал шесть выстрелов, хотя два последних звучали весьма мутно из-за звона в голове. Но тем не менее, теперь в барабане Маккоя было пусто, а у Патрика еще целый патрон. Но падре при этом прикрывался прохожим, и вообще был божьим человеком, убивать которого было не очень прилично для такого хорошего парня, как Патрик. Впрочем, с другой стороны, падре сам нарывался, и ранил не то чтобы слишком уж праведного, но уж точно не закостенелого грешника... — Сукин вы сын, святой отец, — в сердцах сплюнул Патрик под ноги, и пошел восвояси. Это было правильное решение. В конце концов, святой же человек, да и все под Богом ходим, надо будет в церковь зайти и свечку поставить, что живой из такой передряги выбрался. Сэкономить на стаканчике, и поставить. Дороти-то всегда в церковь ходила, вся такая набожная на людях была... А стоило только ночи спуститься или с посторонних глаз уйти, превращалась прямо в кошку дикую — необузданную и страстную! Укусов и царапин-то сколько было, ээх... и правому уху доставалось больше прочих... На этом воспоминании из глаза Патрика выдавилась сухая слеза обиды. Резко развернувшись на каблуках, он поднял револьвер и выстрелил. Не из мести или чувства справедливости — просто прежний Патрик, который еще не был 'Стеклянным', не мог поступить иначе.
-
-
-
Не ждал иного). Суперский персонаж).
-
-
у этого поста масса достоинств но я-то канеш просто отловила его и считаю, что место на главной ему подходит
-
жалко-то как...ухо ведь...ухо-то за что?!
-
-
-
Я концовки этой перестрелки ждала больше, чем всех вместе взятых. Она теплая и ламповая. Этот перс классный.
-
Что-то это, смотрю, комментируют Азза Киту. А получилось, что Арти права — такая милашная ветка. И любимое ухо Азза на главной — вещь в себе.
-
|
Коридор в доме МакНевиллов представлял собой небольшое пространство метра четыре в длину и полтора в ширину, казавшийся еще уже из-за втиснутой в него мебели. Большой добротный дубовый шкаф для одежды со слегка перекошенными дверцами и следами долгих прожитых лет на темной лакированной поверхности соседствовал у входа с погрызенной временем тумбочкой, похожей на галошницу и застеленной аккуратной салфеткой. Поверхность тумбочки, по всей видимости, предназначалась для ключей и сумок, но в данный момент удерживала на себе склад предметов различной степени надобности: россыпь ключей, зажигалок, чеков и визиток вперемешку с заколками-невидимками, бумажник, маленькая косметичка, маникюрный набор, десяток женских расчесок с преобладающими тремя цветами длинных волос на щетине, пара шлепанец, карманное зеркальце со сколотым углом и целый ворох металлических деталей, похожих то ли на головки для ключей, то ли на фитинги для водопроводных труб. Над тумбочкой висело очень старое и очень красивое зеркало почти в полный рост в массивной дубовой раме, вполне подходящее под прилагательное "роскошное". Поверхность зеркала была вычищена так, что грань между реальностью и отражением терялась из восприятия. Дальше по коридору стоял еще один шкаф поменьше и поновее, из-за приоткрытой двери которого выглядывал хвост поливочного шланга. На полу в коридоре лежал истоптанный ковер неопределенного цвета, поверхность которого была завалена обувью всех размеров и фасонов. Среди обувного хаоса было проделано несколько дорожек, ведущих к дверям: из-за открытой двери слева доносился лязг стиральной машины, прямо по коридору из щели в двери виднелись меняющиеся цветные сполохи, сопровождаемые бормотанием телевизора, а справа из-за какой-то из двух закрытых дверей доносился младенческий писк и угуканье. Как только Арли перешагнула порог, Тэдди протиснулся мимо нее и захлопнул дверь. Гавканье Боба и — согласно обоснованным сомнениям Тэда — дедушки, заметно стихло. Брэдли, поймав ответную улыбку Арли, засмущался, и не опуская пальца с "козявкой", удрал в комнату с телевизором. Тэдди, галантно предложив девушке пару растоптанных тапочек, свернул в открытую дверь налево, за которой обнаружилась достаточно просторная, но плотно заставленная мебелью кухня, в которой и погромыхивала стиральная машина. Обеденный стол был оккупирован армией кистей и красок, дислоцированной на обширном поле ватмана, и возглавляемой пятилетней художницей с длинными темными волосами, собранными в хвост. Девочка, не поднимая взгляда от творчества, обронила нейтрально-вежливое "здрасьте", а Тэдди принялся орудовать в шкафчиках, доставая пару больших потрепанных чашек, прозрачный пакет с безымянной заваркой черного чая и жестяную банку с надписью "Чили". — Это на самом деле сахар, — пояснил он надпись на банке, и кивнул на девочку. — А это Мадж. А вас как зовут? И где ваш опросный лист?
-
-
Вау. Сразу видно - люди живут.
-
Шикарное описание прихожей.
|
-
Дуэль века прост. Оба красауцы ^^
|
|
-
Интересные ходы делает Сабик, мне нравится. Жаль пока кубы подводят)
|
-
Падре, у вас рот не сводит одно и то же шпарить год за годом? Вот мне прям тоже интересно стало!!!
-
— Падре, у вас рот не сводит одно и то же шпарить год за годом?
-
|
Роупсвилл. Вот уж точно, выдавать бы веревку и мыльце каждому приезжему, чтоб с тоски не помирали. Это ж надо, станция, и без хоть самого захудалого бара! Черт, да хоть бы лоточник, у которого найдется стаканчик. Так нет же. Сухость во рту претендовала на звание новой пустыни штата Невада. Патрик с невыразимой тоской взглянул на голубя, с наслаждением высасывающего капельки влаги из грязного отпечатка копыта. Что ж, еще денек, и Патрик сам не побрезгует отсутствием стакана, за родство с которым и получил свое прозвище. Хотя, конечно, здесь своя история, которую он с удовольствием рассказал бы любому засранцу, что расщедрится на глоток, если бы в этой дыре нашелся подходящий засранец и хоть капля спиртного! 'Стеклянный' Патрик не был злым человеком. Но долгосрочное отсутствие живительной влаги, и длительное пребывание в столь тоскливом месте, как Роупсвилл, вселит беса в кого угодно, верно? При том, что возможности убраться отсюда не было решительно никакой — деньги в карманах Патрика уже давно не задерживались надолго, поэтому билет на прибывающий поезд следовало добыть, не имея их. Магазин скобяных товаров выглядел в этом плане все более привлекательно, и Патрик уже было совсем решился зайти туда, чтобы решить вопрос с наличностью пламенной речью, подкрепленной пистолетом на поясе, как вдруг Провидение ниспослало ему знак. Наверняка это было Провидение, ведь в качестве знака по другую сторону железнодорожной насыпи явился человек с крестом. Прищурившись, поскольку солнце било ему в глаза, Патрик узнал в человеке преподобного Уильяма Маккоя, и это был куда более верный знак от Провидения. Человек с крестом, по слухам, не приемлющий спиртное — при том, что сам Иисус воду в вино превращал! — был просто обязан поделиться с Патриком наличностью, чтобы хоть как-то оправдать свое недостойное поведение в глазах Господа. Нет, конечно же, Патрик не собирался грабить преподобного, что вы! Просто он собирался вежливо попросить у него денег, как бы невзначай положив руку на рукоять своего армейского кольта. Обычно это действовало. — Эй, преподобный!.. — громогласно начал было свою пламенную речь Стеклянный Патрик, и тут же сбился на хриплый кашель. Справившись с последствиями вселенской засухи во рту, он вытер бороду тыльной стороной ладони и продолжил: — Послушайте, падре! Не найдется ли у вас пары четвертаков для прихожанина? На билетик не хватает. Патрик приподнял край своего потрепанного пиджака, демонстрируя оружие, и посмотрел в глаза святому отцу. И только после этого он вспомнил вторую часть слухов про местного Падре, которые гласили, что преподобный стреляет как дьявол. Несмотря на то, что Патрик и вовсе не собирался стреляться, правильность выбранного подхода к преподобному с такими талантами теперь резко ставилась под сомнение. Впрочем, сдавать назад было уже поздно — честь не позволяла.
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
ахахахахаха вот ты забавный иногда! *на правах дружбана заявила, ага, по плечу еще стукнула* и с вопросами хорошо, конечно, но более всего мне по душе пришлось: "я ниче не знаю, моя хата с краю" у кого по анкете специалист и шахтер, а? А? Правильно, у тебя А кто будет матчасть грызть и все знать, а? Правильно, мастер хД
|
|
Присел Шинта обратно, слушая. С жадностью вглядывался в иссеченные старостью, недоеданием и беспощадным холодом губы старика, похожие на кору столетнего дуба, как шевелятся те, выталкивая слово за словом, выстраивая их в единый рассказ — сбивчивый, но искренний. — Север грядет, — эхом повторил, когда старик закончил, продолжая вглядываться тому в рот. — Всё не зря. Улыбнулся мыслям своим, сбрасывая пелену жадного внимания, которая, казалось, поглотила его целиком во время рассказа. Оглянулся на ватагу. — Слыхали, а? Север грядет! — воскликнул с детским восторгом, и снова на старика посмотрел. — Хороший рассказ, Свен. Слышишь, я называю тебя по имени, это важно! Смотри на меня. Тронул деда за подбородок, мягко, но настойчиво заставляя того смотреть себе в глаза, и заговорил так же мягко и настойчиво, разъедая жгучим уксусом вопросов смиренность старика. И с каждым словом в глазах Шинты мелькало нечто — будто некто очень старый, старше гор, лесов и снега, лениво приоткрыл глаз, чтобы взглянуть на наскучившее ныне, но занимавшее его когда-то действо. — Ты ведь помнишь, да? Помнишь их имена? Тех, кто являет собой дыхание Севера, славные имена Гота и Уталла, которые олицетворяют силу, мощь и доблесть сынов холодных заснеженных равнин, которые примут в свои объятья любого, кто погиб в бою с честью? А может быть, ты помнишь и еще более старые имена? Например, имя Ньярры, забытой ныне хранительницы лунного света, нераскрытых секретов и утерянных тайн, защищающей души тех, кто лишил себя жизни сам? А может, ты помнишь больше? Может, ты помнишь Старую Кровь, кровь богов и великанов, что бродили некогда среди людей? Может, ты узнаешь звуки Ее голоса, и желаешь стать Ее частью? Кивнул на Гарма, выковыривающего из зубов остатки своей жуткой трапезы. Поднялся на ноги, едва заметно качнувшись под налетевшим вдруг порывом ветра, махнул Герну, взял протянутый им рукоятью вперед меч двумя пальцами, аккуратно уронил острием вниз в снег перед стариком. — Я даю тебе выбор, Свен. Возьми меч и сразись с молодым в последний раз, отправляясь в иной мир с оружием в руке. А хочешь — упади на острие, оставляя честь лишить себя жизни самому себе. А хочешь, накорми собой нашего прожорливого друга, чтобы продолжиться в его чреве и стать его частью. А хочешь, склони голову под топор, показывая Старым Богам свой морщинистый язык — пусть захлебнутся от презрения! Выбери свою смерть, Свен. Такого и боги не каждому предлагают.
-
Молодым везде у нас дорога, Старикам везде у нас почет.
-
-
вкусный сукин сын! невозможно вкусный
|
-
Да уж, со всех сторон обложили парня)
|
-
Довела МакНевилла до слез. :D
|
-
А может, я совершил ошибку гораздо раньше? Еще тогда, тысячи секунд назад, в кафе "У Молли"? Минутка размышлений) Отлично.
|
-
Но только ее слова могли сейчас остановить Томми Вон как, грязные приемчики пошли! :D
|
Она понимает тонкую нить второго смысла, вложенного в мои слова. Качает головой, сопротивляясь... чему? Воспитанию? Врожденному чувству жалости? Обычному человеческому сопереживанию? Не столь важно, потому что ее эмоции в этот момент прекрасны — чистые, искренние, неподдельные, и твердо подавленные волевым решением. Внутренняя борьба, отблески которой пляшут на лице Ди вместе с отблесками пламени, заслуживает аплодисментов, и я аплодирую — тихо, незримо, скрываясь под маской Джона. Крик статиста на фоне сплетается с треском пламени. Второй статист все еще греет снег вокруг себя, и мне все так же нет до него дела. В какой-то момент я даже ощущаю далекий отблеск чувства ошеломления — ведь Джон Сабик, патрульный, холост, и в кошмарном сне не мог представить себе ситуацию, в которой он столь наплевательски отнесется к чужой жизни. Впрочем, Ди солидарна со мной — в этом я теперь уверен, и мне не нужно задавать ей лишних вопросов. Она делает то, что лучше для нее. Выживает любой ценой. И это правильно, поскольку наш бой еще не окончен. Начало второго раунда возвещает далекий рокот мотора. Я слышу его, мерное биение стального сердца в паре километров от нас, и этот звук едва слышно, но очень настойчиво прорывается сквозь душераздирающие крики съедаемого пламенем водителя фуры, до которого нам обоим нет больше дела. Я слышу его, и я замечаю, что Ди тоже чувствует его — участившимся пульсом, расширенными зрачками, мелкой дрожью в пальцах, обреченной мольбой в голосе. Я не двигаюсь с места, глубоко вдыхая морозный воздух. — Нам некуда ехать. В отличие от Ди, в моем голосе нет обреченности. Более того, я не уверен, что хладнокровный тон Джона смог в достаточной мере скрыть... радость. Восторг. Упоение! Потому что теперь я чувствовал зеленоглазого убийцу. Так же остро и ярко, как Джона Сабика, патрульного, холостого, как будто я сам был таким же, как он. Возможно, все это было следствием удара об асфальт, и я просто не заметил, как приложился головой. Но мне казалось — нет, я был уверен! — что понимаю убийцу. Ощущаю его желания. Его цель. Ведь его цель пересекалась с моей, и это роднило нас сильнее, чем братьев-близнецов. Благодаря этому родству, а возможно, благодаря каким-то безумным мыслям Джона, я понял, что мне нужно сделать. Я шагнул вперед к Ди, но моей целью был полицейский "Форд", поэтому на девушку я не обращал больше внимания. Наверное, в моих глазах плескалось легкое безумие от переполнявшей меня радости.
Я достаточно хорошо представлял себе итог, но последовательность действий, которая должна была привести к этому, была несколько туманной, поэтому я шел к "Форду", слабо понимая, что мне от него нужно. Однако я так же знал, что до того, как черный, как ночь, автомобиль не спеша доберется до нас и исторгнет из своего нутра зловещего пассажира, у меня есть пара минут в запасе, и я собирался сполна воспользоваться ими. На заднем сиденье лежал дробовик, который перекочевал мне на плечо. В багажнике стальной змеей свернулась шипованная лента — четыре метра острого металла, которые я бросил на снег у переднего колеса "Форда". Там же нашелся пятиметровый буксировочный трос — два стальных крюка и пятнадцать тонн предельного усилия на разрыв —, толстые жгуты высоковольтных проводов для "прикуривания", и наконец, огнетушитель. Богатство для какого-нибудь сталкера в эпоху постапокалипсиса, все эти вещи сейчас имели ценность и для меня. Заведя мотор и открыв капот "Форда", я накинул на минусовую клемму аккумулятора "крокодил" и прицепил другой конец к шипованной ленте. Второй провод вцепился в ленту, а "крокодил" другого конца лег рядом с плюсовой клеммой. — Ди! Подоедини вторую клемму, когда придет время. Я думаю, это будет достаточно очевидно. Возможно, надо будет размотать ленту — защелка наверху, просто срываешь ее, и лента развернется сама. Отойдя от машины на пару шагов, я поставил у ног огнетушитель, снял с плеча дробовик и повесил вместо него свернутый мотком буксировочный трос. Проверив заряды в дробовике, я аккуратным пинком уронил огнетушитель плашмя, и сгреб ногой небольшой сугроб над ним. Черный автомобиль приближался, прогрызая яркими фарами снежную темноту перед собой. Чем ближе был он, тем больше восторга переполняло меня, хоть я и еще раз предусмотрительно оглядел свою сцену — декорации были расставлены так, что подъезжающий автомобиль мог видеть меня, "Форд" с открытым капотом, и Ди, стоящую возле него. Фоном для нас был гигантский костер фуры. Все остальное должно было стать сюрпризом, и ощущение того, что эту сцену пишу я сам, сломало даже хладнокровие Джона. — Золото, Ди. Сколько золота вокруг!.. — прошептал я, растягивая губы в ухмылке.
-
Прямо теряешься. в какой из игр тебя плюсовать. :)
-
Хорошо подготовился, интересная задумка) И в целом пост шикарен.
-
Отменный отыгрыш, в целом и в частности.
|
— Да, — коротко обронил Томми, продолжая "осмотр местности" и вполне закономерно не находя ничего хоть сколь-нибудь подозрительного или необычного. Все так же колыхались под легким сквозняком занавески на окнах дома Осборнов, все так же неприступно закрытой выглядела задняя дверь, и ничто не нарушало целостность зелени, окружавшей столик в саду. Томми, впрочем, и не ждал что-то найти. Он просто тянул время, переживая внутреннее ликование после слов Монтаны. - "Ты... Что-то почувствовал?" - "Да, Дин! Черт побери, я впервые за долгое время почувствовал, что я не псих!" Наконец сев на место, Томми едва сдержал рвущуюся на лицо улыбку, спрятавшись за чашкой кофе, из которой он шумно отхлебнул. — Итак, кажется пора выложить карты на стол, — он посмотрел на разбросанные по столу карты и усмехнулся. — Не знаю, кто из нас продул, но пришло время моих охренительных историй. Прикурив еще одну сигарету, Томми уставился куда-то поверх плеча сидевшей напротив Руби и принялся рассказывать спокойно и размеренно, будто читал заметку из газеты. Это было легко, ведь он тысячу раз прокручивал в себе эту историю — в том виде, в котором он мог ее изложить кому-то знакомому. Присутствие Дина немного облегчало задачу, ведь тот, по крайней мере, мог подтвердить ту ее часть, которая касалась полной чертовщины. — Как вы знаете, прошлой осенью под предводительством мистера Хилла были организованы курсы выживания для учеников школы Пайнкон. Во время похода произошел прорыв дамбы, и двое ребят пропали без вести. На этом официальная версия заканчивается, и начинается то, что я сам бы назвал "дерьмо собачье", если бы услышал это от кого-нибудь другого... Томми рассказывал не спеша и обстоятельно, тем не менее не размазываясь на художественные описания и ненужные подробности. Такой стиль помог ему обойтись без дрожания голоса, когда он рассказывал о произошедшем с Ридом, и о том, как Ронни остался где-то там, на другой стороне, о которой в свое время спел Оззи. Он рассказывал по порядку, но уже с теми знаниями о событиях, которые получил после: о значении тотема, который потревожил мистер Хилл, о необходимости убийства священника, в котором он сыграл решающую роль, и о том, как ритуал Карра, в котором принимал участие Монтана, помог вытащить их оттуда... почти всех. — ...и теперь я постоянно думаю только о том, как вытащить Рона. Эти мысли занимают меня настолько, что я иногда перестаю видеть, куда еду, — Томми невольно бросил взгляд на свои саднящие ладони. — То, что сейчас произошло, этот ветер и смешанные карты... короче я думаю, что это какой-то дух, о которых говорил Карр. Не знаю, как он сюда попал и что здесь делал, но это однозначно часть этой хрени, в которую мы тогда вляпались. Томми замолчал ненадолго, и потом бросил быстрый взгляд на Марка. — Давай, чувак, скажи что я спятил.
-
- Ты спятил. - Хорошо бы... А на самом деле - круто. И очень удачно в смысле ввода в игру Руби ;)
|
|
Вы не можете просматривать этот пост!
|
-
Саманта окончательно ёбнулся)
|
Вы не можете просматривать этот пост!
|
-
Переложил ответственность, понимаешь ли) И ещё вот: Что может гореть ярче декораций? Конечно же, статисты.
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
пиши в поте рук твоих, и воздастся тебе
-
|
Вспыхнувшее пламя разрастается — точно так же, как и мой восторг. Это восхитительно! Волна теплого воздуха обнимает мое лицо, и все рефлексы сигнализируют мне: опасность! Взрыв неизбежен! Беги же! Но я медлю. Долгие две, три, пять секунд, стоя на ободранном асфальте шоссе, проглядывающему сквозь снежный настил, я жду, пока пламя вступит в полную силу. Я не могу сказать точно, чего я жду. Может, я хочу убедиться, что водитель фуры подаст признаки жизни, успеет выбраться и избежать участи быть сожранным огнем. Может, я хочу убедиться как раз в обратном — что он уже никуда не денется из созданной мной огненной ловушки. А может, я просто любуюсь пламенем? Ведь теперь, глядя на него, я понимаю, что мне действительно был нужен огонь. И совсем не потому, что я замерз за эту бесконечную зимнюю ночь.
Я отхожу назад, когда пламя расправляет плечи, гротескным Атлантом упираясь в чернеющее над головой небо. Я отхожу, внутренне преклоняясь перед его мощью, и внутренне же ликуя — ведь я породил его! Чей-то слабый голос на краю слышимости поначалу не может привлечь мое внимание, полностью сконцентрированное на творении, а мгновением позже я смотрю на его обладателя, слышу его и даже понимаю отдельно взятые слова, но их общий смысл ускользает, словно вода сквозь пальцы... ...словно искорки, истлевающие в полете... По всей видимости, это водитель легковушки, неудачно подвернувшейся на пути поверженного левиафана. Я смотрю на него, и сейчас у меня даже в мыслях нет предложить ему помощь, или даже удостоить ответом. А ведь минуту назад, выбираясь из машины, я еще думал о том, чтобы проверить наличие жертв. Джон, ты такой непостоянный! Мне это нравится в тебе.
Точку в нашем безумном диалоге ставит взрыв. Незнакомец взмывает в воздух, подброшенный волной, чтобы затем безвольно упасть на снег. Я фиксирую в сознании тот факт, что видимых повреждений у него нет — все же, мы успели отойти достаточно далеко от эпицентра — но непродолжительный полет с последующим падением на снег, под которым скрывается твердый асфальт, вполне мог раскроить ему череп. Впрочем, через это долгое и тягучее мгновение взрывная волна добирается до меня, и избавляет от досужих размышлений о чужой судьбе. Сбитый с ног, я группируюсь в полете и приземляюсь на плечо, перекатом гася инерцию. Поднявшись на ноги, я снова любуюсь огненным цветком, с ревом рвущим воздух и обжигающим глаза — на том месте, где только что была многотонная фура.
-
Джон, ты такой непостоянный! Мне это нравится в тебе.
|
Багровость лица Доусена могла спокойно конкурировать с цветом советского флага, но Саманте было плевать. Пусть бы сарджа прямо сейчас и прямо здесь, на стрельбище, хватил удар — тот, кто нынче оккупировал центр управления полетами в мозгу Саманты, еще бы и отпинал хладный труп Доусена по яйцам, нимало не заботясь о приличиях. Не считая, разумеется, того, что в руках Сэма был пистолет, и он собирался высадить всю обойму в ненавистную рожу. Не удалось. Пистолет выпорхнул из рук словно по мановению волшебной палочки, и пока Саманта разрывался между желанием пасть ниц с криком "Аллилуйя!" и броситься на сарджа в рукопашную, Доусен исчез. Вместо него перед Сэмом стоял Первый Президент Соедиенных Штатов Америки, генерал Джордж Вашингтон, сэр. Маячащего на его фоне дядю Сэма, выглядящего немного карикатурно, Саманта поначалу даже не заметил, хотя его присутствие тоже добавляло величия в момент. Ведь генерал звал его в рай. Происходящее в раю ничуть не смутило Саманту — он еще на гражданке знал, что представления об аде и рае у богословов и фанатов не имеют ничего общего с реальностью, если эти метафизические явления вообще существуют. А в армии рай и ад могут быть какими угодно, лишь бы по уставу. Судя по пирогам, летящим в хиппи, и довольным ухмылкам солдат, этот рай был полностью одобрен ВМС США. В какой-то момент Сэм отвлекся на орущего хиппаря, а в следующий — понял, что толпа ждет именно его реакции. И в его руке уже был пирог, сунутый заботливыми товарищами, возможно даже самим генералом Вашингтоном. — Знаешь, приятель, для хиппи в тебе слишком много гомофобии, — Сэм почувствовал, что тот, кто управляет им, тот воинственный, злой и опасный, будто чуть подвинулся, давая ему возможность говорить. И в то же время Сэм чувствовал, что то, что он говорит, нравится его темному напарнику. — Ты говоришь "пидарасы" так, будто это какое-то ругательство. Так нельзя, ай-ай-ай, — он картинно погрозил притихшему хиппарю пальчиком, а затем взвесил в руке пирог, будто бы прицеливаясь. Но вместо броска он поднес его к лицу и смачно откусил. Пирог оказался с черникой, с хрустящей сахарной корочкой, и был вкусным как сама жизнь. С трудом прожевав и чуть не захлебнувшись слюной, Сэм продолжил, напустив на лицо добрую улыбку старшего брата, который объясняет младшему, что к чему в сексе: — И да, знаешь, ты прав, приятель. Мы принесли во Въетнам смерть. Очень много смерти на штыках наших винтовок, на гусеницах наших танков, на озерах напалма, выливаемых нашими бомбардировщиками на джунгли. Кто-то скажет тебе, что это делается во имя свободы и демократии, и будет чертовски прав. Но я тебе скажу еще одну правду. Каждый, — он обвел толпу широким жестом, чувствуя, как объединяется с ней в своих мыслях, стремлениях и порывах, — каждый сукин сын, кто заслужил себе место в этом раю... он просто любит убивать. Добрая улыбка на лице Саманты превратилась в злобный оскал. Он размахнулся надкушенным пирогом и запустил его в хиппи с такой силой, что — он был уверен — голова этого пацифистского мудака взорвется как гнилой орех, смешивая мозги с черничной начинкой. Этим броском будет доволен и генерал Вашингтон, и сам дядя Сэм.
|
-
Ты прям меня поразил в самое печенку.
-
Можно целиком вставлять в учебник по этикету... Оооочень элегантно )
|
Саманта с трудом удерживал равновесие, и матерился, продвигаясь все ближе к рукоятке бритвы. О незаметности в такой ситуации речь не шла, но гук все равно не видел его. То ли узкоглазый ублюдок был слишком занят чем-то другим, то ли не обратил внимания на новую угрозу, пусть и в десятки раз меньше его самого. Что ж, он еще успеет пожалеть об этом, когда штык-нож будет медленно взрезать ему шею. Вслед за этой мыслью Сэм отстраненно подумал, что нож, возможно, окажется слишком коротким, а шкура гука — слишком толстой, и придется изрядно попотеть, чтобы перерезать глотку размером со школьный автобус. Но в этот момент проклятый ви-си, будто заподозрив неладное, начал трясти бритвой в своей потной руке. Саманта закономерно сорвался, едва не оттяпав себе полголовы острым краем бритвы, и пока он летел к бесконечно далекому полу внизу, в уши ввинчивался мерзкий смех узкоглазого. Смерть была неминуемой, и Сэм внутренне сжался, предчувствуя удар, от которого все кости в его теле превратятся в труху. Падение длилось будто бы бесконечно, позволяя ему прочувствовать все оттенки животного ужаса, но пол неумолимо приближался, готовясь поставить точку в жизни очередного джи-ай. Неожиданно прямо над ухом кто-то сказал: — Бесконечность — не предел! Сэм не узнал голос, но сама фраза каким-то образом отвлекла его внимание, потому что он перестал падать. Точнее, ощущение падения никуда не делось, но теперь он чувствовал его. Он летел. Его руки раскинулись широко в стороны на полсотни метров, а в груди вместо сердца рокотало аж восемь турбореактивных "Пратт-энд-Уитни", позволявших его потяжелевшему до восьмидесяти трех тонн телу держаться в воздухе. Он больше не был рядовым морпехом, он стал... Боингом "бэ-пятьдесят два" мать его "Стратофортресс" в модификации "джи" для сверхдальних перелетов! И летел он прямо на сраный Ханой, неся в своем нутре двадцать две тонны подарков на рождество чертовым гукам! Ощущения было восхитительными. Как в детстве, когда тебе снятся полеты, и дух захватывает от раскинувшегося под тобой мира, похожего на изысканный вязаный бабушкин коврик с игрушечными домиками, рядом с которыми копошатся двуногие муравьишки. Вот только теперь Сэм мог одним усилием воли изрешетить этот ковер из двенадцатимиллиметровых авиационных пушек, или же превратить его в озерцо бушующего пламени, сбросив свои "подарки". Команда, поступившая по радиосвязи, заставила Сэма ощутить ответственность. Он не должен размениваться по мелочам, ибо ему предстоит положить конец войне. Уничтожить логово змей. Отрубить змее голову. Раздавить гадюку... хм, похоже, слишком много змеиных ассоциаций. Впрочем, Кремль, который вдруг оказался прямо перед ним посреди пагодок Ханоя, олицетворял собой кроваво-красную гидру коммунизма, пожирающую свободный мир, так что ассоциации с серпентарием были вполне уместны. Что ж, пришло время поставить точку. Небольшое усилие воли, мысленный приказ, такой же естественный, как вдох или ковыряние в собственном носу — и двадцать две тонны кассетных зарядов с напалмовой смесью устремились вниз. Сэм прикрыл глаза в предвкушении теплой волны, которая должна вот-вот взметнуться снизу и слегка подбросить его — ведь теперь он чувствовал руками-крыльями воздушные потоки... Секунды шли одна за одной, а взрыва все не было. Саманта удивленно открыл глаза. — Ну что, Саманта, покажи, как будешь валить комми в джунглях. Быстро, блядь! Доусен был в своем репертуаре. Сэм почувствовал, как заболела голова, фокусируя боль в правом глазу, как стали влажными руки, сжимавшие пистолетную рукоять, и каким тяжелым стал ствол в руках. Что происходит? Он спит на ходу, и приснил себе полгода во Вьетнаме? Он ведь на стрельбище, над ухом знакомая брань Доусена, а впереди, в сорока ярдах... Гук. Тот самый, чье горло фонтанировало кровью, когда их отделение попало в засаду по дороге на блокпост. Выстрелы. Кровь. Гранаты. Смерть. Ранение. Все смешалось в один бесконечный водоворот, и Сэм на мгновение ощутил, что захлебывается и тонет в воспоминаниях, как в мутной воде. А потом кто-то внутри него снова взял руль в свои руки. Ствол в руках Саманты медленно повернулся и посмотрел Доусену в лицо. А рот Саманты искривился в злобной усмешке, и выплюнул слова одно за другим: — Хочешь посмотреть, как я валю комми в джунглях, сардж? Но я уже делал это. Я умею. Так что... иди-ка ты нахуй. Палец потянул крючок, а затем еще и еще.
-
Человек-самолет! Воплотить хотя бы половину "морфийных" мечтаний Саманты и этим чертовым гукам пришел бы фееричный конец.
-
Как всегда на высоте. Отменный пост.
-
|
-
Ронни, конечно, придумал бы лучше... :DDD
|
-
Ой, ну вот нравится мне этот Николас! Мужчина, приятный во всех отношениях...)
|
-
Пост, вызывающий, то веселую, то грустную, то снова веселую улыбку. Баланс настроения — и очень правильные переходы. Все-таки круто, что я вдруг вернулась на ДМ именно теперь, когда Томми МакНевилл снова в деле.)
|
Тонкие пальцы морфия оказались куда цепче, чем думал Саманта. Пока мимо мелькали джунгли, а тело подпрыгивало вместе с кузовом джипа на ухабах, все было еще более-менее нормально. Ну что такого странного, в том, что морпех ведет внутренний диалог с наркотой? Однако, когда джип остановился и под ногами оказалась твердая земля, реальность дала толстую морфиновую трещину. Он был дома. Точнее, стоял у дома, весь такой из себя невьебенный солдат — в руках ствол, на ногах армейские берцы и вьетнамское дерьмо, в камуфляже и с дырой в башке, замотанной бинтами. Ветеран пришел с войны, открывайте двери. Дикость и неуместность собственного вида здесь, на родной улице, ошеломляли, и в то же время Сэмми чувствовал, что так надо, что он нужен именно здесь, и именно такой. Выбитые окна и разбросанные вещи не сразу бросились в глаза, однако когда он их заметил, руки сами собой крепче сжали винтовку. Здесь что-то произошло, причем не только в его доме, но и у соседей, и сейчас кто-то, ответственный за беспорядок, ответит по полной программе военно-полевого трибунала. Встать, Сэм-судья пришел! Он стоял на месте, настороженно оглядываясь, пока вдруг не услышал конское ржание и топот копыт. В первую очередь в голову полезли ковбои, фильмов с которыми Саманта пересмотрел в детстве. Он уставился на угол дома соседской девчонки, на которую вместе с остальными ровесниками мужского (и, возможно, некоторых — женского: движение хиппи с их "фри лав" набирало все больше оборотов) пускал слюни в пубертатных снах. Но оттуда выскочили не ковбои, и даже не отряд размалеванных индейцев, а вполне серьезно настроенный отряд кавалерии. От бравого крика офицера хотелось то ли заплакать от счастья, то ли блевать от перенасыщенности киноштампов. Но прежде, чем Саманта успел по всей форме ответить, гадая, чего это кавалерист не обращает никакого внимания на морпеха, опередившего его на столетие по уровню экипировки, офицер умчался вместе с отрядом, скрывшись в клубах пыли. Сэм машинально глянул себе под ноги и... Дикая боль охватила его. Ног не было, и всего остального тела тоже не было. Было лишь дерево, грубый толстый брус, слегка ошкуренный и покрытый оливой для защиты от дождя и гниения, и как в этом дереве, которое теперь заменяло ему тело, помещалось столько боли, понять было решительно невозможно. Сэм задохнулся, поняв, что ему больше нечем дышать, и попытался закричать — но кричать с почтовым ящиком вместо головы тоже сложновато. От боли Саманта зажмурился, только через мгновение сообразив, что технически глаз у него тоже быть не должно. Открыв глаза, он понял, что боль отступила, но на ее смену пришел животный страх. Он снова был собой, но стоял не на земле, а на лезвии огромной бритвы, и надпись на ней отчетливо указывала на вьетнамское происхождение. Лам О Виет Нам. Как лягушка проквакала. Было жутко страшно, но ничего не происходило — столетия летели вперед, как минуты. Сэм уже подумал было, что ему суждено умереть здесь от старости, а не от страха, как вдруг появилась рука, которая взяла бритву за ручку. Огромная, бесконечная, волосатая, грязная желтокожая рука. Сэм оскалился. Уж теперь-то он точно знал, что делать. — Давай, сука. Сюда, блядь, подходи. А хотя лучше стой на месте. Подожди чуток, сейчас я подойду. Только не дергайся. Стой, блядь, и не шевелись, я сказал. Я иду, тварь. Он двинулся вперед, к рукояти, с трудом балансируя на лезвии. Любое неверное движение могло закончиться падением — в бесконечную темноту, или на бритвенную остроту, и не важно, что из этого было хуже. Ведь Сэм не собирался падать, он собирался добраться до руки, а по ней — до глотки ее обладателя, и его речь, толкаемая больше самому себе сбивчивым шепотом, переходящим то в рык, то в речитатив, походила на молитву, или боевой клич, или что-то еще. Ему предстоял долгий и трудный поход, но морская пехота не сдается, мать вашу!
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Что делать в кошмарном сне? проснуться, сказать: "куда ночь, туда и сон", снова спать хД
здорово, что ты завершил, вот взял и написал пост (ветреное Инайище думает: "о, глупец, зачем?!" хД), это круто — закрывать гештальт
и, конечно, это хороший пост
|
Восторг в глазах Шинты. Яркий, неприкрытый — так мог бы смотреть малыш на свой первый в жизни восход солнца над бескрайним Севером, когда пламенный шар медленно расправляет свои бесчисленные лучи-руки, поглаживая теплым прикосновением каждый листок на дереве, каждую песчинку на камне, и каждую снежинку заставляя искриться ярче алмаза на королевской короне. Так смотрел Шинта на танец старости и молодости, на вечное соперничество опыта и бесстрашия, мудрости и ловкости, знаний и силы, впитывая в себя каждое мгновение боя. Исход закономерен, и все же Шинта закатил глаза, взмахивая руками, когда топор раскроил голову старика. Не разобрать за кого он болел, слишком много в жесте и досады, и удовлетворения сразу. Только улыбнулся еще широко, осознав последние слова старика. Шинте не нужно пояснений, кто придет. Опустив голову, слушал Эмина, задумчиво достав нож — тот, что чуть короче собрата — и покручивая его в пальцах. Когда Эмин закончил, кивнул неопределенно, глядя то на Гарма, то на труп старика, орошающий снег кровью из пробитой головы, и словно прикидывая что-то в уме. Затем подошел к старику, меч Герна из руки взял осторожно, владельцу вернул. Потом взрезал лохмотья на ребрах, обнажая плоть, а следом — взрезал плоть, обнажая печень. Чавкнул влажно ножом, поднял к лицу окровавленную ладонь, всмотрелся в мясо, едва заметно отливающее синевой. Впился зубами в краешек, пожевал задумчиво, скривился, сплюнул в сторону смачно, отшвыривая ошметок от себя, словно проказу, харкнул еще раз, утирая розовую слюну, на Гарма глянул со странной смесью брезгливости и уважения: — Фу, блядь... как ты их жрешь... Головой покачал, вытер нож, снегом руки умыл, снежок крутобокий скатал и в рот закинул, пожевав как следует. Вздохнул, глянув сначала в сторону подлеска, где скрылся малец, затем в сторону, куда девица убежала. — Это ты хорошо придумал, брат, — усмехнулся Трому. — Бери всех молодых: Сварта, Герна, Фрита. Волками по следу пойдете. Если девка до тракта успеет добежать раньше, чем вы ее нагоните, значит Север пощадил ее. А если нет — ну, Сварт всяко первый, а там уж разберетесь. Потом к Седым Камням выдвигайтесь, там встретимся. Махнул рукой, провожая в путь, отвернулся, глядя на поле боя, усеянное телами. — Этих — обезглавить, и на ветви. Каждому на груди — вот такую руну, — чиркнул лезвием по снегу, вырисовывая простенькую вязь. Жутковатое послание, восхваляющее Гота и Уталла, но понятное лишь тем, кто знает имперский. — Этому... — на тело старика посмотрел, задумался на мгновение, а затем развел руками виновато, заговорил негромко, быстро и сбивчиво, будто оправдываясь. — Эх, костер бы тебе сложить, Свен, хороший такой, чтоб пламя до небес, да не обессудь, времени нет совсем, даже камнями забросать некогда... Оставляю тебя волкам, уж прости, и пойми, и не поминай лихим словом с той стороны... Но, знаешь, волкам-то волкам, да не просто так... Огляделся быстро, подбежал к скарбу, снятому в качестве трофеев с поверженных тел, пошарил, доставая имперский меч, вернулся назад и вложил деду в руку. — Вот так. Вот так будет хорошо. Не держи зла, Свен. Поднял голову, осмотрел ватагу. Блеснуло что-то в уголке глаза Шинты, или показалось? Поди разбери. На Эмина посмотрел, кивнул — теперь уже вполне определенно. — Как с телами закончим, вперед по следу. Но если — когда! — найдем, мальца не убивать. Я Свену обещал. Гарм! Головы потом соберешь, и понесешь. Только будь добр, не сожри по дороге.
-
Ах, сколько хлопот, сколько забот!
-
— Фу, блядь... как ты их жрешь... Вот и я думаю...
-
— Ох блядь! Девка-то тоже дитё! А я Трому... ох, блядь... Покачал головой досадливо, затем моргнул, явно новую мысль обдумывая: — А впрочем, после Сварта она ж уже вроде и не дитё будет... Не, нормально все. Рукой махнул сам себе, снова за работу принимаясь.
|
Здравствуй, морфий. Это послание обращено к тебе, потому что ты сейчас мой единственный друг, который слышит меня, понимает меня, успокаивает меня, хранит меня и вообще — морфий, ты знаешь что ты охуенен. Это послание преисполнено благодарности за избавление от боли, от которой я бы наверняка сейчас дристал в штаны. Но в то же время оно преисполнено тревоги — ты, ссука, слишком охуенный, я боюсь на тебя подсесть. Я видел наркоманов в той, оставшейся на другой стороне планеты, цивилизованной жизни, и они там представляли собой жалкое и отвратительное зрелище. Но здесь, в глухих джунглях, путь наркомана заканчивается в придорожной канаве возле дешевого шалмана дядюшки По, в вонючей куче отбросов, только повалявшись в которой, перед самой смертью ты узнаешь, что это останки твоего предшественника, сдохшего здесь незадолго до тебя. Я не хочу сюда... и все-таки ты охуенен, морфий.
Примерно так думал Стивенс, трясясь в джипе, пока колеса его отматывали остававшиеся до блокпоста километры. Дыра в голове, занимавшая сейчас место левого глаза в черепе, не шла ни в какое сравнение с дырой в душе. Вырванный из тела кусок мяса, казалось, утащил с собой бОльшую часть того, что люди с Большой Земли называли цивилизованностью, потому что Саманта сейчас не чувствовал ничего, кроме холодной, спокойной и всепоглощающей ненависти. Эти узкоглазые ублюдки забрали его глаз. И если раньше он был готов убивать при необходимости, убивать в качестве самообороны, убивать, чтобы сохранить свою жизнь или жизнь товарищей, то сейчас он жаждал убивать Поэтому, когда джип остановился, Саманта вылез из него, не дожидаясь команды, и, прижав приклад к плечу, медленно начал обводить уцелевшим глазом окресности. Может быть, эти ублюдки забрали один его глаз, но у него еще остался второй.
-
Охуительное послание морфию
-
больше Аззиных постов на главной, красивых и разных!
-
Скажи наркотикам:"Может быть!" )
-
-
-
|
|
|
|
— Дава-а-а-ай! Крик давил на уши, словно вода на глубине десятка футов, без труда прорываясь сквозь близкий грохот ружей. Знакомый голос Ронни был неузнаваем, и куда больше подходил сейчас какому-нибудь дрилл-сержанту из фильмов про Вьетнам — злой, резкий, командный. И команда была вполне недвусмысленна: в руке Томми было зажато грубое самодельное копье, а впереди буквально в двадцати шагах среди кустов маячила спина священника. Черная сутана развевалась на ветру, напоминая крылья падшего ангела. Рука Томми сжалась крепче, но предательская дрожь все равно шатала наконечник копья из стороны в сторону, пока он бежал, перепрыгивая через кусты, а вековой лес нависал над ним незримым наблюдателем...
"Мы не можем просто бросить его!" Рука Томми дрожала, с трудом удерживая маркер. Пронзительный скрип, который издавал кончик маркера, то и дело проскальзывая по белому пластику информационной доски, вызывал дробную поступь стада вспугнутых антилоп по спине. К счастью, Кимберли, отделенная толстым стеклом карантинной палаты, не могла слышать этот звук, а интеркомом они по обоюдному согласию перестали пользоваться еще в прошлое посещение — по нему нельзя было говорить тихо, а вещи, о которых говорили дети, если бы их услышал посторонний, привели бы их обоих прямиком к психологу. "Я пыталась, видишь к чему это привело?" В глазах девочки стояли слезы, когда она прижала доску с ответом к стеклу со своей стороны. Томми видел ее бледность, чуть тронутые синевой губы, запавшие глаза, а чуть сместив взгляд, мог заметить кошмар для любой девочки — пересохшую кожу рук. И все же, медицина продвинулась далеко вперед со времен средневековья — сейчас жизни Кимберли угрожала разве что бюрократическая волокита, волна которой наверняка поднялась до самого министерства здравоохранения. Томми шмыгнул носом, вытер свою доску, и начал писать упрямо и размашисто: "Мы не можем. Он бы не бросил на..." Короткий удар по стеклу привлек его внимание. Кимберли хмуро смотрела куда-то в сторону, прижав к стеклу ладонь, и Томми, подняв взгляд, увидел чью-то фигуру, которая приближалась по коридору. Медсестра, врач или даже уборщица — это было уже неважно. Томми настрого запретили видеться с больной из-за "вызываемого его визитами подавленного психологического состояния". Томми спешно стер написанное, бросил доску на столик и перед тем, как бегом броситься в другой конец коридора, вымученно улыбнулся и коротко хлопнул по стеклу напротив ладони Кимберли. Стеклянное "high-five" эхом зазвенело в стерильном пластиковом пространстве...
— Ты чего, баклан, совсем опух? Томми медленно поднимался, разглядывая свои расцарапанные об асфальт ладони. За велосипед точно можно было не беспокоиться — этот агрегат пожалуй мог пережить прямое попадание кумулятивного снаряда. А вот руки... Ничего, руки заживут. Вместе со всем остальным — подняв глаза, Томми увидел гаечный ключ в руке парня, и совместив его с решительной походкой и грубым окриком, получил неутешительную сумму в виде предстоящих увечий. Впрочем, сейчас его куда больше волновал сам факт реальности происходящего. Слишком многое занимало сейчас мысли МакНевилла, и реальность, несмотря на всю тавтологию, была не такая уж реальная. — Извини, приятель, — наконец пробормотал Томми, отворачиваясь к велосипеду. Впрочем, извинений в его голосе было примерно столько же, сколько во фразе "Да пошел ты".
-
-
Вот ты жути нагнал!) Грустно "видеть" Ким такой. Надо ей помочь! И Ронни тоже!
|
"Пожалуйста, подождите."Led Zeppelin — Immigrant Song: ссылкаБольшой палец мягко, почти нежно нажимал кнопки уличного терминала. В голове Пако было легко от закинутой в организм наркоты, и пожалуй только благодаря этому он не вбивал клавиатуру в недра терминала с каждым нажатием. Сейчас от его ярости не было никакого толку, она только мешала, и все же задавить ее совсем он физически не мог. Но сейчас он должен был быть предельно осторожен в выбираемых выражениях. Отправитель платежа: Пако Гжданич Получатель платежа: Малика Гжданич Сумма для перевода: 1$ Комментарий для получателя: Это один доллар. Он не стоит практически ничего, особенно в сравнении с теми тысячами, которые падали на этот счет не так давно. Но, пожалуй, сейчас он столь же ценен для тебя, сколько жизнь владельца этого счета. И все же, рядом с этой единицей может появиться несколько нулей. Отправитель платежа: Пако Гжданич Получатель платежа: Малика Гжданич Сумма для перевода: 10$ Комментарий для получателя: Например, один. Отправитель платежа: Пако Гжданич Получатель платежа: Малика Гжданич Сумма для перевода: 100$ Комментарий для получателя: Или даже два. Надеюсь, я тебя заинтересовал, Дон? Буквально через минуту терминал мигнул, уведомляя о получении платежа. Пако медленно выдохнул сквозь сжатые зубы, открывая дополнительную информацию о трансфере. Отправитель платежа: Малика Гжданич Получатель платежа: Пако Гжданич Сумма для перевода: 1$ Комментарий для получателя: Продолжай. Это был успех — небольшой, можно даже сказать, микроуспех. Но для того, что задумал Пако, были важны любые победы, независимо от их размера. Тем более, что сражаться ему сейчас предстояло не на кулаках. Отправитель платежа: Пако Гжданич Получатель платежа: Малика Гжданич Сумма для перевода: 1000$ Комментарий для получателя: Я могу продолжать еще долго. Ты ведь знаешь, кто я, наверняка догадался по фамилии. И, как ты мог заметить, теперь я знаю, кто ты. Отправитель платежа: Малика Гжданич Получатель платежа: Пако Гжданич Сумма для перевода: 1$ Комментарий для получателя: И че ты теперь хочешь? Медаль? :) Пако пришлось взять небольшой перерыв. Стена здания неподалеку претерпела легкие архитектурные изменения, но это позволило сербу взять себя в руки. Он не должен выходить из себя в этом диалоге, не должен показывать своих эмоций, не должен провоцировать собеседника, не должен... слишком многого. Это были танцы на льду. Отправитель платежа: Пако Гжданич Получатель платежа: Малика Гжданич Сумма для перевода: 1$ Комментарий для получателя: Ты знаешь, чего я хочу. Вопрос только в цене. Отправитель платежа: Малика Гжданич Получатель платежа: Пако Гжданич Сумма для перевода: 1$ Комментарий для получателя: Я ждал десятку! Где моя десятка?! :( Отправитель платежа: Пако Гжданич Получатель платежа: Малика Гжданич Сумма для перевода: 1$ Комментарий для получателя: Она будет здесь, когда я увижу, что Малика цела и невредима. На этот раз ответ пришел с некоторой задержкой, показавшейся Пако вечностью. Отправитель платежа: Малика Гжданич Получатель платежа: Пако Гжданич Сумма для перевода: 1$ Комментарий для получателя: Вложенный видеофайл: Unnamed0001.mp9, продолжительность: 0:00:14с. Нажмите для начала проигрывания. Видеофрагмент, приложенный в качестве ответа, не отличался шедевром операторской работы. Камера была закреплена напротив бетонной стены, покрытой потеками плесени и бурыми разводами. Из стены на уровне пары метров от пола торчал крюк, через который была перекинута цепь, заканчивающаяся наручниками. Браслеты охватывали запястья обнаженной женщины, чье тело было покрыто кровоподтеками, синяками, язвами, царапинами, следами от ожогов и уколов, а свободные места были настолько залеплены грязью, что естественный цвет кожи практически не угадывался. Ее голова была опущена, и копна неряшливых спутанных черных волос закрывала лицо. И все же, Пако не мог ее не узнать. Камера была настроена так, что показывала только женщину и кусок стены, и эта неподвижная картина в своей статичности напоминала трейлер к фильму ужасов. Через несколько секунд после начала записи в кадре появилась мужская рука, подсунувшая планшет под лицо девушки, и хриплый голос отрывисто и насмешливо произнес: — Читай. Девушка вздрогнула всем телом и послушным бесцветным голосом лишенного жизни автомата тихо зачитала: — Она будет здесь, когда я увижу, что Малика цела и невредима. На этом запись обрывалась. Чтобы вернуться к терминалу и снова набрать сообщение без риска сломать старенький аппарат, Пако потребовалось гораздо больше времени. Если так будет продолжаться, скоро на шум от разрушений сюда подтянется патруль. Отправитель платежа: Пако Гжданич Получатель платежа: Малика Гжданич Сумма для перевода: 5000$ Комментарий для получателя: Она не выглядит особенно целой и невредимой. Отправитель платежа: Малика Гжданич Получатель платежа: Пако Гжданич Сумма для перевода: 1$ Комментарий для получателя: Мне кажется, ты недооценил ее состояние минимум на пару тысяч! :) Мне поправить дело на недостающую сумму?! Лед почти ощутимо хрустнул. Если бы у Пако было время на игры воображения, он мог бы отчетливо представить разбегающиеся во все стороны тонкие трещины на черной поверхности льда. В детстве они однажды выбрались на замерзшее озеро Царска Бара покататься на коньках. Пако уже тогда отличался весом и габаритами, и старался кататься у берега, но легкая и неуловимая Малика заезжала на середину и оттуда дразнила старшего брата. Тогда он чуть не провалился, пытаясь доказать неизвестно что неизвестно кому, ведь даже сама Малика отвесила ему поздатыльник, пряча слезы страха. Сейчас он снова ощутил, как твердая поверхность под ним едва заметно опускается вниз, предвещая непоправимое. Отправитель платежа: Пако Гжданич Получатель платежа: Малика Гжданич Сумма для перевода: 2000$ Комментарий для получателя: Сколько будет стоить ее неприкосновенность? Отправитель платежа: Малика Гжданич Получатель платежа: Пако Гжданич Сумма для перевода: 1$ Комментарий для получателя: А у тебя деловой подход, мне нравится! :) Давай посчитаем. Мой доктор приведет ее в порядок тысяч за 15, плюс надбавка за срочность, плюс непрофильная работа — короче тысяч 30 будет. Но ты ведь не зажмешь чаевые, а? :D И, допустим, чтобы мои ребята пару недель ее не трогали, по нашему сложившемуся тарифу это будет еще 14 тысяч ;) Сможешь округлить итоговую сумму так, чтобы мне понравилось? %) Пако сглотнул тягучую слюну и закашлялся. Оказывается, он не дышал все это время, пока шел ответ. Отправитель платежа: Пако Гжданич Получатель платежа: Малика Гжданич Сумма для перевода: 1$ Комментарий для получателя: Пятьдесят тысяч. Отправитель платежа: Малика Гжданич Получатель платежа: Пако Гжданич Сумма для перевода: 1$ Комментарий для получателя: Ты нравишься мне все больше! :D Я люблю круглые цифры. За это я даю тебе целых 24 часа кредитного времени! И я уверен, что ты не хочешь просрочить платеж ;) Пако не представлял, где он раздобудет даже озвученные пятьдесят кусков. Но сейчас это было неважно. Отправитель платежа: Пако Гжданич Получатель платежа: Малика Гжданич Сумма для перевода: 1$ Комментарий для получателя: Сколько будет стоить ее жизнь? Отправитель платежа: Малика Гжданич Получатель платежа: Пако Гжданич Сумма для перевода: 1$ Комментарий для получателя: Обычно я толкаю своих девочек не меньше чем за поллимона... :) Арендой они отбивают примерно эту сумму, пока живут. Просто бизнес :) Но тот кусок мяса, в который она превратилась за эти полтора месяца — даже не знаю. Я же не спекулянт, в конце концов! Плюс, как я говорил, ты мне понравился! :D Давай сойдемся на триста кусков? И с тебя расходы на трансфер, а то мне ее даже трогать противно, не то что в свой шаттл сажать. Отправитель платежа: Пако Гжданич Получатель платежа: Малика Гжданич Сумма для перевода: 1$ Комментарий для получателя: Идет. Отправитель платежа: Малика Гжданич Получатель платежа: Пако Гжданич Сумма для перевода: 1$ Комментарий для получателя: Окей, братишка, две недели! :D С тобой приятно иметь дело. Сеанс связи был окончен, но Пако еще долго нависал над терминалом горой — недвижимой и непоколебимой. В глазах серба стояли слезы, но даже они не могли потушить бушующую там же ярость. Каждый смайл, который употребил его собеседник в переписке, отправлялся в длинный список запланированных увечий. — Босс, мне нужно... нет, не Церебро, как ты мог подумать, а кое-что подороже. Пятьдесят тысяч. Взамен я могу предложить только это. Пако бросил на стол Диктатору папку с документами по Кипру, включая распечатки последних переговорв. В конце концов, в одиночку у него не было шансов — ни собрать триста с мелочью тысяч за две недели, ни вырезать всех до единого на том злополучном острове. И кроме разведданных по имуществу группировки, а также по рейтингу угрозы, у Пако больше не было ничего. Кроме последнего довода, но серб понятия не имел, как к ней отнесется загадочный кореец. Восток — дело тонкое. — У них моя сестра.
-
Мне уже хочется изрешетить этих уродов
-
-
-
Из этого бы получился шикарнейший экшн сериал!
-
— У них моя сестра.Им писец)
|
-
Теперь Саманта стал Кутузовым.
|
-
Взять персонажа-болванку и добавить ему ТАКУЮ глубину - это уметь надо...
|
-
Запоздалый плюсик за хороший пост)
|
На этот раз Говарду не повезло. Никто не окликнул его по пути на место стоянки экспедиции, никто не поинтересовался, откуда у доктора такой смятенный вид, и, в конце концов, никто не спросил даже банальное и столь любимое американцами "Как дела?" Обычно словоохотливый Блэкуэлл сейчас был просто не в состоянии инициировать беседу самостоятельно. Оставленный наедине со своими мыслями, он сел у костра, машинально подкинул дров в огонь и, глядя на пламя, неожиданно вспомнил одну из своих первых вылазок в американские пустоши. Британский гарнизон только расквартировался в Бостоне, и в ожидании утрясания юридических проволочек солдаты маялись бездельем. Офицеры, зная о том, как вредно безделье сказывается на дисциплине, организовали марш-броски для отдельных отрядов, занимая руки солдат делом, а головы — никому по сути не нужной разведкой местности, о которых местные знали куда больше приезжих. Разумеется без несчастных случаев не обошлось, и доктор в компании нескольких солдат отправился за два дневных перехода в отдаленный лагерь лечить пострадавших. Ночь в пустоши встретила его бесконечным небом с рассыпным покрывалом звезд, почти непроницаемой темнотой, наполненной тихой и незаметной ночной жизнью прерии, и звуками потрепанного банджо, которое взял в руки их седой как лунь проводник. 16 Horsepower - Wayfaring Stranger: ссылка Тогда Говард не понимал этой музыки. Классическое воспитание предполагало изучение шедевров музыкального творчества, чья ценность подтверждалась десятилетиями истории и тысячами, если не миллионами, слушателей концертных залов. Народная музыка оставалась в стороне от этого, и тем не менее, у нее были свои тысячи и миллионы поклонников. Говард сумел осознать это только сейчас, когда ритмичная и немного грустная мелодия, всплывшая в памяти, срезонировала с настроением так сильно, что доктор погрузился в некое подобие транса, просто глядя на пляшущие язычки пламени. Пожалуй, даже Шопен был бы здесь не очень уместен. Он не помнил, в какой момент к костру подсели братья Шелби, но их присутствие разрушало магическое очарование Дикого Запада, которое испытывал Говард. Поэтому, пробормотав извинения, он поспешил спрятаться в фургон, где в темноте и просидел в попытках уловить утраченное настроение до самого момента, пока его не вывел из задумчивости окрик Магрит. — Что... Миледи, как... вы же... я вас... кхм... — ошеломленный Говард не смог сформулировать мысль, а затем и вовсе отбросил ее как ненужную сейчас. — Так, одну минутку. Надо зажечь лампу, иначе я ничего не увижу. Вот, теперь давайте посмотрим, что у вас с рукой. Да, крови немало... Сейчас промоем. Кто вас ранил? Неужели этот инде... кхм... впрочем, неважно. Порез неглубокий, но задета мышца. Я наложу тугую повязку, но вам нужно будет воздержаться от нагрузки на руку пару дней. И... — доктор несколько запнулся, но продолжил сухим врачебным тоном: — И вам необходимо будет снять блузку. Я, конечно, могу отрезать рукав, но все же, думаю, прореху будет зашить проще, чем пришивать рукав целиком. Вежливо отвернувшись в сторону, он принялся разматывать бинт.
-
Британская выдержка такая британская выдержка^^
|
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
вкусное начало, интересно
-
широкие ветвистые коридоры с шипящими и стучащими агрегатами, которые так классно нагнетают обстановку.Безусловный король текста и настоящий капитан на этом мостике, хоть и спрятался за четвёртой стеной. Шучу) Отличность, конечно!
А ещё мне очень нравится твоя ономастика. Декард, Малкольм, Кинтао...
|
|
Дальнейшие поиски.
Транзитный пропуск ТотБанды, позволявший джипу беспрепятственно пересечь границу Лайфстрима, не предполагал остановок аж до самого Экцельсиора. Поэтому Пако пришлось не слишком официально проехать под днищем джипа, негромко матерясь на ухабах. Когда блокпост остался позади, он разжал пальцы и перекатом ушел в сторону с проезжей части, едва избежав столкновения с фурой. Водитель возмущенно обсигналил серба, тот в ответ показал универсальный жест средним пальцем, и на этом проникновение в Лайфстрим состоялось, можно считать, без инцидентов. Первое, что бросалось в глаза в Лайфстриме — здесь было светло. И чисто. И дышалось легче. И люди проходили мимо без извечной отупевшей тоски в глазах. Здесь не было аляповатой кричащей рекламы, освещающей улицы Технокорпа, не было хмурых охранников, следящих за подобием порядка в Патруле, и не было грязи и отбросов, устилающих узкие и неприветливые улочки Гетто. Лайфстрим был похож на ожившую картинку с обложки журнала — яркий, светлый, отмытый и облагороженный. "Мы сделали вашу мечту реальностью," — обещали светлые стены небоскребов. "Ты этого достоин," — шептали гнутые арки мостов и эскалаторных переходов. "Здесь наступает будущее," — читалось между строк неброских информационных вывесок. Ненависть Пако к городу стремительно брала новую планку высоты. Ведь он знал, что стояло за этим уровнем жизни. Скрипнув зубами, серб отправился вглубь квартала, стараясь не отсвечивать перед безучастными объективами видеокамер и избегая мобильных сканеров. Его тесак был без блокировочного кейса, а у него самого не было пропуска, и все это делало его нежелательным объектом внутри охранного грида Лайфстрима. Цель его путешествия, смутная поначалу даже для него самого, по мере продвижения вперед вырисовывалась все четче. Шесть цифр, обозначающих номер машины — это все, что у него было, и можно было потратить не один день, чтобы обойти квартал в поисках нужного номерного знака. Однако будущее предоставляло свои бонусы, как минимум в виде единой справочной системы.
— Ничем не могу вам помочь. Эта информация является конфиденциальной. Клерк, своими манерами до боли напоминавший недавно усопшего Паоло Сирано, наверное, чувствовал себя королем в своем царстве сведений и информации. И сейчас Его Величеству не было дела до прошения какого-то смерда, явившегося без записи, без допуска и, в конце концов, без подношения. Пако вздохнул. В отличие от клерка, он знал, что тонкое армированное стекло, которое отделяло посетителя от работника, не сможет не то что остановить, но даже хоть сколько-нибудь задержать удар, ускоренный мышечными усилителями, а автоматическая шоковая турель, расположившаяся в потолочной нише над входом, не успеет даже навестись. И именно это — то, что хотелось сделать Пако сейчас больше всего, чтобы сбить надменное выражение с лица клерка, предпочтительно вместе с лицом — делать было нельзя. — Послушайте... Джеймс, — Пако наклонился к стеклу ближе, будто бы вчитываясь в бэйдж сотрудника, но на самом деле просто сокращая мнимое безопасное расстояние. Клерк нутром почувствовал сгустившуюся атмосферу, машинально попытавшись отъехать в кресле подальше от окна, но тут же уперся колесом в тумбочку. Пако помолчал, смеряя клерка взглядом, не предвещавшим ничего хорошего. — Эти сведения являются открытыми согласно Закону об общественно-доступной информации. Я могу сейчас пойти к вашему начальству и написать заявление о вашей некомпетентности и злоупотреблении служебными полномочиями... Интеллигентная речь из уст Пако всегда производила ошеломляющее впечатление на тех, кто его не знал, и клерк не стал исключением. Дождавшись, пока его брови удивленно поползут вверх, Пако закончил: — ...А могу просто дождаться конца вашего рабочего дня. И мы продолжим наш разговор без этого тоненького стекла, разделяющего нас. Серб как бы случайно оперся ладонью на основание перегородки. Легкого нажима было достаточно, чтобы стекло надсадно скрипнуло, пуская длинную трещину. Шоковая турель повела стволом, фокусируясь на спине Пако, но ввиду отсутствия признаков продолжения агрессивных действий автоматика сочла происшествие не несущим угрозы безопасности. Серб слишком много знал об поведенческих алгоритмах, чтобы глупо подставляться. Клерк сглотнул, пальцы его вспорхнули над клавиатурой, и через несколько секунд Пако изучал выведенную на выносной экран для посетителей информацию. — Благодарю вас, Джеймс, вы оказались исключительно полезны. Обязательно оставлю положительный отзыв о вас. От улыбки Пако клерк побледнел еще сильнее.
— ...все никак не соберутся, это ж денег стоит в Экцельсиоре, куда там с нашей пенсией, а вот Марта, да, та самая из тысяча четыреста шестнадцатой, каждый день на новой машине, ну не каждый, но все равно меняет их как перчатки, а перчатки кстати у нее от Люфиенто, я-то в этом разбираюсь, сколько их рекламы видела — по коже сидят, автоподогрев, смена цвета, и на ощупь как щечки красавицы, и сама девушка вроде приличная, а вот машины разные, и кавалеров за ней я одна лично уже с десяток насчитала, эх молодежь, не то что раньше-то... Поток красноречия был неостановим. Пако, впрочем, и не пытался, лишь изредка наводящими вопросами возвращая монолог в интересующее его русло, и глядя на раскинувшийся за перилами балкона Лайфстрим. Пейзаж был великолепен, а пожилая Констанция, коротавшая время на залитой солнечным светом открытой террасе жилого комплекса за чашкой какао, была неожиданным светлым напоминанием о родине. Там, у подъездов, построенных в прошлом столетии, сидели точно такие же Констанции — ровестницы подъездов. Они знали все про всех, и каждого, кто с ними вежливо поздоровается, они были готовы угощать домашним какао, свежей выпечкой собственного приготовления, и историями — сотнями, тысячами историй из своей и чужой жизни, отдельных, законченных, начавшихся, затянувшихся и переплетшихся с остальными в дивную паутину мировоззрения человека, прожившего без малого век и видевшего, как мир с бешеной скоростью меняется вокруг него. Сейчас маленькая чашечка в огромной руке Пако казалась детским сервизом, и синтетический напиток, наполнявший ее, был лишь отголоском воспоминаний, но все же — это был настоящий отдых. Поэтому Пако и не торопил старушку, растягивая спокойные мгновения. Лишь когда монолог Констанции перекинулся наконец на искомый объект, Пако встряхнулся, как пес, нашедший след. — ...не всем везет, да, вот Владику из тысяча триста восьмого совсем не везет, бедняге, он же азартный, как мой второй муж, царствие ему небесное, всю жизнь на корпорацию отработал и стабильно ползарплаты спускал в казино, приходилось от него деньги прятать, когда наличка еще в ходу была, а потом и пароли от счетов меняла, да только не помогало это, а вот Влад тоже такой, только не с казино, а с кулачными боями подпольными, и не спрашивайте, откуда я это знаю, вот знаю и все, и не везет ему бедному, проигрался недавно крупно очень, уж и люди приходили плохие, ошивались тут под дверью, да вот прямо сегодня и видела одного такого, молодой и на вид приличный, а не поздоровался даже, не то что вы, молодой человек, вот где сразу видно, что родители за воспитанием следили... Прощание с Констанцией затянулось еще на полчаса.
— Да что за хрень... такие бабки за аренду, и здесь свет отрубают... Вошедший еще раз щелкнул выключателем, закономерно не дождавшись результата. Пако потратил лишние десять минут на подготовку, выкрутив все лампочки и плотно задернув шторы, тем самым обеспечивая порядочный полумрак. Проникнуть в квартиру Влада было несложно благодаря все той же Констанции, рассказавшей между делом о запасных электронных ключах, хранившихся внизу на вахте. Добыть ключ тоже не составило особого труда, при том, что серб заодно выяснил, что он не первый, кто интересуется запасными ключами азартного игрока. По всей видимости, Пако успевал весьма вовремя — уже завтра он мог бы найти здесь полицейские ленты и полиэтиленовый мешок. — Если ты платишь еще и за безопасность, то ты действительно переплачиваешь, — серб удобно расположился в кресле, прикрыв глаза и коротая ожидание. Влад молниеносно выхватил из-за пояса шоковый пистолет, вглядываясь в силуэт в темноте. — Очень медленно, мужик. Руки за голову и вставай. Только реально медленно, у меня боевой процессор! — У меня тоже, — ухмыльнулся Пако, — поэтому я знаю его косяки. По-прежнему не открывая глаз, он резко поднялся, вставая из кресла. Выстрел разорвал темноту, и большое зеркало, которое Пако снял из ванной и установил напротив входа, брызнуло осколками. Серб, стоявший за углом, вырвал оружие из руки Влада, легонько — действительно легонько, а не как получилось с Сирано — ткнул его кулаком под ребра, и только после этого открыл глаза. — Ты только что умер, Влад. Рэкетиры, перекупившие твой игорный долг, забрались в твой дом, забрали все ценное, и убедившись, что твоих средств не хватает, отрезали тебе все пальцы, затем вырвали язык, ноздри и уши, оставив истекать кровью посреди собственной квартиры. Из тебя вышло отличное назидание другим должникам. Влад хрипел, опираясь на стену и силясь вдохнуть, и не мог что либо возразить. — Так будет, если ты не возьмешь меня на работу. Обычно я беру дорого, но в твоем случае это обойдется в стоимость папки с документами, которые ты получил пару дней назад в качестве выплаты за карточный долг одного неудачливого в покере клерка. Ты ведь до сих пор так и не нашел, кому ее впарить, чтобы получить нормальную наличку, правильно? Пако говорил спокойно и даже немного буднично, а в конце своей речи вообще вытащил из пистолета батарею и вернул оружие Владу. Тот перестал хрипеть и, судя по смене выражения на лице, принялся усиленно соображать. — Да, она еще у меня, — наконец сказал он, по всей видимости прикидывая выгоды из сложившегося расклада, и тут же добавил: — Но здесь ее нет, и ты ее хрен найдешь сам! — Если бы было иначе, я бы уже ломал тебе пальцы, — согласно кивнул Пако. — Но я знаю, что ты держишь ее в защищенной ячейке в банке, и доступ туда есть только у тебя самого. Отсюда и проистекает наше взаимовыгодное сотрудничество. Сегодня тебя собираются конкретно пугнуть, возможно с переломами, но я выбью для тебя отсрочку. После этого ты отдашь мне папку и мы разойдемся. У тебя будет время найти деньги или свалить подальше, это будет уже не моя проблема. Согласен? Вопрос был достаточно риторический, но у Влада нашлись возражения. — Давай ты сначала разберешься с боевиками, которые придут по мою душу. Там и перетрем за папку, она тебе похоже очень доро... Пако скрипнул зубами, сдерживая поднимающийся внутри гнев. — Воу-воу, чувак, полегче! Ты ж помнишь, без меня тебе не видать документов! — Влад выставил руки перед собой, пытаясь отступить в стену. — Я просто думаю... ну, короче, ты как-нибудь поможешь мне с деньжатами еще, лады? Мне нравится жить в Лайфстриме. Пако шумно выдохнул, заталкивая гнев обратно в глубины души. — Сколько ты должен? — хмуро спросил серб.
— Ни. Хрена. Себе! Восторгу Влада не было предела — на его глазах Пако только что уделал троих гопников, вооруженных станнерами и арматурой, в отбивную. В одиночку! Голыми руками! Серб не разделял его восторга, поскольку понимал, насколько был близок к провалу. Пока он перехватывал первого из нападавших и разбивал в кровавую кашу лицо второму, третий почти добрался до Влада. Лишь нечеловеческая скорость Пако позволила ему ухватить гопника за шкирку и не дать арматурине повстречаться с черепом своего временного работодателя. — Чува-а-ак, с такими талантами тебе бы на ринге выступать! Слушай, епт, точно! Сегодня как раз бои! Давай, чувак, пару боев, и папка твоя! Я поставлю на тебя, нормально поднимусь, и мы в расчете! Тебе ж это как два пальца, и это будет куда больше, чем у тебя налички есть! Реальная тема, соглашайся!.. Азарт захватил Влада целиком. Пако смотрел на него и понимал, что паренек теперь с этой "реальной темы" не слезет. Как было бы просто сейчас разбить ему лицо и забрать папку с бездыханного тела... Но к сожалению для того, чтобы получить эту папку, лицо должно было оставаться целым. — Сранье... Ладно. Какие там правила?
Толпа ревела. Первые ряды брызгали слюной и бросались на ограждение, потрясая деньгами. Чуть поодаль на возвышении серьезные мужчины в костюмах подливали вино утонченным дамам в вечернем платье, и смотрели бои на голопроекторе, дававшем самые сочные ракурсы. Но здесь, внизу, у ринга, запах пота и крови пьянил, заводил и будоражил толпу, выпуская самое дикое внутри каждого, и снимая тонкий лоск цивилизованного налета с человека. Пако вытер кровь с кулака, сплюнул кровь из разбитой губы, утер кровь вперемешку с потом с лица. Крови было многовато. К счастью в раздевалке был умывальник. — Молодцом, здоровяк, молодцом! Я на тебе уже весь долг отыграл! — Влад только что не танцевал, прыгая по раздевалке, пока серб молча пачкал белоснежное полотенце кровавыми разводами, вытирая торс. К его собственному удовлетворению, кровь по большей части была чужая. — ...Давай, еще пара боев! На последнем можно будет пятьдесят кусков влегкую срубить, прикинь! На тебя сейчас соотношение ставок просто бешеное! Чува-а-ак, ты просто золотая жила! Где ж ты раньше был в моей жизни... Пако не слушал, глядя по монитору на текущий бой и оценивая противников. Ему придется схлестнуться с победителем, поэтому стоило познакомиться с ним хотя бы заочно. Расклад выяснился почти сразу. Мелкий и щупловатый азиат на первый взгляд не шел ни в какое сравнение со здоровенным и местами даже жирноватым бугаем со сложным норвежским именем. Но Пако мысленно поставил на него и не ошибся: уже через две минуты бугай тяжело дышал, пытаясь хоть раз попасть по юркому противнику, безуспешно махал кулаками, напоминая ветряную мельницу, и получая один за одним удары по болевым точкам, попадая в заломы и захваты. Азиат был чертовски быстр — не быстрее самого Пако, насколько серб мог судить, но все же. А это означало, что бой будет очень долгим, очень изматывающим и... серб мысленно отметил двойной перелом локтевого сустава, который только что заработал норвежец. Слишком далеко увел руку после удара, попался в захват, небольшое усилие — и до свиданья. Да, бой, кроме всего прочего, будет очень травматичным, чего серб себе позволить не мог. — Сколько времени? — спросил Пако. — Уже полночь, — Влад оборвал свои восторги и удивленно посмотрел на серба. — Ты что, спешишь куда? — Да, — гигант отшвырнул полотенце в сторону, поднялся на ноги и принялся натягивать майку. — Мы закончили. — Чувак... Эй, ты чего? Да тут реальная тема же, бабло рекой просто, ты куда собрался?! Мы так не дого... — Именно так мы и договаривались, — Пако тяжело посмотрел на Влада, и тот поперхнулся фразой. — Я избавляю тебя от рэкетиров и помогаю погасить долг. Навара в сделке не было. И, предполагая твои дальнейшие возражения, я позволю себе напомнить: сегодня днем ты умер в своей квартире. Помнишь, да? Азарт довел тебя до смерти. Задумайся... чувак. Пако отвернулся от замолкшего Влада и продолжил одеваться. Молчание длилось долго, и его не прерывал ни рев толпы за стеной, ни яркие кадры с монитора, на которых азиат продолжал ломать норвежцу конечности. Наконец Влад тяжело вздохнул и сказал, доставая телефон: — Я вызову такси. Для владельцев ячеек круглосуточный прием.
Пако пришел в себя в полицейской камере. Он смутно помнил, как потерял осторожность на выходе из банка — в руках его была драгоценность, приковывавшая к себе все его внимание. Он стал читать файлы прямо на улице, с первых же строк забыв обо всем на свете, и вполне закономерно получив шоковый разряд от обнаружившего его незарегистрированную личность и незарегистрированный тесак мобильного сканера. Впрочем, сейчас это было уже неважно. — Предупреждение. Проявление агрессии и причинение ущерба муниципальному имуществу вызывает применение нейтрализующих мер. Система срабатывает автоматически. Предупреждение. Повторное проявление агрессии или продолжение беспокойного поведения вызывает увеличение мощности шокового заряда. Предупреждение... Система оповещения не затыкалась. Камера делалась на совесть, и даже мышечные усилители обычно не позволяли причинить окружению сколь-нибудь существенный ущерб, поскольку шоковые заряды рассчитывались на подавление в первую очередь имплантанов. Обычно заключенным хватало двух-трех зарядов, чтобы осознать тщетность своих попыток побега. Особо буйных пятый-шестой заряд повышенной мощности отправлял в глубокий нокаут. Пако выдерживал уже восемнадцатый. Он считал их машинально, валяясь на полу в луже собственных нечистот в минуты покоя после диких судорог от перегруженных имплантантов. Тело уже давно исторгло из себя все, что могло, и все же в глазах серба постоянно стояли слезы. Шокер сейчас был единственным средством, которое приносило облегчение. Ярость вновь подкатила к горлу. Одним рывком поднявшись с пола, Пако бросился на стену, впечатывая кулак в глубокую выбоину, образовавшуюся в армированном бетоне. Каменная крошка брызнула во все стороны, и обнажившийся арматурный прут с протяжным звоном лопнул. Через мгновение заряд попал сербу в затылок, вновь бросая на изгаженный пол камеры и корежа тело судорогами. Девятнадцать. Это будет очень долгая ночь.
-
-
Всё круче и круче дела развиваются, однако
-
Очень ярко описано. Дьявол в деталях.
|
Влажный грунт хлюпал под ногами, обнимая ботинки. Саманта старался не слишком шуметь, продвигаясь вперед — не то, чтобы это было необходимо, поскольку рев мотора джипа, переваливающегося по грязи, не услышал бы за полкилометра только, пожалуй, совсем уж глухой или беспросветно тупой Ви-Си. А Саманта по собственному опыту знал, что совсем уж глухих или беспросветно тупых Ви-Си можно встретить где угодно, только не в лесу. Так вот, бесшумное передвижение не требовалось, но голос внутри Сэмми требовал соблюдать осторожность, смотреть в оба глаза и слушать в оба уха, а звуки собственных шагов или кряхтенье товарищей могут здорово этому помешать. И на этот — очередной? — раз чутье не подвело. Уловив в кустах тусклый солнечный зайчик, Саманта всмотрелся в пестрящую зелень вокруг. Наметанный глаз художника выцепил перемотанный тряпьем ствол старого доброго АК, а живое воображение моментально дорисовало к этому стволу две худые грязные руки, тощее тело в лохмотьях и горящие ненавистью раскосые глаза. Сердце в груди гулко стукнуло, проваливаясь куда-то вниз, пока Саманта обшаривал кусты по обеим сторонам дороги, находя все новые и новые стволы, очертания тел и плохо замаскированные руки, сжимающие оружие. Он точно знал, что гуки их видят, и отсутствие стрельбы означало только то, что они хотят, чтобы морпехи подошли поближе. А затем — кинжальный огонь с двух сторон дороги, кровь в песке, крики умирающих и еще один пропавший без вести взвод. Намба тен, короче. — Контакт на десять и два, — Саманта и сам не понял сразу, кто решил сдавленно прошипеть его ртом, предупреждая товарищей. Голос был чужой, хриплый и злой, и в нем не было ни грамма страха, который на самом деле испытывал боец. Не иначе, та темная сущность, поселившаяся где-то в его затылке, решила взять руль в свои руки. — Когда скажу, все на землю. Раз... два... Вниз! Та же неведомая сила, что взяла контроль над голосом, швырнула Саманту лицом вниз за откос дороги, заставила тут же перекатиться в сторону и добавить во всю мощь легких для парней, которые оставались у джипа и не слышали предупреждения: — Контакт на десять и два! А руки уже сами тащили приклад к плечу, наводя ствол на злые джунгли, которые вот-вот начнут плеваться смертью.
|
Вписка в лагерь Магго прошла нормально. Впрочем, после бравого выступления похмелье накатило на Райли с новой силой, вмиг посшибав весь кураж. Слегка зеленеющий лицом музыкант вяло осматривал окрестности, куда большее внимание уделяя не обитателям или обстановке, а укромным кустам или тихим уголкам, где можно было бы вволю поблевать, если что. Но не пришлось — прогулки на свежем воздухе, дополненные парой глотков винца (надо же было отметить успешное внедрение во вражеский лагерь!), быстро поправили здоровье, и через некоторое время Райли снова был бодр и весел. На волне этой веселости он и обратил внимание на странное собрание лагерного народонаселения неподалеку от конюшен. И судя по бодрым крикам, там явно не крупу продавали, а назревала вполне себе драка. Такого события музыкант упустить никак не мог, моментально присоединившись к зевакам и быстро протолкавшись вперед, чтобы лицезреть действие, так сказать, из первых рук. Увиденное заставило его сначала нахмуриться — четверо здоровых мужиков собирались лупить хоть и оружную, но бабу. Гортанные же выкрики последней заставили его и вовсе погрустнеть — баба оказалась эльфкой. Тут же всплыл в памяти северянин со своей потаенной обидой на нильфов и скоя'таэлей. Наверняка б сейчас либо присоединился к мужикам этим, либо просто бы мимо прошел. Чего бы и Райли пожелал, и был бы прав со всех сторон. И подумал Райли вскользь о том, что вот именно из-за такой херни не предвидится в ближайшее время глобального мира между эльфами и людьми. Потому что мимо проходят что те, что другие, когда непотребство случается не со своими. Вздохнул музыкант, сплюнул хмуро, за ус себя дернул, да и вышагнул вперед, понятия не имея еще, что такого сказать собирается. — Эй, мужики, глядь что деется!.. "Заебись начало, всегда прокатывает. Хорошо, внимание к себе привлек, а дальше-то что?!.." — Кажись сейчас эльфке-то уши пообрывают! А выйдет ли по-честному?.. "Ой дурень бородатый, какая нахер честь у этих безродных... выкручивайся давай!" — Коли один на один, так я б на эльфку серебряный поставил-то против этого увальня! Поддержит кто, хлопцы, аль супротив выставится?! "И то хлеб... теперь бы с эльфийкой до того ж договориться..." И пока толпа переваривала информацию, Райли напряг извилины изо всех сил, глядя эльфийке (со своей крылатой татуировкой и острыми ушками симпатичной, что уж там, это-то Райли в первую голову приметил!) в глаза, и медленно подходя ближе: — Эй, краса! Как там это... Wett vita? Тогда надо это... Bid... Bead... А, во, Beade! Значит, beade этой... блядь, как оно там... Res's, что ли... Aeved? Wett vita, beade res's! Neen brea!* Надеюсь, что ты меня aeved, иначе тебе пиздец, и на красивые глазки не посмотрят... Остановившись на безопасном расстоянии от эльфийки, Райли достал лютню. Если мужичье одобрит идею псевдо-честного поединка и позарится ставками, то музыка поможет превратить бой в зрелище независимо от исхода. Если же нет... ну что ж, хоть на поминки эльфке сыграет.
-
И среди d'hoine есть честные и приличные люди, однако.
-
Есть рыцари в нашем разбойничьем лагере! :3
-
Хотеть жить, драться ствол.
|
Время расплаты.
— Босс, мне нужно Церебро. Это становилось похоже на какую-то странную традицию. Пако снова пришел к загадочному корейцу с просьбой о внеплановом "выходном" и нескольких дозах наркоты. Снова огромный серб был внутренне готов к затяжным переговорам и угрозой увольнения. И снова кореец одарил его коротким взглядом со своим профессионально- и расово-непроницаемым выражением лица, и молчаливым кивком выдал карт-бланш. Когда-нибудь Пако наверняка во что-то выльются все эти долги, но сейчас это было неважно. И вновь серб скользил по узким, но достаточно чистым улицам Технокорпа, одним своим видом и мрачным выражением лица отбивая желание окликнуть его. Впрочем, жители Технокорпа из без того не слишком тащились от общения в реальном мире, предпочитая мир виртуальный. Пако ненавидел этот город. Насквозь подчиненный корпорации, безжалостный и бездушный, он высасывал все человеческое из людей, заменяя их имплантантами, техникой, рекламой, кредитами и прочей фальшью. Но поскольку Пако не интересовали другие люди, он ненавидел его за то, что город высасывал все человеческое и из него самого. Он и не осознавал этого, пока весточка о Малике не затронула что-то в его душе, изъеденной злобой, не заставила взглянуть на самого себя и с — нет, не ужасом и не отвращением, но какой-то беспросветной тоской отметить в себе те же бездушные и лишенные человечности черты, что и в людях, населявших Нью-Вашингтон. Оставалась лишь ненависть, но не та сжигающая все на своем пути боевая ярость, а тихая и ненавязчивая, даже несколько ленивая, ставшая привычной и повседневной, переливающаяся спокойными красками в зависимости от погоды, количества встреченных за день отморозков или суммы сбережений на счету. Пятьдесят оттенков ненависти. Очередной небоскреб оказался нужным. Пако обошел его по периметру, засекая камеры и патрулирующих охранников. Безмолвная стена бетона и армированного стекла, возвышающаяся до небес, была не такой уж неприступной. Противопожарные лестницы опутывали ее легкой и незаметной, но все еще непрерывной сеткой, и добраться до них было достаточно просто... для обладателя мышечных усилителей. Впрочем, Пако избрал другой путь. Сейчас ему нужно было не так уж много — одинокий владелец пропуска вне зоны обзора камер. Дальше оставалось сделать только то, что Пако делать умел. Возможность для "другого пути" предоставилась достаточно быстро — запарковавшееся неподалеку такси выплюнуло тучного мужчину, и тот, смешно переваливаясь, побежал ко входу в здание. Пако перехватил его по пути, просто закрыв лицо огромной рукой, затащив в подворотню и вырубив коротким ударом. Теперь у него было около десяти-пятнадцати минут до того, как не добравшегося домой постояльца хватятся. А этим местом стал турникет на главном входе — имея пропуск, Пако просто сделал морду кирпичом, и прямо на глазах вахтера прошел через лобби. Вахтер проводил его долгим взглядом, но все же не решился окликать гиганта — причин останавливать его не было, а габариты визитера отбивали всякое желание выдумывать себе проблемы. Пробравшись внутрь здания, Пако сверился с планом пожарной эвакуации и, едва слышно поскрипывая подошвами армейских ботинок по псевдомраморному полу, отправился на поиски задней лестницы. Чертов небоскреб пестрел этими признаками дешевой роскоши — дешевая керамика под мрамор на облицовке, аляповатые светильники, искусственная зелень в коридорах, призванная радовать глаз постояльцам... пожалуй, сейчас Пако просто из принципа разбил бы кому-нибудь из здешних лицо. В таком расположении духа он и добрался до квартиры Сирано. Здесь он уже не слишком церемонился — охрана на верхние этажи забредала редко, и поэтому Пако просто аккуратно выдавил дверь, уперевшись в нее плечом. Полуторасантиметровые дуги ригельного замка жалобно тренькнули, лопаясь под чудовищным давлением, и дверь открылась внутрь, при том что конструкция петель предполагала открытие наружу. На постояльца в лице Паоло Сирано это произвело неизгладимое впечатление. Тощий клерк застыл посреди своих недешевых аппартаментов со смешанной гримасой шока, удивления и ужаса на лице. Возможно он был готов рассказать Пако все, что тот попросит, и отдать все что угодно, но, к сожалению, просто не успел — Пако в три шага сократил разделявшее их расстояние, и накопившаяся в сербе ярость при виде кинувшего его информатора выплеснулась в один короткий удар. К полной неожиданности самого Пако, который собирался для начала немного побить клерка, чтобы тот стал разговорчивей, челюсть Сирано влажно хлюпнула и вмялась внутрь вместе с половиной лица. Похоже, серб просто не рассчитал усилий. Машинально потерев кулак, Пако удивленно посмотрел на изувеченный труп у своих ног — расплата наступила как-то слишком быстро, и вместо чувства удовлетворения вызывала лишь разочарование и раздражение. Вдобавок к этому, пока Пако переоценивал сложившийся расклад, на этаже раздался вой сирены. Ублюдок наверняка поставил себе биометрический датчик. Времени было в обрез, и Пако принялся искать хоть что-нибудь ценное, чтобы компенсировать себе легкую неудачу в осуществлении возмездия. Однако на глаза не попадалось ничего — не тащить же с собой плазменный проекционный телевизор с эффектом полного погружения, размером в полстены?.. Уже слыша топот ног по коридору, Пако краем глаза ухватил знакомый цвет кредитного чипа, уголком выглядывавшего из-под подушки. А дальше началось веселье. Обрюзгшая от повседневного безделья охрана первой волны не представляла для серба никакой угрозы — он покорно поднял руки, подождав, пока в комнату набьется побольше народу, наставляя на него свои пистолетики и станнеры. Просто, чтобы меньше было бегать. Через сорок четыре секунды Пако вытер свежую кровь с костяшек пальцев и отправился в коридор. Вот-вот должно было подоспеть подкрепление, и там наверняка будут ребята посерьезнее, а серьезные разборки в планы Пако не входили. Нужно было выбираться побыстрее. Вырвав с мясом заблокированную дверь лифта, серб выбрался в шахту и, ухватившись за трос, отправился вниз. Выбираться через главный либо черный входы уже было бесполезно — Пако слышал топот ног парней, оцепляющих здание по периметру, причем металлический лязг, сопровождавший действо, позволял предположить наличие у охраны экзоскелетов. Это создавало дополнительные трудности при открытом боестолкновении. Впрочем, открытый бой с превосходящим противником в планы Пако не входил. Движением, ставшим уже несколько привычным, серб высадил стену, обрушившись в клубах бетонной пыли всем своим немалым весом прямо на несчастного охранника, стоявшего в оцеплении на углу здания. Стряхнув с себя пыль вперемешку с кровью, Пако поднялся на ноги и уже совсем было собрался убегать подальше, но с удивлением обнаружил зацепившийся за его ногу оружейный ремень, прицепленный, как оказалось, к неплохой на вид рельсовой винтовке. День, хоть и начинался не очень, завершался вполне неплохо. Теперь лишь оставалось добраться до своих, оценить приобретения, и отправить Малике еще денег. Сейчас Пако мог себе позволить быть заботливым старшим братом.
-
-
Двери? Стены? Для Пако всё едино.
-
Атмосферно, красиво и интересно
|
-
Я не могу утверждать, что я особенный, хотя мои способности заведомо превосходят способности обычного человека. Эту фразу я просто не могу не отметить. Уж очень веет от неё классической атмосферой первоисточника) Эта схватка вписана в сюжет, но кто сказал, что я не имею права на импровизацию? И вот это просто класс, да.
-
Все это приводит меня, ценителя хороших постановок, к мысли о глобальном сценарии, который разыгрывается вокруг нас. Пожалуй, я готов пожать руку режиссеру. Люблю подобные отступления ^^ Практически разрушение четвёртой стены, хм)
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Выбор: поискать место для пряток по совету Тинка, или же сказать папе про мигнувшую дверь в жилой зоне? Мне уже дико-дико начинает все это нравится! *_*
|
Осмотр и вскрытие личинки доктор провел, деликатно наблюдая за процедурами из-за плеча Нинет. Смотреть на уточненные и профессиональные действия незнакомки было сродни любованию работой любого мастера, творящего шедевр, будь то скульптор, художник или... к собственной неожиданности, доктор Блэкуэлл вспомнил свое недавнее любование работой другого профессионала — младшей из сестер Тернегг-Ратц, пусть ее искусство обращения с оружием было куда более смертоносным. Погрузившись в свои мысли, доктор равнодушным взглядом осматривал окресности, и неожиданно наткнулся на сцену, разыгравшуюся вокруг персоны старшей сестрицы. Не успел он осознать увиденное и сформулировать в себе порыв прийти на помощь цивилизованной даме, попавшей в окружение дикарей, как расклад прямо на его глазах изменился. И как Говард ни пытался деликатно отвернуться, призвав на помощь все свое джентльменское воспитание и британскую выдержку, все же он проводил новообразованную пару ошеломленным взглядом до самой палатки-типи. И лишь когда полог был задернут, а изнутри послышались звуки жаркой страсти, доктор Блэкуэлл наконец вышел из ступора. Покраснев, как плохо проваренный рак — все же природная бледность Говарда отчаянно сопротивлялась любым попыткам краски прилить к щекам, позволяя проступить лишь отдельным неровным пятнам — он шумно откашлялся, извинился и быстрым шагом отправился на прогулку. Несколько минут одиночества и свежего воздуха сейчас были ему необходимы как воздух. И вовсе не потому, что британское воспитание могло расценить поведение Маргит только клеймом "распутство", поставив крест на всем кажущемся приличии этой женщины. И даже не потому, что дикость и необузданность произошедшего более-менее нормально укладывались в голове доктора с образом индейца, но никак не с образом высокосветской дамы, которой виделась Маргит со стороны. Нет, доктор Блэкуэлл достаточно попутешествовал и достаточно повидал, чтобы избавиться от привычки судить о людях по поступкам, которые не вписываются в окостенелые рамки европейской цивилизации. Пожалуй, дело было в том, что Говард испытал легкое чувство зависти к индейцу, к тому, как просто и прямо тот заявил о своих желаниях, и добился такого же искреннего и прямого ответа. К тому же, еще и положительного. Это чувство зависти вызывало в докторе стыд и раздражение на самого себя, ведь он не мог позволить себе обратиться в такой манере ни к одной из... Оборвав свою мысль еще до того, как она сформируется в кощунственное признание, доктор шумно выдохнул, тряхнул головой и волевым усилием заставил себя успокоиться. Подобные переживания были не к лицу ни джентльмена вообще, ни британского офицера в частности. И, в конце концов, со всеми вышеупомянутыми — и неупомянутыми! — дамами ему еще предстоит длительное путешествие. Развернувшись на каблуках, он направился через стойбище обратно в лагерь, от которого оказывается успел отойти не на один десяток метров, и отчаянно желая, чтобы его окликнул хоть кто-нибудь, чтобы отвлечь от кавардака, воцарившегося в его голове.
-
Милейший и воспитаннейший юноша, чем-то по характеру напоминающий того, чье лицо ему досталось)
-
|
Ее радость от моего согласия помочь заполняет машину теплом. Неощутимо, незаметно — сложное чувство, когда напряженность между двумя уходит, неразрешенный вопрос получает ответ, запертая дверь отворяется, а стена, возведенная словами, предрассудками и жизненными штампами, дает широкую трещину, впуская доверие. Поначалу робкое и осторожное, оно проникает внутрь машины, настороженно и любопытно осматриваясь, словно дикий зверёк. А затем тепло разрастается в пожар. Я чувствую недовольство в ее голосе, вызванное сравнением с убийцей. Она боится его, зная его возможности, и в то же время презирает его настолько, что даже такое сравнение ей кажется оскорбительным. По крайней мере, именно этот вывод я беру за основу, чтобы понять вспышку ее негодования. И я греюсь в этом пламени, наслаждаясь теплом эмоций, вызванных мной и только мной. Ведь чтобы вызвать у зрителя ярость и негодование, нужно постараться ничуть не меньше, чтобы заставить его сопереживать или сжалиться. Одна из лучших похвал, которую я могу получить. Но все же, мне не нужна ее ярость, раз нам суждено путешествовать вместе.
— В твоих глазах есть нечто, — я раскрашиваю флегматичный тон Джона образами, добавляя в сухие слова яркости. — Искра, отблеск пламени, сияние в глубине. Игра света на гранях бриллианта. Блеск сокровища в далеком сундуке. Нечто подобное я видел в глазах убийцы, только во много раз ярче. Должен признать, этот свет привлекает меня, — и вновь двусмысленность фразы, на этот раз нарочная, заставляет губы Джона кривиться в усмешке. — Поцелуй бога. Дьявольски манящее проклятие. Я хотел бы знать, что это. Фраза оканчивается не вопросом, а утверждением, поскольку я не знаю, догадывается ли Диана, что я имею в виду. Возможно, этот свет виден лишь мне, и теперь мои речи похожи для нее на абсурд.
Она боится его. Боится того, что может случиться, если — когда? Я не могу быть уверен в правильности формулировки вопроса — он нас настигнет. Я могу ее понять в этом, я тоже видел, на что он способен. Но боюсь ли я? Сложно сказать. Пожалуй, в данный конкретный момент меня устроит любой сценарий. Она говорит, что все закончится сегодня, на рассвете. Я совершенно машинально бросаю взгляд на указатель топлива — "Форд" был заправлен для городского патруля, а не для долгого путешествия по трассе, при выезде там была едва ли половина бака. До рассвета нам его точно не хватит, значит нас ждет минимум одна остановка на заправке. — Откуда ты знаешь это? — вопрос ложится как патрон в обойме вслед за фразой Дианы, вслед той уверенности, с которой она утверждает о том, что все закончится сегодня.
|
-
Гендерное равноправие - оно такое XD
|
-
-
Тэмэя завершилась. Воспарила ввысь крылатым змеем, скользнула в траве мира чешуйчатым орлом. Теперь Тэмэя совершенна.
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
ты придираешься! ну скажи честно, что придираешься, и все)))
|
Штопать негров доктор Блэкуэлл умел. В отличие от Нового Света, расовая дискриминация в Европе была отчетливо мягче, а конкретно для Говарда так и вообще не являлась вопросом. Он штопал негров, будучи в Африке, он штопал индейцев в Латинской Америке, и даже один раз штопал китайца — но не в пределах Поднебесной, где ему так и не довелось побывать, а всего лишь в армейском медпункте порта Кейптауна, куда порезанного в доках китайского матроса занесли дружелюбные местные. В этом смысле для доктора все люди были вполне себе равны, поэтому шуточка наемника осталась без внимания, равно как и начатое оскорбление его товарища. — Мне кажется, вы его за что-то очень не любите. От такой транспортировки он умрет ничуть не менее надежно, чем от заряда дроби, — флегматично бросил доктор, ставя саквояж на землю и выуживая из него пару перчаток. Видя, что наемники не реагируют, он добавил: — Положите его обратно на землю. Только бережно, будьте добры. Рядом с саквояжем доктор расстелил чистую простынку, на которую быстро выкладывал необходимые инструменты и склянки. Когда выложенная кучка предметов разрослась до угрожающих размеров, доктор наконец остановился и, схватив одну из склянок, щедро выплеснул ее содержимое прямо на рану пациента, который, похоже, уже потерял сознание. Пациент неожиданно открыл закатившиеся было глаза, вытаращил их и громогласно и в крайне нецензурных выражениях изъявил желание жить. — Оу, прошу прощения. Я забыл про морфий, — Говард виновато развел руками, достал из кучки инструментов большой стеклянный шприц и воткнул его куда-то между ребер. Негр снизил громкость воплей до приемлемой, а через какое-то время вообще заткнулся, "уехав" в мир грез с блаженной улыбкой. Тем временем доктор обрезал одежду вокруг раны, промыл ее водой, и принялся ковыряться в ней, орудуя узким скальпелем и пинцетом и то и дело вытирая натекающую кровь бинтами. Извлекаемая дробь складывалась аккуратной горсткой на краю простыни. — Кучно пошла, — сообщил он наблюдавшим за его манипуляциями наемникам. — Если бы разлет был побольше, возможно и резать уже не пришлось бы. А так сейчас мы вот этот сосудик перетянем, здесь немножко ушьем, наложим повязочку, и будет жить. Возможно, даже долго. На упомянутую "повязочку" Говард бинтов не пожалел, превратив торс несчастного Джека в готовое пособие для мумификации. Он и сам не смог бы объяснить это накатившее вдруг желание замотать человека в бинты. Возможно, всему виной были приступы трусости во время боя, которые доктор теперь хотел загладить успехами на медицинском поприще хотя бы в своих глазах. В любом случае, вряд ли это повредило бы негру. А возможно, свое влияние оказала старшая из сестер Тернегг-Ратц, добившаяся чудесных в прямом смысле этого слова результатов одной лишь молитвой. Говард, пытаясь осознать увиденное, мог лишь пожать плечами и выдать сакраментальное "Неисповедимы пути господни", в которое сам же не очень-то верил. Вообще, милые сестрички, чем дальше заходило дело, тем больше являли какую-то иную свою сторону. Тем не менее, когда Магрит обратилась к доктору за уроками полевой медицины, он отбросил в сторону свои сомнения и на пока еще живом пациенте показал основные принципы первой помощи — не дать потерять сознание, не дать истечь, и не усугубить ситуацию неверными действиями. В качестве примера последних он привел транспортировку раненого Джека его же товарищами, которые, по счастью, ехали в отдалении.
К моменту встречи, произошедшей буквально через полчаса после боя, доктор уже успел снять перчатки, сложить испачканный инструмент в котелок-стерилизатор, и терпеливо дожидался нормального человеческого привала, где можно было бы разжечь костер, накипятить воды, обработать инструменты и перевязать своего пациента, который все еще "плавал" в морфиновом угаре, лежа в фургоне. Поэтому неожиданную встречу посреди диких земель он наблюдал из фургона, и в диалог не вступал, с интересом ожидая развития событий.
-
Право не стоило так с ним возиться...
-
|
-
За красивый переход от страха к азарту!
|
Известие о крушении "Звезды Севера" достигло ушей доктора Блэкуэлла в не самый подходящий для этого момент. И дело было даже не в том, что в этот момент благовоспитанный и вежливый доктор орал благим матом на тучного лендлорда, являвшегося собственником ломбарда и сдаваемых в аренду двух комнат и каморки в одном из оживленных уголков Лост-сити... впрочем, нет, дело было именно в этом. Мальчишка-газетчик, выкрикивавший заголовок свежего выпуска "Бостон Джеральд", заглянувший к "дядюшке Грегору", как здесь называли старого пухлого еврея-ростовщика, стал свидетелем окончания потрясающей по накалу страстей сцены. — Двенадцать доллара в неделю?! Да я за двадцать смогу купить весь ваш клоповник! А на сдачу — и вашу жену! — кричал молодой на вид и прилично одетый джентльмен с ярким британским акцентом. Лицо его, наверняка обычно бледное, багровело отдельными яркими фигурными пятнами. — Моя жена не продается за такие копейки! — не менее громко, но куда более хладнокровно отвечал дядюшка Грегор, и мальчишка-газетчик мог биться об заклад с хорошими шансами на выигрыш, что ростовщик в этот момент прикидывал, за сколько действительно могла бы продаться его жена — женщина хоть и в возрасте, но еще вполне очень даже ничего. Спор, по всей видимости, достиг финальной точки как раз в этот момент, поскольку джентльмен со словами "Да катитесь вы к дьяволу с такими расценками, сэр!" шумно покинул апартаменты дядюшки Грегора, хлопнув входной дверью. Оказавшись на улице, доктор Блэкуэлл — а это был именно он, — еще некоторое время пыхтел возмущенными политически-нейтральными возгласами вида "Двенадцать долларов! Грабеж!" и политически-реакционными вида "До чего докатилась страна без крепкой управляющей длани Империи!", которые по счастью остались без последствий. Зато мальчишка-газетчик моментально усмотрел в ситуации собственную выгоду. К тому же дядюшка Грегор ему никогда не нравился. — Сэр, всего за десять центов я на пять минут стану этой самой дланью! — заговорщицки шепнул он, приблизившись к джентльмену. — И каким же именно образом, позвольте узнать, молодой человек? — с сомнением в голосе протянул доктор: "длань" выглядела недостаточно внушительной даже для смехотворной суммы в десять центов. Но мальчишка вместо ответа многозначительно кивнул на свежую кучу конского навоза, расположившуюся буквально в двух шагах от беседующих, а затем — на дверь дядюшки Грегора. Доктор Блэкуэлл, потратив несколько секунд на раздумья, ухмыльнулся и вытащил из кармана монетку в двадцать центов. — На сдачу расскажешь мне содержание свежего выпуска и проводишь к ближайшему бару. Таким образом, британская честь была восстановлена, обидчик наказан, а Говард обзавелся ценными сведениями, среди которых в числе прочих значилось как крушение "Звезды Севера" и слухи о баснословных богатствах, перевозимых на борту, так и известие о собираемом мэром Лост-сити поисковом отряде. А ввиду крушений планов доктора Блэкуэлла об открытии частной практики, перспективная экспедиция была ему весьма кстати.
Знакомство с попутчиками и последующее путешествие оказались для доктора занимательным опытом. Ранее ему доводилось путешествовать только в составе регулярных частей армии Ее Величества, и условия в походе обеспечивались с присущей армии педантичностью и бюрократизмом. В маленькой компании путешественников все было настолько же проще, насколько и неорганизованней на взыскательный докторский взгляд. Впрочем, ему хватало такта держать свои претензии при себе, а через несколько дней он привык к некоторым неудобствам настолько, что стал получать от экспедиции удовольствие — не в последнюю очередь благодаря присутствию двух очаровательных сестер Тернегг-Ратц. Известие о возможной опасности, а также о ее природе, заставило доктора сначала усмехнуться — ну право слово, оборотни, скажет тоже! Однако заметив на лицах спутников реальное беспокойство, доктор предпочел воздержаться от высказываний, и уделить больше внимания командам его более разбирающихся в оборонном деле спутников. Револьвер, висевший под полой пиджака доктора, придавал некоторой уверенности, хотя доктор ощущал себя зеленым салагой в разгар боя, когда глядел на уверенных в себе сестер.
-
Оригинальные у тебя персонажи получаются) Отличный отыгрыш, как и всегда. Интересно читать.
-
До чего докатилась страна без крепкой управляющей длани Империи! В этой фразе, да и во всех строчках, так и виден крепкий дух старой доброй Англии! Очень хорошо написано, со вкусом к деталькам, маленьким, но важным событиям и личностными трактовками. Да еще литературно изящно.
-
Ага, доктор. Неодходимый человек в цирке.
|
-
— Господа, кажется они торопятся сюда не для того, чтобы поздороваться Мы не можем этого утверждать!
|
Вопрос с командованием утрясся сам собой. Нет, не то, чтобы Хальр так прямо уж рьяно возражал против лидера в виде орка. На личном опыте успел убедиться, что зеленокожие вполне себе неплохие что бойцы, что военачальники. И если бы народ решил выбрать орка в командиры, Хальр бы пожал плечами, может ругнулся бы еще беззлобно, и больше в силу уважения традиций, да и пошел бы в подчинение. Но не пришлось. Башня у варвара никаких эмоций не вызывала. Все равно горы, богами сотворенные, повыше будут. Шел себе, сапогами гальку расшвыривая, и думал не про башню, воздвигнутую невесть кем посреди невесть где, а про то, как скоро у него яйца звенеть начнут под ветром. Трусы-то, хоть и меховые, но все ж голыми ноги оставляют. Штаны бы не помешали хотя бы, торс так и быть, можно напоказ выставлять, перед соотечественниками не стыдно. С мыслей про горы и соотечественников как-то незаметно Хальр перешел к мысли о родных местах, на нынешнее место чем-то очень похожих. То ли общей суровостью пейзажа, а то ли настроением, которое пейзаж оный в душе вызывал. И вдруг захотелось Хальру малины. Кислой, мелкой и твердой северной малины, а не это водянистое говно из южных земель. Или земляники лесной, у которой ягодки мельче ногтя детского. Или брусники какой, из-под камней пробивающейся. В общем, ягодку ему захотелось, да так, что аж зубы свело и слюна во рту потекла водопадом, только сглатывать успевай или сплевывать. До башни Хальр добрался, прожигая землю взглядом. Ну хоть бы стебелек, хоть бы кустик! Внутренний двор взглядом обшарил, зелень выискивая. И нашел! За телегами, у самой стены, пробилась поросль остролистая, знакомая каждому северянину — прекрасный десерт, источник витаминов и вообще вкуснятина. Южане-то нос воротить будут, ибо кислая и твердая северная малина окажется на взыскательный и утонченный вкус... А Хальр медведем к телегам ломанулся, раздвинул осторожно, меч в одну из них положив, и осторожно, словно любимую женщину лаская, обобрал все три ягодки зрелые, оставив штук пять зеленых дозревать на радость следующему страждущему. И сожрал в одно лицо, довольный как тот самый медведь. А тут в башне вдруг зеленокожая заорала. Знакомое какое-то слово, и пока Хальр с мечом наперевес на манер короткого копья в башню входил, готовый рубить, убивать или упаси Глемселен, спасать — вспомнил: "ловушки" это. Выяснилось, что одну из упомянутых ловушек Керра опробовала собственной задницей. Ну, почти. А Магнус добрый оказался, Хальр только гыгыкнул басовито в ответ на замечание про Мастера Палача. А что, смог бы. Башку рубить, пока тело крепко зафиксировано, это много ума не надо, даже Хальру понятно. За компанией, внутрь башни направившейся, пошел в конце — он со своей бандурой все равно не сильно помощник. Ненароком потолок зацепит на замахе, или стенку. Или соседа неудачливого. Тут уж лучше прицелиться хорошо, да потом гаркнуть "Разойдись!" перед ударом, коли придется. А кто не разойдется, сам виноват.
|
-
-
весьма красноречиво и в отыгрыше
|
-
"Кавалерия легкого поведения" это сильно.
|
Вы не можете просматривать этот пост!
|
Эльфы щебечут что-то неразборчивое, все сразу и хором, прерываясь лишь для громких женских рыданий да надрывных детских воплей. Но с земли не встают, и двигаться вперед не пытаются, предпочитая, кажется, отдаться на милость кому бы то ни было. Долго такая ситуация продолжаться не может, и половина четвертого отделения тихо выбирается из здания, чтобы исчезнуть в проулке и попытаться забраться в тыл подозрительным эльфам. А заодно рассмотреть их поближе и узнать, не сопровождает ли их кто-то еще, не такой напуганно-мирно настроенный. Но это оказываются действительно гражданские, что подтверждает и донесение четвертого, и последующий пристальный досмотр под прикрытием пары пулеметов. Группа, восемь взрослых эльфов — две сухие подтянутые старухи с молодой кожей, трое мужчин с разными увечьями и три женщины с одинаковыми глазами, что сразу выдает сестер, — и трое детей мал мала меньше. При них не находится ни оружия, ни взрывчатки, несмотря на тщательнейший обыск даже пеленок у младенца. Прибежавший с баррикады гоблин-посыльный даже наводит на мысль отправить их дальше в тыл, через мост к раненым, и там оставить для дальнейшего допроса, но оглушительный взрыв со стороны баррикады прерывает размышления.
...Рассвет встретил остатки взвода лейтенанта Аргайла в намеченной точке — на площади в центре города, у подножия снесенной авиаударом ратуши. Остатки оборонительных укреплений указывали на расположение зенитных орудий, но сейчас площадь была пуста. Остроухие успели укатиться к херам собачьим. Да, впрочем, туда им и дорога. Боевая задача ведь выполнена. Взрыв на баррикаде, конечно, подпортил картину потерь. Выжившие рассказывали о малявке-смертнице, которую нашли в трущобах и притащили на баррикаду. Не бросать же ее было среди трупов, в самом деле. Теперь она им будет в кошмарах сниться до самого конца. В такую хуйню, откровенно говоря, сложно поверить, но ее тело нашлось там же, возле эпицентра. По словам очевидцев, гоблин-корпсман, что ее как раз и нашел в трущобах, и единожды спас из перестрелки, словив несколько пуль в тушку, вроде как кровью истекал и вообще при смерти был откровенно. А как взрывное устройство увидел, бросился на нее тигром. То ли опять спасти хотел, то ли придушить напоследок. Упали, говорят, вместе, вот только на этот раз она его от взрыва своим тельцем заслонила. Только пара осколков в ноги пошло, инвалидом может остаться. Еще один джи-ай, тот выживший герой, что чуть ли не в одиночку здание у баррикады занял, тоже взрыватель просек, успел и "ложись!" проорать, и сам подальше откатиться. В общем, только троих парней взрывом посекло насмерть. Ну и девчонку. Вот такая хурма. Птички вовремя успели, забрали бедолагу и остальных раненых. А потом, ближе к полудню, грузовик подъехал раздолбанный с семью какими-то хряками. Оказалось, остроухие прорвали фронт на участке капитана Чарльза Дюрена, и ввиду тотального отравления свинцом всего командования, хряки решили, что самое время тактически отступить к своим. Ну, трибунал решит, правильно они сделали или нет.
-
Мафся, если ты читаешь эти строки, окстись, окаянный. Kita - молодчик. Уважуха, респекты.
-
-
Как-то неожиданно все закончилось. Я думал, у взвода "ласт стенд" будет, с массированной атакой и выпилом большей части выживших, а тут бах - и все... Но все равно, спасибо за игру, неплохо получилось, интересно.
-
Довести модуль - большое дело. Довести чужой, подхваченный "на полпути" модуль - почти героический поступок
-
Еще разок за ветку и за модуль — не грех).
|
Пожалуй, мы можем убегать вечно. Драма, которая завертелась вокруг нас, превратится в роад-муви. Я остановлюсь на заправке, чтобы пополнить бак, куплю чего-нибудь перекусить, а она будет ждать меня в машине. Я вернусь с пончиками, кофе и сигаретами — сигареты будут обязательны, пачка тонких ей, и какие-нибудь вызывающе грубые — мне. Джону придется потерпеть. Затем мы будем гнать дальше на Юг, развлекаясь очень медленной и очень осторожной беседой, пока от усталости не начнут слипаться глаза. Зная себя, могу сказать, что это будет не меньше чем через трое-четверо суток, однако ей наверняка захочется передохнуть раньше. И тогда мы остановимся в придорожном мотеле, возьмем один номер на двоих, но с раздельными кроватями, и она уснет после душа под монотонную негромкую трескотню телевизора, который я буду смотреть еще очень долго, почти до самого утра, прежде чем позволю и себе провалиться в короткий и чуткий сон. И мы будем убегать вечно от неотвратимой угрозы, преследующей нас по пятам. Я прокручиваю этот сценарий в голове, смакуя отдельные сцены и детали, подобно внимательному режиссеру: например, тяжелый запах сигарет в машине, смешанный с ароматом кофе, или легкое чувство неловкости, которое обязано будет повиснуть в воздухе, когда она выйдет из душа в мотеле — с мокрыми волосами и завернутая в дешевый халат. Это была бы прекрасная сцена. И все же, затем я откладываю его в сторону. В бегстве есть смысл, когда есть куда бежать. Бежать от чего-то — или от кого-то в нашем случае — бессмысленно, если только бегство не является самоцелью. А я точно знаю, что рано или поздно мне надоест роль беглеца. — Ты знаешь, как его остановить? Короткая фраза, наполненная бездной смыслов. Безопасность даже рядом со мной относительна — сколь бы ни был я уверен в своих силах, убийца может избавиться и от меня. Бегство не может продолжаться вечно. А еще — я здесь, я не бросаю тебя, я готов помочь. Изумрудные глаза моей попутчицы натолкнули меня на мысль, и я с интересом разворачиваю цепочку собственных ассоциаций. Не так давно я жадно рвался вперед, к телу поверженного противника, чтобы добраться до драгоценностей, которые нашел в его глазах, и отступил в разочаровании. Интересующий огонь в мертвых глазницах погас, чтобы позже разгореться вновь, когда враг ожил. И сейчас искра, похожая на этот огонь, мелькает во взгляде Дианы, будоража сознание вопросом возможного родства. — Твои глаза похожи на глаза убийцы, — мне удается смягчить флегматичным тоном Джона достаточно безапелляционное и, ввиду обстоятельств, двусмысленное заявление. Указатель впереди, едва заметный в снежной метели, вежливо просит сделать выбор. До федеральной автострады можно добраться разными путями, и по сути, нет никакого значения, куда сворачивать. Я предполагаю, что в самом бегстве нет особого смысла — просто способ выиграть время. Джон, руководствуясь чем-то иррациональным в глубинах своей души, упрямо давит на педаль и удерживает руль, оставляя между нами и преследователем все больше миль по прямой. Значит, Остин. Пусть будет Остин.
-
А что, неплох сценарий ^^ Всё по канону, ага) Отличное описание.
|
-
-
Красивый у тебя стиль. Приятно читать.
-
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Про This is real очень понравилось.
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
— Мария Петровна? Как там ваш театр, не сгорел еще? Шучу-шучу. Сегодня выступления есть? Теперь я знаю с чего начать телефонный разговор :3
|
Вы не можете просматривать этот пост!
|
Трещит горячий воздух джунглей, разрываемый злыми кусочками металла на сотню частей. Каждый, кто сейчас там, будь он морпех или гук, если он не полный отморозок, хотел бы оказаться где-нибудь еще, насрав на патриотизм, приказы, убеждения, долг перед родиной и какие угодно еще мотивы, погнавшие до сего момента здоровый и целый разумный кусок мяса на войну. Но хотеть - это хорошо, конечно. А сейчас надо убивать. Во имя патриотизма, приказов, убеждений, долга перед родиной и хуй знает чего еще. Желания выжить, например.
Татум. Кровь хлещет из почти оторванной кисти, щедро удобряя выжженую землю на дне воронки. Туманится сознание, то ли от потери крови, то ли в ожидании болевого шока, который все не идет и не идет. Голову словно ватным одеялом укутали, тепло так вдруг стало, и еще больше нереальность всего происходящего проступила – нет, блять, ну как такое могло случиться-то вообще? Да ну нахуй! А следом за теплом пришла боль. Нет, даже не так. Ее Величество Боль вступила в свои владения, щедрой рукой выжигая нервные окончания в мозгу, ответственные за передачу болевых сигналов, заливая все вокруг слепящим светом, и нет теперь больше ничего реального, кроме Нее. Заходится тело в спазме, заходится глотка в крике, и нет сил, чтобы остановить эту блядскую песнь Боли. Сейчас бы счастливо вырубиться, надеясь на силу и мощь Американской Армии, которая вот-вот соберется с силами, и без твоей помощи запихнет гуков обратно в тот Нахуй, из которого они вылезли. А также на расторопность полевых медиков, которые обязательно найдут, вытащат и залатают, ссуки, ведь смогут же залатать, не может быть чтоб не смогли! Но медлит блаженное забытие, словно наслаждается моментом, растягивает жгучую секунду.
Брэдли. Не отзывается медик, скотина. То ли пристрелили его уже, то ли занят кем-то посерьезнее. Ну да и хуй с ним, винтовка, родная любимая "эмочка", куда ближе оказалась. Легла обратно в руку, родимая, и очень кстати и вовремя, как будто сама подсказывая, что морпех без винтовки в этом аду нахуй никому не нужен. Рявкнула длинной очередью - и рассыпались ближайшие тени, подступающие со стороны леса, как детские кошмары исчезают при включенном свете. Упали, вжимаясь в землю, кое-кто - и насовсем. Скатился в окоп, дергая карман с аптечкой. Скользнула в пальцах застежка, явился на свет джунглей Спаситель Американского Солдата При Ранениях, Травмах и Порезах - индивидуальный перевязочный пакет. Вторая застежка раскрывает недра аптечки... и щедро вываливает белоснежные бинты прямо в грязь, намешанную солдатскими ботинками на дне окопа. Заливает кровь глаза, не понять теперь, что стерильнее - бинт в грязи перед носом, или рукав собственный, которым кровь утереть можно.
Смэшер. Хорошо на краю окопа, видно все. Вон гнездо пулеметное на стыке окопов, пережило минометный обстрел, и теперь огрызается длинными очередями, удерживая остроухих на этом фланге от реализации жгучего желания забраться в заботливо выкопанные солдатскими руками укрытия и вырезать там всех к хуям коммунистическим. И добраться до него недолго - метров тридцать под вражеским огнем средней плотности. Ну да хуле там, морпех ты или не морпех? Но перед бегом можно и проредить немного желающих пострелять по гоблинской заднице. Тыкается приклад винтовочный в плечо на отдаче, летят маленькие юркие пять-пятьдесят-шесть в чернеющие на фоне леса фигурки. Падают фигурки, смешно всплескивая руками, подергивают ногами, а некоторые и не шевелятся больше. Слетает с разгрузки граната, словно сама в руку прыгает. Кольцо долой, цилиндрик - от себя... и улетает он хер пойми куда, зацепившись за коготь. Хорошо, что не в родной окоп. Бахнуло где-то в стороне, осыпая землей остатки буйной растительности. Дальше - рывок спринтерский к пулеметному гнезду. Окопами оно, конечно, безопаснее было бы, но дальше, да и ты блять морпех или не морпех? Чирикают пули вокруг, не попадая в гоблинскую задницу. Только последняя, перед тем как скрылась за мешками с песком задница вышеупомянутая, смачно хлопает в спину повыше поясницы - аккурат во флягу, что на рюкзаке прицепленная болталась, полнехонькая, а теперь воду через дырку разливает. Ну, всяко лучше, чем почка сейчас бы кровью обливалась.
Хокер. Саданул по прицелу трясущимися руками, вжимаясь спиной в стенку окопа. Съехала перекошенная планка на бок, свободно болтаясь - слетела с крепления. Гавно вопрос, ремонта на две секунды - но трое за это гавно поплатились. Будут теперь тебе в кошмарах сниться. Выправил щелчком планку, выставил дистанцию, снаряд свежий загнал в ствол. Можно дальше работать по целям. Сейчас вот только дыхание успокоится, и руки трястись перестанут. Вот-вот. Почти уже. Ну все, все. Ебаный прицел.
-
Круто ты ворвался в этот модуль. Балет смерти, какофония войны, пир ярости, хэм-эн-джем, кровь-говно-и-волосы... Короче, зачет.
|
Диана. Королевское имя погибшей принцессы, оно подходило ей так же, как и шоколадный аромат ее сигарет. Идеально вставший на свое место кусочек мозаики, пусть маленький, но все же составляющий туманную пока общую картину. Яркий центр Саммерфила проносился мимо, уступая место темному пригороду, оставляя позади трагедию в кафе, погибшего напарника и вообще всю прошлую жизнь Джона Сабика. Я чувствовал, как разворачивается мой образ, сбрасывая непримечательную оберточную бумагу рутины. Как хорошо, что я все же решил не бросать тебя, Джон! Диана оценила мой жест, и промелькнувшая искра в ее глазах вместе с тенью улыбки в уголке рта говорит мне об этом лучше всяких слов. Но последующие ее слова вызывают в разуме Джона только новый ураган вопросов, и мне стоит некоторого усилия, чтобы заставить этот шум замолчать. Логика Джона требует объяснений, и я могу его понять... но сейчас это только отвлекает. Большинство вопросов, которыми он себя терзает, не нуждается в ответе, поскольку ответы не имеют смысла. А испортить сцену ненужными репликами я не могу ему позволить. Заглушая Джона, я вспоминаю произведения романтической эпохи, в которых благородные рыцари повсеместно спасали прекрасных дев от злых драконов. Аналогия с нынешней ситуацией настолько очевидна, что горькая усмешка кривит и мои губы. Меняются эпохи, проходят тысячелетия, человек изобретает телефон и летит на Луну, а сюжеты страстей, бушующих вокруг его жизни, остаются неизменными, равно как и сам человек. Диана продолжает говорить. Безопасное место, видение, подозрение самой себя в абсурдности сказанного. Я спокойно продолжаю смотреть на дорогу, тяну паузу, наблюдая за мерным движением дворников по стеклу, чтобы придать больше веса следующим словам. — Я видел, как на моих глазах один человек менее чем за минуту убил одиннадцать других, а затем с пробитой навылет головой вновь встал, чтобы завершить начатое. Я пользуюсь присущим Джону хладнокровием как хорошо сидящим костюмом, модулируя голос, и в конце фразы возвращаю Диане ее взгляд. Я знаю, что мои — Джона? — карие глаза не столь необыкновенны, не так эффектны, но все же холодное неодобрение, требование рациональности, требование доверия наконец, получится передать и ими. Все же сейчас, сидя напротив нее, мне приходится признать, прячась под маской Джона, что изумруд в ее глазах вновь будит задремавшего было змея у меня внутри. Это не те яркие сокровища, что пылали сапфировым огнем в глазницах убийцы, но в них тоже есть схожая искра, заставляющая зверя лениво царапнуть душу алчным когтем. — Вряд ли сказанное тобой может быть более абсурдным, чем то, что я уже видел. Я повторю: как я могу тебе помочь?
-
Тут хочется каждый пост плюсовать. Шикарный отыгрыш.
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
чудовище! гад! классно, да) Не надо называть его "сраным нигером", он еще ничего не... Что?! Вот же сраный нигер! Милейшее человеколюбие, ага.
|
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Неизменно отличный отыгрыш, хотя опять пропускаем детали.
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
поднять мертвого у мертвого я прочитала "поднять мертвое умертвие" и всерьез и надолго задумалась)))
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Той же частью сознания доктор отмечал изысканную заковыристость диагностированного у себя бреда. ахаха, обожаю тебя!
-
Отличный пост и отличная мысль!)
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
-
Фея всех Фей. Я в восторге, да.
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
у этого джентльмена уже давно должна была бы съехать крыша, но ты пишешь его так, что я абсолютно верю в то, что крыша все еще на месте!
-
Идеальный образец классической литературы. Азз ...!!!
|
Томми медленно поднялся, подцепив рюкзак за лямку. "Засранцы..." — мелькнула хмурая мысль. — "Про курсы выживания трепались все, а про то, что в них есть еще теоретическая часть — ну хоть бы одна сволочь..." Куда более очевидная мысль о том, что во-первых, не стоило сачковать школу, пусть ради защиты чести семьи, а во-вторых, с расписанием и планом занятий стоило бы ознакомиться самостоятельно, в голову Томми не пришла — для бунтарского мировоззрения виноватым мог быть весь мир вокруг, но не он сам. Рюкзак так же медленно опустился на стол, и Томми принялся расстегивать карманы один за другим, молча выкладывая на парту их содержимое: контейнер с сэндвичами в фольге, полиэтиленовый пакет, из которого торчал мохнатый краешек бинта и знакомая каждому подростку крышка от Тайленола, теплые носки в прозрачном целлофане, маленький потрепанный компас, и наконец, застегивающийся на молнию пакет из мягкого пластика, в котором лежали черная нитка с иголкой, мыло, зубная щетка и рулон туалетной бумаги. Когда место на парте закончилось, ему пришлось спустить рюкзак на пол, а освободившееся пространство заняли спальник в брезентовом чехле, пластиковая бутылка с водой, зачем-то замотанная в газету, и запечатанная пачка арахисовых крекеров. Поскольку места на столе не осталось, большое пушистое полотенце Томми пришлось положить на стул. Откинув краешек полотенца, он продемонстрировал завернутый в него небольшой топорик с обрезиненной рукоятью и странно широким шипастым обухом. Немного подумав, он достал из кармана свой швейцарский нож и простенькую кремневую зажигалку, и положил их рядом с топориком. — Не знаю, что тут пояснять, кхм, — сказал он, когда его бездонный рюкзак наконец опустел. — Ну, на самом деле я взял не все, что стоило бы. Например, кхм, у меня нет туристической пенки, но я буду делать подстилку из веток, чтобы в спальник не шла сырость и холод от земли. И туристический топорик пришлось заменить, ну, кухонным. Но он на самом деле такой же удобный. В аптечке, — Томми приподнял пакетик с бинтом и Тайленолом за краешек, — самое необходимое: бинт, йод, активированный уголь, аспирин и Тайленол. А, да, еще фонарик... у меня его нет. И вместо маленького полотенца и дополнительного теплого одеяла я взял одно большое толстое полотенце, чтобы сэкономить место. Мы с отцом так делали. Пожалуй, все... мистер Хилл. Подняв взгляд, Томми хмуро посмотрел мистеру Хиллу в глаза. Насчет полотенца он соврал — эта идея пришла ему в голову вчера, когда одеяло не хотело впихиваться в рюкзак ни под каким предлогом, но учителю знать об этом было необязательно.
-
И мыло душистое, и полотенце пушистое — все взял! Молодец!
-
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
-
Неплохое начало, мистер Андерсон Хэмилтон.
-
|
Томми возвращался домой. Там, снаружи, лил дождь, орала музыка в динамиках пикапа, шутили и смеялись друзья. Там было хорошее настроение, горячий кофе, вкусный пирог и халявная картошка. Там была школа, новоявленный "мистер Хилл" и нормальное живое общение. Но сейчас Томми возвращался домой. Отец пришел раньше — наверное, Гарри опять отпустил его с работы ввиду некондиционного состояния. Когда-нибудь это выльется Эндрю в увольнение, но пока что его растоптанные ботинки украшали прихожую, а хрипловатый бас тихо и неуверенно возражал что-то на неразборчивое рычание Гранта, доносившееся из гостиной на фоне телевизора. Наверняка речь шла о нем, о Томми. А еще о послушании, об уважении старших, о сохранении американских ценностей, за которые некоторые проливали кровь на другом конце земного шара... Знакомая пластинка, ничего нового. Томми проскользнул к себе в комнату, которую он делил с Тэдди и Брэдли, чтобы сбросить вещи. Братья возились на полу в мешанине железа и пластика — Когда-то Эндрю собрал для Томми неплохую железную дорогу, которая перешла по наследству младшим. Кажется, сейчас в разгаре шли Железнодорожные Войны на Диком Западе. Томми пробрался к своей узкой тахте под окном, стараясь не наступить на игрушки. Это был его угол — пара плакатов Оззи Осборна и Милы Йовович из "Пятого элемента" на стене, гитара под кроватью, тумбочка с учебниками, и целый отдельный подоконник для прочего барахла в коробках и без оных. А еще в окно, выходившее в сад, можно было сбегать из дома, хотя пользовался он этим лишь однажды — когда Эндрю, перебрав, отчего-то слетел с катушек и ломился в их комнату, Томми с братьями пришлось воспользоваться "запасным выходом", прежде чем Марта смогла урезонить отца. Хорошо, что было лето. Хорошо, что это было пару лет назад, и с тех пор ни разу не повторялось. И все же, хорошо что у него было это окно. — Пливет, Томми, — первым поздоровался Брэдли, выдергивая старшего брата из невеселых воспоминаний. — Ха, да это же Долговязый Том, охотник за головами, гроза всех бандитов по эту сторону Миссисипи! — хрипло пробасил Тэд голосом Клинта Иствуда. Сама конструкция приветствия давала понять, что утренняя разборка в Тупике уже стала достоянием общественности. — Давай к нам, сынок, нам нужна твердая рука! — продолжил Тэдди тем же голосом, отчего Брэдли залился смехом. — Нет, ребят, не сегодня. Я устал, — попытался было отбиться Томми, но от Тэдди было не так-то легко отделаться, и через пятнадцать минут Томми уже защищал строящуюся станцию от наседающих индейцев в лице Брэдли, возводя баррикаду из подушек и одеял посреди комнаты. Вечер пролетел за игрой, растянувшейся аж до ужина, чему Томми был несказанно рад, имея возможность не попадаться на глаза ни Гранту, ни Эндрю, оккупировавшими телевизор в гостиной. Марта, занятая попеременно то кухней, то Эшли, тоже не дергала братьев — пока те сидели в своей комнате, остальной дом мог не опасаться разрушений. Мадж, заполучившая в свое распоряжение почти весь кухонный стол, занялась рисованием с размахом на эпическое полотно. Дейзи, опять улизнувшая гулять почти сразу после школы, едва не опоздала на ужин, чем заслужила строгий взгляд Марты. Ужин тоже прошел без особых происшествий под трескотню Тэдди о нравах и обычаях поселенцев Фронтира, которую то и дело прерывала Марта, когда Тэд забирался в не слишком аппетитные подробности, вроде функционального использования коровьих лепешек. Лишь Дейзи украдкой перебросила пару кусочков поджарки в тарелку Томми и вызвалась помыть посуду вместо него — лучшее "спасибо", которое она могла выразить старшему брату. Вечером, пока отец и дед продолжали просиживать кресла в гостиной, Марта собрала детей на традиционную вечернюю молитву. И, традиционно же, Томми остался в своей комнате, а Дейзи сбежала в ванную. Лежа на своей кровати, глядя в потолок и слушая негромкий речитатив Марты, собравшей младших вокруг родительской кровати, над которой висело распятие, Томми задумался о том, насколько неестественно выглядит эта тяга к высшим силам в их доме. В какой-то момент он вдруг понял, что это все ему напоминает. Пыль с гитары слетела от одного дуновения, рука привычным движением подтянула колки, позвякивая струнами. Точность настройки сейчас была не нужна, не режет слух — и то ладно.
Every time I sing, I sing for the Lord, Glory, glory, glory, amen...
Томми и сам не заметил, как тихий перебор струн, с которого он начинал, перешел в резкие, отрывистые удары, подчеркивающие аккорды и заглушавшие даже бубнение телевизора за стенкой. Он только увидел, как приоткрылась дверь, и в комнату пробрались сначала братья, потом Мадж, ведя за руку Дейзи, а затем заглянула Марта, да так и осталась в дверях, слушая. Когда песня (в которой, с учетом появившихся слушателей, пришлось замалчивать нецензурные слова в припеве) закончилась, Томми, не поднимая глаз, с шумом затолкал гитару под кровать и лег, отвернувшись к стенке. Тэдди попытался было похлопать, но Марта тихо остановила его, быстро уложила братьев и мягко поцеловала Томми в макушку перед тем, как выйти из комнаты и щелкнуть выключателем. — Ты классно играешь, — громко прошептал Тедди в наступившей темноте. Томми не ответил. Он лежал, глядя на рисунок обоев, едва заметный в темноте, и пытался понять только одно: почему Марта улыбалась, слушая песню? Для него самого она звучала чуть ли не как плевок в веру, которой та в последнее время увлеклась. Так почему же это ее не оскорбило?.. Вопрос носился в голове почище белки в колесе, заставляя Томми медленно проваливаться в сон.
-
-
-
Так трогательно! *шмыгает носом* Спасибо!
-
Хорошая семья, хорошая песня, изумительная Марта. Здорово =)
|
|
Махнув рукой на прощание, Томми пошел вдоль школы в сторону автомастерской, пытаясь вытряхнуть из головы упорно лезший в нее образ погибшего напарника, за которого нужно мстить.* В конце концов, если их сцапают, то скорее всего обоих, поэтому вопрос мести ляжет на плечи Кимберли. Так и не определившись до конца со своей дилеммой, Томми сам не заметил, как прошло сорок минут пешей прогулки от школы до автомастерской. По счастью, погода сегодня радовала отсутствием стандартного редстоновского осеннего дождя "с утра и до воскресенья", и даже изредка радовала пробивающимся сквозь висящую в небе бесформенную серую муть солнцем. Автомастерская встретила паренька стандартным грохотом инструментов, отрывистым шипением пневматических гайковертов и вездесущим визгом болгарки со снопом искр из-под диска — кто-то в дальнем углу что-то остервенело распиливал. Какофония звуков, ароматов технических жидкостей и терпким запахом горячего металла доносилась из распахнутых боксов, заглушая орущее возле каморки менеджера радио. Потоптавшись немного на парковке перед автосервисом, Томми наконец заглянул внутрь, и поискал взглядом отца. Ноги Эндрю торчали из-под пикапа — собрата "Форда" Ронни, только в разы более ржавого, а из недр машины доносились негромкие позвякивания гаечных ключей и такие же негромкие нецензурные выражения. Около колеса пикапа стояла открытая банка с пивом. Постояв немного рядом с машиной, Томми с трудом поборол в себе неожиданный импульс привлечь внимание отца пинком по растоптанному ботинку. Чертов Голливуд с его киноштампами, и чертов Ронни, который о них напомнил. — Привет, пап, — сказал он наконец, присев на корточки и дернув отца за штанину. — О, привет, Том! — Эндрю выехал из-под грузовика на колесной платформе, сел, хлопнув сына по плечу, и тут же приложился к банке с пивом. Сделав несколько жадных глотков, он утер губы тыльной стороной ладони и полез в нагрудный карман за сигаретами. — Слушай, тут завтра в школе начинаются курсы... — начал было Томми, но Эндрю остановил его жестом и, перекрикивая визги болгарки, сказал: — Давай на улицу выйдем, я едва тебя слышу! Пока отец курил на парковке, Томми изложил суть своего визита, параллельно гадая, сколько банок уже успел уложить Эндрю, и начал ли шлифовать их вискарем. От этого практически целиком зависело нынешнее настроение отца, а значит и шансы получить наличность. Эндрю внимательно выслушал информацию о курсах выживания и мистере Хилле, который решил, что некоторым школьникам они просто необходимы, растоптал докуренную до фильтра сигарету об асфальт, и сказал: — Черт, сынок, это звучит почти как бойскауты, только странно, что вас тащат туда вместо занятий, а не на каких-нибудь каникулах. Ну да ладно, старина Кросс наверняка знает, что делает, — речь Эндрю была чуть замедленной, но по устойчивому взгляду и незаплетающемуся языку можно было судить, что пока он не добрался до виски. — Насчет наличности... — Эндрю прервался, пошарил по карманам, выудил мятую пятидолларовую купюру и протянул ее Томми. — Держи. Возьмешь в магазине вкуснятины, и попросишь Марту сделать тебе сэндвичи. На первое время хватит, а дальше этот Хилл наверняка научит вас охотиться, ну или жрать жуков, я не знаю... Эндрю утробно хохотнул своей шутке, Томми вяло улыбнулся в ответ. — Спасибо, папа. — Как-нибудь летом выберемся с тобой на природу, как раньше, — Эндрю посмотрел куда-то вдаль, пряча взгляд от сына. — Конечно, пап. Как-нибудь, — Томми кивнул и махнув рукой на прощание, зашагал в сторону дома. "Как раньше" иногда всплывало в разговорах с отцом, и всегда отодвигалось на "как-нибудь", поэтому он не питал иллюзий на этот счет.
Уже дома, в разговоре с Мартой, Томми вдруг понял, что понятия не имеет, сколько эти курсы протянутся. Вроде кто-то из ребят говорил что-то про десять дней, но насколько это точно? Всецело поглощенный этим вопросом, он даже не заметил, что Марта, занятая глажкой пеленок Эшли, почему-то дважды переспросила имя Честера Хилла, а после этого уточнила телефон школы. Время до вечера пролетело незаметно, пока Томми по всему дому собирал вещи, необходимые для похода. Свою предстоящую ночную вылазку он подумал было объяснить Марте тем, что ребята решили встретиться накануне курсов и утрясти мелочи, вроде кто что берет, но даже себе не смог объяснить, почему это нужно делать в час ночи. Поэтому оставалось лишь покорно дожидаться, пока дом погрузится в сон, а затем по-тихому выбираться через окно и вытаскивать велик через задний двор на соседнюю улочку, чтобы Боб не шумел.
План был всем хорош, и не учитывал лишь одно обстоятельство — Томми спал в комнате не один. — Ты куда? Шепот Тэдди прозвучал в практически гробовой тишине комнаты подобно щелчку взведенного пистолетного курка. Томми, как ему казалось, идеально тихо смог освободить подоконник от хлама и даже повернуть ручку окна, но тут ему в спину уткнулся совершенно резонный вопрос брата. — Спи, Тэд. Мне... нужно. Я скоро вернусь. — Я хочу с тобой! Томми глянул на брата. Тот сидел в своей кровати, уже свесив босые ноги на пол и нашаривая тапочки. И если первый вопрос прозвучал несколько сонно, то во второй реплике от сна не осталось и следа — Тэдди почуял приключение. — Тебе нельзя, Тэдди. Ложись спать, — в шепоте Томми скользнули строгие нотки. — Ты сбегаешь из дома? Как тогда, когда мы прятались от папы? — Нет, я скоро вернусь. — А куда ты? — По делам. — Можно мне с тобой? — Нет. — Но я хочу! За время диалога Томми успел открыть окно настежь. В конце концов, он не собирался тратить всю ночь на то, чтобы уговорить младшего брата лечь обратно спать. Но именно в этот момент проснулся Брэдли. — Мама? — сонно пролепетал он, не утруждая себя шепотом, и сопровождая свой вопрос шумным зевком. — Все хорошо, ложись спать! — одновременно шикнули на него Томми и Тэд. — Писять, — буркнул Брэдли, ловко парируя все направленные на него наезды. Тэдди вздохнул и, подойдя к кровати младшего, вытащил из-под нее горшок. — На, садись. Штаны снять не забудь... — сказал он уже в голос, помогая Брэдли выбраться из кровати. Томми, обрадованный, что у Тэдди появилась новая забота, успел свесить за окно одну ногу, когда из туалета донесся шум смываемой воды, и через секунду, прошлепав босыми ногами по коридору, дверь в комнату открыла заспанная Мадж, явившись в ореоле света от коридорной лампочки. В левой руке она держала плюшевого зайца, а правой отчаянно терла глаза. — Чего вы тут шумите? — хриплым со сна голосом поинтересовалась она. Увидев Томми, застывшего в окне, она добавила: — Ты сбегаешь из дома? — Нет, проветриться открыл. Иди спать, — хмуро буркнул Томми, забираясь обратно в комнату и захлопывая окно. В ответ на резкий звук за стенкой тут же послышался тоненький писк Эшли и последовавшее за ним невнятное бормотание Эндрю. Томми закрыл лицо ладонью и пинком сбросил ботинки под кровать. План провалился, и теперь, если Ронни попадется, у Томми появится отличный повод мстить за напарника вместо Кимберли. Все же, не девичье это дело.
-
И да, это тоже было здорово! Уже боюсь за свою судьбу)
|
-
Но затем он пожал плечами и вздохнул как ДиКаприо на церемонии вручения "Оскара". Бедняга Лео :С
|
-
предвкушая Десять Дней СвободыСпустя
|
-
Комната медленно вращается вокруг какой-то оси.
|
|
|
Бекон был холодным. Приятная прохлада растекалась по щеке сквозь полиэтиленовый пакет, который Томми прижимал к лицу, остужая горячую кожу свежего и медленно наливающегося синевой фингала под левым глазом. — Я тебя в последний раз спрашиваю, что произошло? — тон дедушки Гранта уже зашел за порог "повышенного" и вот-вот грозился перейти в старый добрый сержантский рев, который обычно заканчивался закономерным приступом кашля. Грант стоял, опираясь одной рукой на обеденный стол и нависая над сидящим Томми вековым морщинистым дубом. Тяжелая деревянная трость во второй руке пока еще упиралась концом в пол, но Томми по опыту знал — высота замаха будет расти пропорционально децибелам. Занимательная физика в быту. Мама стояла напротив, скрестив руки на груди, и смотрела на Томми молча и с печалью в глазах. Сложно сказать, чем была вызвана эта печаль: порванной и грязной толстовкой, которая сейчас крутилась в стиральной машине, оглашавшей небольшую кухню металлическим лязгом, фингалом под глазом сына, которому наверняка было больно, или самим фактом того, что Томми опять ввязался в драку. На Гранта она не смотрела вовсе, будто его тут и не было. — Я упал с велосипеда, — глухо и упрямо повторил в очередной раз Томми, глядя куда-то в стол, чем, похоже, переполнил чашу терпения дедушки. — Ах ты паскудник, сейчас ты у меня получишь! — трость взлетела в воздух, чтобы обрушиться на сгорбленную спину внука, но застыла в высшей точке замаха: Марта в один шаг преодолела расстояние между ней и дедом, перехватив трость у основания. — Не смейте, Грант, — она обращалась к нему подчеркнуто на "вы" всегда. Сейчас голос ее был спокойным и уверенным, а хватка — достаточно крепкой, чтобы дед, пару раз дернув трость и опасно покраснев от натуги, наконец опустил свое воспитательное орудие, и просипев сквозь тут же одолевшую его одышку что-то насчет "понарожали", убрался в гостиную к телевизору. Шутка ли — Марта могла справиться и с пьяным Эндрю, а тот был на двадцать лет моложе. Впрочем, порой Томми задумывался о том, с кем бы еще могла справиться Марта. Родом она была откуда-то из Канзаса, и охотно рассказывала о своем детстве, о большом доме и ранчо, которое потом сгорело, а дальше в истории Марты был пробел, который она не заполняла ничем, кроме пустых отговорок. Вроде бы она как следует поколесила по стране, прежде чем встретила Эндрю в Редстоне, где и осела, но лет пять в ее жизни оставались покрыты мраком, который она не спешила развеивать. Кажется, самого Эндрю это вполне устраивало. Мысли Томми переключились с матери на события сегодняшнего чертовски длинного дня, который начался еще вчера вечером, когда Дейзи пришла домой в слезах.
— Ты сегодня опоздаешь в школу. Томми сказал это Джейсону, соседскому парнишке-ровеснику, жившему в конце улицы, встретив его утром на пороге его дома. Ультимативное заявление того не слишком удивило, хотя вид старшего брата Дейзи заставил его слега напрячься. — Почему? — Потому что в десять часов ты будешь в Тупике. Если конечно не хочешь прослыть на весь Редстон ссыклом, способным лишь девчонок бить. Томми не слишком вникал в суть проблем, возникших у Дейзи и Джейсона вчера вечером. Компания, в которой она тусовалась в последнее время, была далека от идеальной — там все были старше ее минимум на два года, а верховодил ими Джейсон Карчек, сын иммигрантов-поляков, чья фамилия лишь звучала просто, в написании напоминая хитрый лингвистический ребус. Задиристый малый сам по себе, Джейсон просто расцветал в обществе ребят помладше, где он априори был самым крутым. Ничего из этого, и никакие возможные слова Дейзи — на самом деле той еще королевы подросткового светского этикета — не давали ему права заламывать ей руки, хватать за волосы и швырять на асфальт как надоевшую игрушку. "Тупик", по сути являвшийся тупиком за домом Пауэлсов, был достаточно известным местом в определенных узких кругах общества Редстона. Глухой проезд шириной метров семь, обрамленный с одной стороны стеной фабричного цеха, а с другой — трехметровым забором Пауэлсов, заканчивался парной грузовой рампой завода, изукрашенной граффити до полного исчезновения оригинальной краски, и не открывавшейся уже лет сто. Ну, десять так точно. Отличное тихое место для вечерних посиделок неформалов, продажи марихуаны или гангстерских разборок, если бы в Редстоне были гангстеры. Впрочем, разборка в Тупике все-таки состоялась, пусть и без масштабной перестрелки. Джейсон приехал не один, заставив прогулять уроки еще пару младшеклассников, но Томми не опасался секундантов — по негласному кодексу Оукенфолд вэй личные вопросы решались только лично, свидетели лишь следили за честностью схватки и подтверждали итог. Пятнадцати минут спарринга, в конце переместившего противников в вязкий партер на куче отбросов, размокших от моросящего дождя до состояния вонючей каши, хватило, чтобы разрешить вопрос окончательно. Фингал Томми вполне уравновешивался разбитым в кровь носом Джейсона, а скрытые под одеждой бесчисленные синяки на руках, ногах и ребрах никто не считал. К половине одиннадцатого Томми и Джейсон вышли из Тупика чуть ли не братаясь на ходу, а секунданты, следовавшие на почтительном расстоянии, восторженно обсуждали подробности схватки. Томми был удовлетворен официально зафиксированной ничьей. Он знал, что сможет уделать Джейсона, и сам Джейсон вовремя это понял, предложив мировую, пока они валялись в компостной куче в перерыве между раундами, тяжело дыша. Не было смысла продолжать драку — Томми нутром чувствовал это, не имея возможности логически обосновать. Но по крайней мере больше никто из этой компании теперь не рискнет обижать его сестренку. Сейчас оставалось только добраться домой, как-то незаметно добыть свою куртку взамен изгаженной толстовки, и наконец попасть в школу хотя бы к четвертому уроку.
— Ты в порядке, Томми? Голос матери вырвал Томми из пучины воспоминаний. Он поднял на нее взгляд, отлепил от щеки пакет с охлажденным беконом и протянул ей, едва заметно усмехнувшись. — Да, мам. Все нормально. Уже все хорошо. Мама точно так же едва заметно улыбнулась в ответ, забирая бекон и пряча его в холодильник. В глазах ее мелькнула искорка, будто она сейчас заговорщицки подмигнет Томми и предложит подложить деду петарду в сигарету, на мгновение изгнав поселившуюся в них усталость. — Хорошо. Я рада. Давай беги уже в школу. В соседней комнате заплакал Эш, как всегда резко и громко. Томми со вздохом поднялся со стула — синяки на ребрах немного саднили — и пошел за курткой.
-
Какой мальчик занятный. И мама =)
-
Хорошая мать. Всем матерям мать :)
-
Так много деталей. Спасибо.
-
Офигительное вступление, Азз!
-
|
Когти трупоеда вспороли воздух на том месте, где только что был Райли с пацаном. Учитывая замах, вспороло бы обоих, скорее всего, и падая на землю, Райли ощутил холод в животе. Смерть была слишком близко на этот раз, и что хуже всего, отставать не собиралась. Откатившись насколько позволяла инерция и ноша в виде пацана, Райли поднял глаза, встретился взглядом с трупоедом, и понял, что больше уже ничего не успевает. Один шаг, и тварь будет остервенело рвать добычу. Кончилась твоя песенка, музыкант, даже помолиться не успеешь. Райли с досадой стиснул зубы, пытаясь нашарить нож на поясе в бесполезной попытке последнего сопротивления. Не помирать же просто так-то... Он даже не понял сразу, что трупоед мертв, когда туша упала на него, вдавливая в землю и вызывая сдавленный стон из легких пацаненка, оказавшегося под весом худосочного Райли и жирной твари сразу. Нашарил нож на поясе, локтем прикрывая лицо и ожидая неминуемого удара в брюхо, от которого кишки вылетят наружу как конфетти из хлопушки ярмарочной. И только тогда осознал музыкант, что трупоед-то и не шевелится совсем. Увидел стрелу, торчащую точно промеж глаз чудовища, остекленевший взгляд вытаращенных глаз, оскаленную пасть без зловонного дыхания. — Ууу, бля... — прошептал сдавленно, привставая на локтях, чтобы не раздушить спасенного пацаненка, и с трудом скидывая с себя мертвую тушу. Стал на колени, пацана к себе подтянул, осмотрел бегло — целехонек, не считая зареванной мордашки, вывалянной в грязи, да пары ссадин от падения. Обнял тут же крепко-крепко, поцеловал в засаленную вихрастую макушку. — Живы, едрить его... Живы! Слышь, мальчуган... вон там дядя Мав стоит, видишь? — показал на Маверина, смахивая слезы, навернувшиеся на глаза. — Он нас спас. Понимаешь, малец? Если б не он, нам пиз... кхм, того... померли б. Свечку за него поставь при случае, а я песню напишу. Отпустил малого, оглядываясь слегка ошалело. Шутка ли, смерти в глаза заглянуть. Да только чудеса не закончились на этом, сначала исторгнув из Портала бригаду нильфов — здоровых, в броне по самые брови, да еще с чародеем во главе. Затем еще один ведьмак из-за пригорка нарисовался. И в довершение всего малец, что вылетел из седла вместе с Сабриной, воспарил аки дух святой и поплыл к форту. Райли покачал головой только, усевшись на задницу прямо в пропитанную кровью трупоедов траву. Сил удивляться после пережитого шока уже не было, равно как и выдумывать какие-то истории в оправдание. На Сабрину глянул — она их счастливый билетик, если что. Даже реплика Иренки навряд ли спасет, даром что баронессой заделалась. Неспроста это все. Судьба. Рок. Предназначение. Осталось только выяснить, какова роль каждого в этой игре судеб. Райли самого, Вольных остальных, да мальцов спасенных — ведь все они люди мелкие и незаметные, в отличие от ведьмаков и колдунов. А как известно, пешек Предназначение первыми жрет и не давится. Но не зря ж они уцелели-то?..
|
-
поцарапал когтями пол, пытаясь высечь искру ахаха весь пост ахаха не сломайте Элли))) ну и Тотоха заиграл сейчас в отсутствие Элли еще интереснее вот что со зверьми секс всемогущий делает!
|
Улица отвечает на мой взгляд тишиной и пустотой. Сцена достигла кульминации и теперь идет спад напряжения, вместе с медленными пушистыми снежинками, затихающими всхлипами выживших посетителей кафе и отдаленным воем сирен. Упустившая развязку публика включает свет в окнах и осторожно выглядывает из-за штор, пользуясь иллюзией безопасности стороннего наблюдателя. Идя к машине, я ощущаю небывалый душевный подъем. Не Джон Сабик, потому что он должен скорбеть по убитому напарнику, переживать о жертвах стрельбы, беспокоиться о даме, которая вверила свою жизнь его защите, продумывать отчет, наконец. Но я — Сабик — я в восторге, и из-за этого я с трудом улавливаю смысл слов, которые говорит девушка. Киллер, наемный убийца — даже слыша ее лишь краем уха, я чувствую, сколь многого она не договаривает. Но сейчас это меня совершенно не беспокоит. Я наслаждаюсь радостью найденного образа. Джон Сабик добирается до патрульной машины и берет рацию, чтобы закончить отчет. Труп Тома взирает на меня остекленевшим глазом, уткнувшись пробитым затылком в крыло машины. Девушка располагается на пассажирском сидении, отправив успокоительную сигарету в снег, почти попав в пятно крови Тома. Она говорит еще что-то, про профессионала, про лучшего в своем деле, про адаптируемость к обстановке, но я едва слышу ее. Спины пары посетителей, осмелившихся покинуть место преступления под влиянием шока или паники, растворяются в снежной мгле. А затем взгляд замечает еще один источник движения. Убитый мною стрелок оживает. Никакого другого слова в словаре Джона Сабика не находится, чтобы описать это. Он оживает, регенерирует поврежденные ткани, восстанавливает пробитые кости черепа, возвращает подвижность сломанным шейным позвонкам. И в его глазах вновь горит сапфировый огонь, который находит патрульный форд и его пассажиров. Меня. Алчность вновь шипит внутри меня рассерженной змеей. Но теперь я знаю, что эти драгоценности обманчивы. Ценность их заключается в другом. Водительская дверь едва слышно протестующе скрипит, когда я вновь выбираюсь наружу, утопая ногами в снегу. Встаю рядом с машиной, держа руки чуть расставленными в стороны, и револьвер очень удачно вернулся в кобуру, когда я вернулся в машину. Он нужен мне сейчас там, чтобы с пустыми руками получился жест безоружности или успокоения. Или же "давай, прийди и возьми" ? Я не уверен до конца сам, с трудом сдерживая улыбку, рвущуюся на лицо сквозь маску хладнокровности, когда возвращаю сапфировым глазам свой приглашающий взгляд. Девушка просит — нет, умоляет! — о помощи. Что может быть прекраснее? Я примеряю на себя новую роль защитника. Надо проверить, не жмет ли в плечах.
-
Новый сценарий мне нравится больше)
|
|
Драма разыгрывается вокруг. Нет, не драма. Трагедия. Десяток жизней, которые забрал одинокий синеглазый стрелок, оставляют рваные зияющие дыры потери и шока в жизнях тех, кто избежал пули. Дюжина трупов. Считаю машинально. Ровно дюжина, но их было бы больше, если бы не Джон Сабик. Если бы не его — моя — меткость и скорость реакции. Одиннадцать выживших. И их было бы гораздо больше, начни я стрелять сразу, а не следуя инструкции. Но имеет ли это значение? Револьвер в моей руке смотрит в пол, я иду к телу жертвы моей меткости, и нарастающий хаос вокруг не слишком меня беспокоит. Но вот я уже рядом с телом, вглядываюсь в бездонные сапфиры — и меня постигает чувство глубокого разочарования. Обман. Подделка. Фальшивка. Я искал драгоценность, подарок, трофей — а нашел лишь это! Ложный блеск пирита в куске отколотой руды разочаровывает усталого старателя меньше, чем эти обычные глаза сейчас огорчили меня. Они по-прежнему блестят синевой, но это лишь мутация, или контактные линзы, или даже новомодная татуировка глазного яблока — неважно. Они не имеют ценности для меня. А значит, роль Джона Сабика придется играть дальше. Сцена еще не закончена, и хорошо, что я не успел слишком выйти из образа. Мой взгляд отпускает глаза мертвеца, переключаясь на другие детали. Капли крови на кафельном полу, кусочки разлетевшегося черепа, прилипшие к столешнице, ошметки мозгового вещества на искусственной обивке дивана — у кафе теперь новый дизайн. Подошел бы для прошедшего Хэллоуина, но сейчас, пожалуй, несколько отпугнет постоянных клиентов. А их ведь и так выжило не слишком много. Кстати, о выживших. Офицера окликает девушка. Светловолосая, с мелодичным голосом, с приятным взгляду лицом и фигурой, с редким изумрудно-зеленым цветом глаз. Алчность трофея змеем шевелится внутри, чтобы тут же разочарованно отступить — это тоже просто глаза. Быстро перебираю эмоции, которые были бы присущи ситуации, приемлемы для Джона. Разочарование, которое снедает меня на самом деле, не очень подходит. Может быть, гнев? Праведный, карающий, сулящий возмездие? Нет. Страх? Тем более. Торжество? Нет, не то, не то! Кто же ты, Джон Сабик, патрульный, холост?! Я задавал себе этот вопрос перед стрельбой, и сейчас часть ответа, включающая в себя слово "хладнокровный", вдруг кажется мне верной. Да. Хладнокровный. Уверенный в себе. Знающий, что делает. Вот оно. — Он уже никуда не идет, — спокойно указываю дулом револьвера на тело, но не спешу убирать оружие. Он мог быть не один. А в памяти Джона, в которой я роюсь на правах хозяина, находятся фильмы о зомби-апокалипсисе, которые заставляют меня отправить оружие убийцы пинком под ближайший стол. — Зачем он хотел вас убить? Этот вопрос должны будут задавать детективы, но никто не мешает мне получить ответ раньше них. Не дожидаясь ответа, я отвожу взгляд от девушки, осматривая кафе и подступы к нему. Убийца действительно мог быть не один... но с какой стати я вообще верю зеленоглазой даме? А с какой стати мне ей не верить? — Пройдемте в машину, — я протягиваю ей свободную от оружия руку, чтобы помочь встать. — Там бронированные двери. Это должно вселить в нее мимолетное ощущение безопасности, хотя она и так не выглядит слишком напуганной. Но еще в машине осталась моя рация, а раз уж я вновь Джон Сабик, патрульный, холост — нужно доложить о ситуации.
-
Ай, как же вкусно ты пишешь, Азз! :3
-
-
Шикарный отыгрыш, радует.
-
-
НАКРУТКА РЕЙТИНГА БАНЬТЕ МЕНЯ
|
-
Готова плюсовать каждый твой ход, потому что - круто! Но это было бы... слишком)) Короче, без конкретики - классный детектив, классный отыгрыш!
|
Ночь, снег, атмосфера праздника. Рождество скоро, не иначе. Город вокруг погрузился в дрему, вздрагивая редкими прохожими в свете фар патрульной машины. Дворники услужливо сбрасывают мокрые капли со стекла, напарник услужливо заполняет своими стенаниями тишину, заглушая даже вездесущее радио. Джон Сабик, патрульный, холост. Костюм, привычный и разношенный, натирает швами. Жетон колет ребро. Револьвер неуклюжей глыбой оттягивает пояс вместе с наручниками. Весь Саммерфил вокруг, живой, настоящий и привычный, кажется настолько нормальным, что вызывает отторжение. Все это, кроме фамилии. Сабик — истинно, незыблемо. Свое. Том не выдержал напряжения, свернул за кофе к Молли. Хорошее заведение, приятное, приветливое персоналом. Культурные посетители, уютная обстановка. Хороший кофе, опять же. Такое заведение привлекает людей приличных и добродушных, и нынешний подозрительный посетитель, застывший в стеклянных дверях манекеном, выглядит там так же неуместно. Наверное, сегодня просто день такой. Канун рождества, пора чудес. Не всегда хороших и приятных. Например, патруль, выпавший семейному Тому вместо домашнего вечера с детьми, женой и телевизором. Например, это вот навязчивое ощущение, будто ты только что проснулся, но сон вокруг и не думает заканчиваться. Например, человек с пистолетом в уютном кафе, и пуля, нашедшая сердце официантки. Думала ли милая Кэтрин, если это она, что ее жизнь закончится вот так, в канун рождества... А что в такой ситуации делает Джон Сабик, патрульный, холост? Человек с пистолетом — это опасность для жизни офицера, а значит нужно предупредить напарника. — Том, пистолет! — короткий взмах в сторону стрелка. Том наверняка догадается перемахнуть через машину или укрыться за водительской дверцей. Человек с пистолетом — это десять-тридцать-два, а значит нужно попросить помощи. — Диспетчер, десять-тридцать-два! Кафе "У Молли"! — левая рука рвет рацию с панели, палец вдавливает кнопку вызова. Правая рука расстегивает кобуру и открывает дверь, тело рывком выпрыгивает наружу, утопая ботинками в мягком снегу. Потому что человек с пистолетом — это опасность для жизни окружающих, значит нужно обезопасить гражданских. — Все на пол! — Громкий крик, разрывающий тишину снежного вечера возле уютного придорожного кафе. И тут же протокольный выстрел в воздух, подтверждающий серьезность слов. Револьвер без глушителя, его услышат все, имеющие уши. Руки опираются на распахнутую дверцу, дымящийся ствол выцеливает стрелка. Кто ты, Джон Сабик? Просто хороший коп, излишне правильный коп, или хладнокровный убийца в погонах? Я не знаю, кто я. Я импровизирую.
-
Детально, атмосферно. Понравилось.
-
Каждый концепт уникален, со своим стилем и определяющими чертами. И это действительно круто.
-
Лучшее что я видел на главной за долгое время.
-
Нет-нет, чувак, «леген... дарно» у нас вот это вот))
-
Сочно, мистер Сабик. Весьма и весьма :)
-
Я не знаю, кто я. Я импровизирую. великолепно!
|
Мир вокруг решает взять передышку от своего извечного торопливого бега неизвестно куда. Все вокруг становится медлительным и неторопливым. Том, посетители, жертвы — люди превращаются в ленивых и медлительных увальней, которые только делают вид, что спешат. Даже снежинки вокруг будто замирают в морозном воздухе. Знакомое ощущение — сейчас я отчетливо понимаю это, чуть ярче вспоминая жизнь Джона Сабика, патрульного, холостого. Преуспевающего во всех начинаниях — учебе, стрельбе, спортзале. И женщинах, поэтому-то и холост. На хорошем счету у начальства, и все это время жившего так, будто что-то неуловимое постоянно ускользало из его рук, заставляя искать снова и снова. Весь мир вокруг медлит, уступая мне, кроме убийцы. Его движения по-прежнему быстры и уверенны, и он продолжает свою кровавую жатву. Кажется, он стреляет по всем подряд, но каждый его выстрел обрывает чью-то жизнь. Родственники, друзья, любимые — прорехи в социуме становятся шире с каждым нажатием спускового крючка, с каждым щелчком глушителя. Это могло бы быть похожим на психоз, если бы не профессиональность его действий. Мой предупредительный выстрел привлекает его внимание, и следующая пуля летит к патрульной машине. Сегодня Тому совсем не везет. Револьвер рявкает в моей руке еще раз, после предупредительного выстрела отправляя пулю в цель. Я знаю, что я не промахиваюсь, и все же пуля находит лишь плечо убийцы, почти успевшего уклониться, разворачивая его и едва не сбивая с ног. И теперь я вижу его глаза. Они манят меня, гипнотизируют своей глубиной, целое мгновение я смотрю в них и медлю, прежде чем выстрелить в последний раз. Все же, я не промахиваюсь. Мир вокруг утирает пот с невидимого лба, отдышавшись, и вновь возвращается к привычному бегу. Убийца падает на пол, разбросав кусочки черепа и ошметки мозгов по телам собственных жертв. Тело Тома безжизненно сползает по капоту патрульной машины. Перепуганные посетители, чье рождественское чудо в этом году оказывается все же хорошим, наконец предаются панике. Джон Сабик должен, прежде всего, сообщить о десять-сто: офицер ранен. Затем доложить о нейтрализации преступника. Затем, принимая меры предосторожности, проверить его состояние, обеспечить неприкосновенность места преступления, переписать свидетелей и дождаться подкрепления. Но сейчас мне плевать, что там и кому должен Джон Сабик. Мне надоела эта роль, и я просто иду вперед, держа револьвер в опущенной руке. Я хочу еще раз взглянуть в эти сапфировые глаза.
|
До поворота оставалось не больше сотни метров, когда у Кертиса вдруг сработал вокс. Лэйн что-то говорил про планы... — Бро, ты не поверишь, насколько ты сейчас невовремя! — проорал Кертис, сжимая руль мертвой хваткой и тут же обрывая связь. Интересно, слышал ли Скотт довольные вскрики Мадонны на фоне?.. Впрочем, над этим можно было подумать потом. В считанных десятках метров до поворота Кертис резко бросил руль влево, одновременно плавно вытягивая рычаг ручного тормоза почти до упора и тут же выпрямляя руль обратно. Любая машина, на которой он участвовал в гонках раньше — те самые олдскульные кары, собранные почти вручную и с минимумом электроники — реагировала на такой маневр совершенно однозначно: вывернутые передние колеса пытались отправить ее в занос, а заблокированные задние массивным балластом заставляли сохранять вектор движения, меняя лишь ориентированность в пространстве. И через несколько мгновений такого скольжения достаточно было выжать педаль газа до упора в момент выпрямления руля, чтобы войти в поворот практически без потери скорости и с нужной траекторией. Конечно, это была теория. Малейший просчет вел к неумолимым последствиям законов физики: слишком слабо выкрученный руль приводил гонщика прямиком в ограждение поворота; слишком резко вытянутый ручник отправлял его в неуправляемый занос, раскручивая на трассе; а стоило со всем этим опоздать или поторопиться хоть на секунду, и весь план шел насмарку, вынуждая оттормаживаться в пол, чтобы вписаться в поворот. Что тоже удавалось не всегда, в зависимости от скорости. Стингрэй не дал Кертису возможности узнать, удалось ли ему повторить подвиги молодости. В самом начале маневра автоматическое удержание траектории скорректировало поворот руля, невежливо дернув его прямо в пальцах Спайдера. Тот даже не успел выругаться, когда полный привод взвыл, наплевав на заблокированный задний мост, стирая шины об асфальт и вытаскивая корвет из предположительно управляемого заноса, в который его отправил Кертис. — Сукин сын! — Кертис выматерился, с размаху ударив по рулю, когда машина вновь начала слушаться управления, как ни в чем не бывало. Будто чертов умник только что вовсе и не испортил ему заезд. Увидев сзади вспышку фар Ягуара, он прижался к бордюру, ограждавшему узкий тротуар для технических нужд в тоннеле, и остановился. — Вот сукин сын... — уже весело бросил Спайдер еще раз, одной рукой нашаривая сигареты в кармане, а другой отстегивая ремень безопасности. Адреналин, бушевавший в крови, медленно сходил на нет, оставляя в кончиках пальцев приятное покалывание. — Ты видела? Этот ублюдок меня скорректировал! — Кертис с улыбкой взглянул на Мадонну, незаметно для себя перейдя на "ты". — Ну не сволочь ли? Спасибо тебе, железка своевольная... Он еще раз хлопнул по рулю, но на этот раз почти ласково, со вздохом открыл дверь и выбрался наружу. — Присоединяйся к веселью! — крикнул Кертис Мадонне уже снаружи, заглушая шум автомобилей в тоннеле. Выудив из кармана пачку, он беззлобно чертыхнулся, смял пустую картонку в пальцах и швырнул на тротуар. Опершись на корпус корвета, он стал в полоборота к Ягуару, вдыхая наполненный бензиновой вонью воздух тоннеля. Сейчас именно так пахла победа.
|
Часы тикали оглушительно громко. В тишине комнаты для допросов в подвале Департамента Обороны эхо тиканья отражалось от голых стен, слепым щенком тыкалось в одинокий металлический стол и обнимало спинки двух неудобных складных стульев, стоявших напротив друг друга у стола. Еще эхо могло покрутиться вокруг одинокой лампочки у потолка или попрыгать по поверхности монолитной металлической двери в одной из стен. Изредка оно натыкалось на яростно мигающую красным лампочку в рукояти бумажного зонта, установленного вертикально на одном из стульев и пугливо отскакивало назад. Но напротив зонтика сидела леди Хелсинг, и ее тяжелый взгляд заставлял эхо тут же тихо забиваться куда-то под стол. Сэр Интегра была не в духе. Впереди предстояли похороны королевы, и одно это событие могло лишить настроения любого жителя Альбиона. Но в отличие от любого жителя, Интегре после похорон королевы предстояли последовательно: передача тела Августа обратно в НССР, похороны Арахны и коронация. Что ей предстоит после коронации, Интегра предпочитала не думать. Звенящая тишина, нарушаемая лишь тиканьем часов, затягивалась. Зонтик все так же мерно мигал лампочкой, Интегра все так же смотрела в этот своеобразный "глаз" тяжелым взглядом. — Полковник говорил, что ты умный. Может, все-таки по-хорошему? — наконец сказала Интегра. По ее тону легко было понять, что на утвердительный ответ (да и вообще на какой бы то ни было) она не рассчитывает. Зонтик не разочаровал, продолжая мигать лампочкой и никак не отреагировав на предложение. — Ну, потом не говори, что я не предлагала, — вздохнула Интегра, вставая со стула. Сняв перчатки и шляпу, она положила их на стол и расстегнула манжеты, медленно и аккуратно закатывая рукава... — Открывайте, — послышался из-за двери приглушенный толстым металлом голос Интегры. Двое морпехов, которые пятнадцать минут назад пропустили леди Хелсинг в комнату для допросов, в которой ее ожидал странный зонтик, и расслабившиеся было после последовавшей за этим тишины, последние десять минут чувствовали себя крайне неуютно. После пятиминутной гробовой тишины в кабинете будто открылся филиал боксерской секции для глухонемых: тяжелые глухие удары, от которых тряслись монолитные стены, жалобный скрип разрываемого металла и изредка появляющиеся на толстенной металлической двери вмятины изнутри не сопровождались ни единым словом или возгласом. Поспешив открыть дверь, морпехи выпустили слегка растрепанную Интегру, которая отряхивала бетонную пыль с перчаток и шляпы. Действие было достаточно бесполезным, поскольку пыль тонким покрывалом усыпала весь адмиральский мундир и длинные волосы. — Я скоро вернусь, — обронила Интегра, чеканным шагом удаляясь по коридору к выходу. Морпехи переглянулись, и прежде чем запереть дверь, по очереди заглянули внутрь. Кабинет выглядел так, будто в нем взорвался ящик осколочно-фугасных ядер для Вальгаллы. Пол, стены, потолок и даже металлическая дверь были покрыты глубокими выщерблинами, подозрительно напоминающими своими очертаниями зонтик. Куски бетона валялись повсюду, среди них можно было разглядеть жалкие останки металлической мебели, а чудом уцелевшая лампочка под потолком едва пробивала своим светом густую пыль, клубящуюся в комнате. В дальнем углу, полузасыпанный кусками отбитой штукатурки, лежал зонтик, все так же поблескивая красной лампочкой. Почему-то казалось, что мигание на этот раз было жалобным. Заперев дверь, морпехи еще раз переглянулись, и внимательно посмотрели в конец коридора, в котором скрылась Интегра. Убедившись, что начальство удалилось, один из них сглотнул пересохшим горлом и шепотом сказал напарнику: — Видал, че творит? А ведь это всего лишь зонтик... Повезло этому Дрейку, что его просто казнят... Второй незамедлительно отозвался: — И повезло ему, что он не на службе. Слыхал про тех парней, что вместе с ней отправились на встречу Йотуну? Она велела их тела найти и доставить яйцеголовым! И того парня, который из Вальгаллы с берега их прикрывал, тоже. Первый вздохнул и тихим басом протянул: — И после сме-ерти на-ам не о-обрести-и поко-о-ой... Первый указ Ее Величества адмирала Королевского Флота, члена ордена Королевских Протестантских Рыцарей сэра Интегры Вингейтс Фэйрбрук Хелсинг Мэй Моу Первой стал о допустимом сокращении ее официального титула до Ее Величества Интегры (причем только после прямой угрозы жизни королевскому камердинеру, который больше всех ратовал за сохранение традиций). Второй указ касался передачи всего имущества полковника Августа (за исключением зонтика) вместе с телом полковника Августа обратно в НССР, сопровождаемый торжественной траурной процессией до самого порта (часть которой была позаимствована из только что прошедших королевских похорон по прямому указанию новой королевы). Вместе с грузом было отправлено сообщение о посмертной передаче полномочий Генсека некоей Ирочке, без какой-либо конкретизации. Третий указ изначально касался распоряжений насчет тела Арахны, но после того, как ее корабль доставил последнее сообщение Стального Генерала и отбыл в Пустошь вместе с телом, королева велела издать под третьим номером указ о начале военной кампании против Винланда. ...Через несколько дней небольшой часовой баркас, ведомый одним лишь бородатым капитаном, достиг берегов Империи Восходящего Солнца. ссылкаВеселый капитан, не стесняясь в выражениях, вежливо и убедительно просил встречи с неким Кэнсаем, чтобы передать ему лично в руки послание — небольшую деревянную шкатулку, украшенную резьбой, лакированную и запертую на изящную защелку. Шкатулку капитан в руки никому не давал, однако легко предъявлял ее содержимое к зрительному осмотру. Внутри шкатулки на бархатной подушечке покоилась красивая фарфоровая чашка из королевского сервиза, на блюдце и с серебряной ложечкой. И до краев полная горячего чая. Шкатулка была украшена печатью стазиса, что позволяло чаю не только не расплескаться, но и сохранять температуру. Мало кто знал, что в покоях королевы на отдельном кофейном столике расположилась точно такая же чашка, накрытая стеклянным колпаком с печатью стазиса одновременно с первой.
-
Хеллсинг против зонтика. Раунд первый.
|
Гнать на вызов, распугивая сиреной пробки, проскакивая на красный, пронзительно визжа резиной на перепуганных пешеходов — это одно. А мчать по ночному городу ради самой гонки, слыша над ухом рев мотора соперника, которого впервые в жизни увидел меньше минуты назад и всего-то знаешь о нем, что тачка неплохая — это было совершенно другое. Кертис в молодости поучаствовал в уличных гонках, еще в те времена, когда нашпигованная электроникой новая машина не могла тягаться с собранным практически вручную агрегатом, заботливо настроенным буквально на слух, и никакой нейроинтерфейс не нужен был водителю, чтобы чувствовать машину лучше, чем свои собственные ноги. Славные деньки, когда прокладка между сиденьем и рулем играла куда большее значение, чем сейчас. Впрочем, "британец" водил неплохо. Очень неплохо, и даже хорошо, что в первую очередь свидетельствовало о немалом опыте хотя бы тех же уличных гонок. Красиво пропев шинами на старте, он быстро перешел на вторую передачу, позволяя мощному мотору выдать максимальный крутящий момент на колеса. Машина пулей рванула вперед, и на третьей секунде заезда Ягуар оказался на полкорпуса впереди "Стингрэя". Британец был ощутимо мощнее, но Кертис все так же улыбался, плавно подгоняя стрелку тахометра вплотную к красной зоне, прежде чем повысить передачу. Мощный мотор вкупе с массивными очертаниями и тяжелой мордой означал, что соперник будет уступать на более высоких скоростях. Легкий траффик, встретившийся гонщикам после светофора, разразился скандальными сигналами вслед удаляющемуся реву моторов — кажется, оставшиеся позади водители в первые мгновения даже не успели испугаться, запоздало реагируя на источник стресса. Зато открывшаяся до следующего перекрестка свободная прямая позволила поднять скорость, и здесь Стингрэй показал, что аэродинамические очертания и облегченный корпус даны ему не просто так, легко поравнявшись с Ягуаром, а через секунду уже показывая ему обидные задние габариты. Перед следующим светофором пришлось сбросить скорость — зеленый только-только загорелся, и траффик медленно трогался вперед. Ягуар вильнул влево, выскакивая на встречную полосу, и под отчаянный визг тормозов малолитражки, ехавшей ему в лобовую, проскочил в зазор между встречкой и попутным потоком. Стингрэю достался более безопасный, но менее удобный зазор для парковочной зоны справа. Расстояние между машиной в крайней правой полосе и бордюром едва позволяло протиснуться, но Кертис легко дважды дернул рулем, заставляя Стингрэй войти ровнехонько в зазор без заноса. И все же задний диск чиркнул по бордюру, высекая сноп искр из камня. Кертис на мгновение нахмурился, считывая показание датчиков давления в шине, но тут же расслабился — удар пришелся по наружному колпаку, шина не пострадала. А царапина... кому есть дело до мелких царапин в такой момент? Взревев мотором, Стингрэй вильнул левее, занимая крайнюю полосу, и оказался вровень с Ягуаром. Впереди большим белым китом маячил мерседес, а за ним вдалеке сверкал огнями Хай-Вэй. Водитель Ягуара уже должен был оценить соперника, и понимать, что на Хай-Вэе Стингрэй уделает его за счет преимущества в максимальной скорости. А значит, гонка должна была окончиться прямо здесь, за воображаемой подвижной финишной чертой, которой стал мерс. Кертис усмехнулся, понижая передачу и вдавливая газ в пол. Для себя он уже решил судьбу соперника, независимо от исхода гонки.
-
И отличный пост, кстати;)
|
-
ну а что тут скажешь тут все хорошо правильно вкусно, брат!
торжественно клянусь, что затеваю только всякие безумства и глупость, а Азз меня поддерживает)
|
— Просто подумайте, что если бы я хотел вас убить — вряд ли стал бы делать это в салоне Стингрэя. Вы не представляете, сколько стоит химчистка... Это было несколько неуклюжей шуткой, но Кертис отлично отдавал себе отчет в том, что Мадонна понятия не имеет о таких вещах, как цены на химчистку салона авто. Ей ли заботиться о подобных мелочах? Просьба Мадонны изложить обстоятельства дела показалась ему вполне логичной. Но вправе ли был он выдавать защищаемую федеральными законами информацию о ходе расследования частному лицу? С другой стороны, это частное лицо проходило в деле как жертва, и притом было привлекательным. Не в первый раз Кертис нарушал правила. — Ваш менеджер обвиняется в покушении на убийство. Предполагаемая жертва — вы, — детектив аккуратно рулил, не превышая скоростной режим, и рассказывал обстоятельства таким тоном, будто передавал другу измусоленную сплетню с передовицы желтой прессы. — В вашем номере найдены следы преступления, но идентификация останков займет не одну неделю — заметали все хоть и непрофессионально, но добротно. При всем этом вы не помните как заселялись в отель два дня назад. Признаться честно, я бы хотел, чтобы это все оказалось очередным трюком вашей пиар-кампании, но тогда я буду вынужден исполнить одно обещание... Кертис наконец вполоборота посмотрел на диву с легкой полуулыбкой. Расследование шло в тупик, хвосты обрывались, ниточки паутины путались между собой — но зачем это знать Мадонне? Пусть она думает, что у полиции все под контролем, раз детектив позволяет себе непринужденно шутить. Рычание двигателя с ярким британским акцентом за окном заставило его повернуть голову в другую сторону — ровно для того, чтобы словить и улыбку пассажирки, и жест водителя. Кто-то явно хотел впечатлить девицу, выбрав в качестве соперника Стингрэй. Что ж, не первый вызов на памяти Спайдера, и заканчивались все они одинаково — предупреждающим воем сирены, мигалкой и протоколом за превышение или небезопасное вождение. Кертис был слишком стар для таких забав. Стингрэй ответно дважды рыкнул мотором. Щелчком подрулевого лепестка Спайдер перевел машину в режим полуручной коробки передач, мягко покачав педаль газа на нейтрали. Он был слишком стар для таких забав, но позади была бешеная ночка, и стрельба в тире была оборвана неожиданным ее продолжением. Пар требовал выхода, ночной город лежал впереди блестящими огоньками на черном покрывале, а на пассажирском сидении его холостяцкой машины сидела звезда мировой величины, у которой день сегодня, похоже, тоже был не очень. Корвет словно считал нечто сокровенное через нейроинтерфейс, уводя голос Оззи в фэйд-аут. Салон заполнила виолончель... Но звуки ее, поначалу мягкие и утонченные, все больше и больше будто издевались над колоннами оперного театра, оставшегося позади, над костюмами, фраками, галстуками и вечерними платьями с дорогими украшениями. Виолончель пела о свободе и о необузданности стихии. Улыбка Кертиса стала шире.
-
Это шикарно.
— Просто подумайте, что если бы я хотел вас убить — вряд ли стал бы делать это в салоне Стингрэя. Вы не представляете, сколько стоит химчистка...
С другой стороны, это частное лицо проходило в деле как жертва, и притом было привлекательным. Не в первый раз Кертис нарушал правила.
Самое прикольное, что пост хорошо перекликается с треком и образом рока в опере. Хе-хе. Мне всегда казалось, что Аварис это немного мюзикл!
|
|
Победа. По всем правилам, по всем учебникам стратегии и тактики, выполненная в лучших традициях военного искусства. Любовь — это война, не так ли?
Дон Любовь готовит завтрак. Оказание чести побежденному, в этом нельзя отказать. Тело что-то помнит само, например то, что нужно одеть фартук. С вишенками. И пока руки заняты, дон наконец позволяет себе задуматься. Нет, не о том, что только что было, иначе можно опять скатиться в циклическое самоудовлетворение и улететь... не пойми куда. Нет, время задуматься о том, что вообще происходит.
Ведь он дон Родриго, как ни крути. И каким-то образом он оказался в теле богини, но не то, чтобы заменил ее, а скорее слился с ней. В экстазе, мда. Экстаза, в отличие от нормальной жизни дона, здесь было — ложкой ешь. А ведь там, в нормальной жизни, осталась Неопределенность, и вверенные дону бойцы, которые отдавали свои жизни. А дон теперь воюет здесь, на поприще любви. И никаких идей, как вернуть все обратно, несмотря на то, что он теперь обладает силами бога. Точнее, богини. Кстати, о божественности. Кофе получился именно такой.
Адам, кажется, отошел от Веры. Спустился, признавая свое поражение. Кто-нибудь на месте дона мог бы самодовольно усмехнуться. Но не дон, он питает уважение к противнику. И не Ева, она его вообще любит. А Адам признает свое поражение. Очень нежно, очень внимательно, очень заботливо. Очень глубоко и изысканно. Очень восхитительно. Перед тем как отправиться в окончательный полет, Ева понимает, что Адам решил признать свое поражение дважды, потому что перешел к завтраку, оставив нетронутыми и кофе, и бутерброды. И полет на этот раз — не дракона. Колибри. Маленькая птица порхает внутри гигантского цветка. И нектара уже полный зоб...
Кофе дон берет с собой в дорогу, не спрашивая и не сопротивляясь. Адам теперь его гид в этом мире, пусть ведет. А мир тем временем стремительно меняется. — Боже, ну и бардак, — резюмирует дон Любовь. Весело резюмирует, потому что земля, истерзанная смертью и войной, ему близка и знакома. Хоть и взирает на нее он теперь не глазами профессионального солдата, а, скажем так, совсем с другой стороны. Кофе оказывается очень кстати, как и невесть откуда взявшаяся дымящаяся бумажная палочка. "Сигарета", — подсказывает Ева.
"Развестись с тобой, что ли?" — мелькает смешная мысль. — Веди меня к людям, — льются слова. Ведь раздуть тлеющую жизнь проще, чем создать новую из пепла. Даже богине.
-
"Развестись с тобой, что ли?" ахаха ну и да, да, мощь, чо
|
-
Я тоже надеюсь, что какой-то бессмертный безумец не промажет. А то реально обидно будет.
|
-
как же я люблю музыку в твоим постах!
|
|
Обхватив магичку за талию, Райли прижал ее к себе, чтобы снять вес с раненой ноги. Несмотря на слезы в глазах от дыма, на тварей, что буквально дышали им в затылок (по крайней мере так их рисовало воображение музыканта), и на творимую на его глазах магию, — вдруг ощутил Райли, что овладевает им та бесшабашная веселость, с которой можно было легко сорвать куш в таверне развеселым концертом, или подрезать богатого купчишку на тракте. И округлости чародейки вдруг оказались на ощупь вполне себе приятными, хотя минутой ранее таких мыслей музыкант и представить себе не мог. Хотя шагать в портал все равно было ссыкотно, особенно когда чародейка твердо сказала, что пойдет последней. Райли колебался буквально секунду, взвешивая в уме возможные перспективы: гарантированно сдохнуть в когтях виденных уже тварей, или вероятно сдохнуть непонятно как в заклинании чародейки. По всему выходило, что неизвестность в данном случае куда интереснее. — Эх-ма... — вздохнул музыкант, отпуская чародейку и шагая в портал. Перед тем, как упасть в ледяную черноту, он оглянулся, и увидел, что Авегир стоит, не сдвинувшись с места и только сжимая топор покрепче, и что-то говорит чародейке. Слов Райли уже не слышал, но по лицу каэдвенца сразу понял, что не пойдет он за ними. И совсем не потому, что магии боится или что-то такое. Хотел было музыкант на прощание северянину рукой махнуть, но не успел. Путешествие было коротким и малоприятным. Будто падаешь в полной темноте в бездонную пропасть, и нет здесь ни верха, ни низа, только бесконечное падение. И холод, леденящий самую душу, потому что тела как будто бы и нету уже. А когда Райли уже почти пообвыкнулся с холодом и силою воображения уже почти превратил падение в полет — кончилось все. Упал мордой в траву, жмурясь от яркого света. Улыбнулся тут же, не вставая, услышав Иренкин матерный загиб — жива Рыжая. Осмотрелся, прямо так на траве разлегшись, увидел Маверина, детей пересчитал, вышедшую из закрывающейся двери в никуда чародейку отметил. Трупожоров тоже, к слову. — Правду говорит, отказался северянин идти, — кивнул, подтверждая слова чародейки про Авегира. И еще покивал согласно речам Иренки про то, что разделяться им сейчас не след. А потом только профессиональная выдержка позволила ему не вытаращиться на рыжую удивленно и с отвисшей челюстью. Баронесса, мммать! Всегда Райли подозревал, что Иренка ловкая, но чтоб баронессой — это ж в какую загогулину нужно было выкрутиться! Покачал только головой неопределенно, и куртку стянул, а следом — остатки рубахи. — Правду говорят — бабы голышом оставят... — пробурчал себе под нос, без стеснения и церемоний поддергивая платье чародейки выше бедра. При необходимости Райли был готов и платье резануть, если его рубахи не хватит.
-
За классический батист :3
|
-
— ...ра-а-апторы-ы-ы!!! этот парень знает, как нужно реагировать на внезапное появление рапторов!
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
мне нравится! happy halloween!
|
-
Стальной гвоздь вопроса, вбиваемый в древесину дисциплины. +
|
-
Прикольно вышло с салатом!
-
Хороший пост, живой персонаж. Впрочем, он тебя Азз, чего-то иного и не ждал - как всегда хорош ;)
|
|
-
Ожерелье из клыков ультралиска! В вишлист!
|
Танец, битва, единение, борьба, соитие, сражение — все зависит лишь от точки зрения. Дон снова стал драконом ненадолго, снова увидел весь мир, стал этим миром, ощутил его. Полюбил. Ненадолго. Назад, быстрее назад, в тело, потому что сейчас Ева видит в руке Адама шприц. Ева знает, что в этом шприце, Ева хочет эту иглу. Ничуть не меньше, чем Адама. В себя. И если придется выбирать — Ева не будет выбирать. Просто возьмет все.
Адам перед ней. Вынес вердикт, подписал приговор, провозгласил свой закон. Ева готова подчиниться. А дон Любовь — нет.
Адам перед ней, Ева на коленях, покорная. Она берет Адама, всего без остатка, скользит по нему губами, отпускает на свободу руки, чтобы нежно-острыми прикосновениями попросить прощения. А дон Любовь — ждет.
Адам тяжело дышит, блуждая по грани, по которой водит его Ева, рычит, хватает ее за плечи, за волосы, рвется бедрами вперед, чтобы задать свой ритм, истребовать свое, вырвать извинения из Евы. А дон Любовь...
На самом пике Ева останавливается. Резко, неожиданно, без предупреждения. Дон Любовь, опытный стратег, заманивший врага в окружение, затмивший его взор предчувствием близкой и полной победы, встает с колен. В руках — шприц, наполненный Верой до краев. Адам не мог заметить, как лишился его. Острая игла пронзает его грудь, добираясь до сердца. Можно ли убить бога? Вряд ли. Боги вечны, пока есть Вера. Но истинная всепоглощающая Вера очень легко может свести с ума. — Пожалуй, сначала тебе следует извиниться самому, — шепчет дон Любовь, нажимая на поршень и закачивая Веру до краев в сердце бога. Легким толчком опрокидывает Адама на спину, на мягкий ковер. И уходит. Завтрак... что-то было про завтрак... ах да, завтрак Адаму. Технически, он его заслужил.
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
это класс я тут немного вспоминаю) направленная ностальгия - готовим новую вечеринку
|
-
При приближении самого Йотуна стреляем в него антиматериальными пулями. ... Короче я хз, как этого чувака валить, в общем-то.
Главное искренность!
|
— Адмирал... Спасите, мать вашу... Неизвестный в покоях Ее Величества... Убью нахер... Воскрешу и еще раз... Ур-роды... Интегра поднималась в вертолет явно не в духе. ссылкаОставляя за собой густой дымный след от сигары, вертолет понесся ко дворцу на всех парах. — Август! Какими судьбами? Фальшивая вежливая улыбка на лице Интегры, вошедшей в караульное помещение, заставила присутствовавших там солдат тихо испариться, кроме двоих бедолаг, призванных охранять полковника. Вальяжно рассиживающийся на невидимом, но от того вероятно не менее удобном кресле генсек тем временем, похоже не слишком ограничивал себя в удобствах, особенно учитывая стоящий перед ним на своей рукояти, изображающей ножку, и поднявший поля ровно на девяносто градусов зонт, тем самым формируя столик, дополнительно снабженный чайным сервизом и большим блюдом с разноцветными кондитерскими изделиями, в составе пирожных и печенья. С другой стороны, после проникновения в королевские покои такая мелочь вряд-ли могла дополнительно осложнить ситуацию, а пробовать местный чай, после двух неудачных попыток, в очередной раз не хотелось.
— А Леди Сэр Хеллсинг. — Прозвучал ответ так, словно к задержанному зашла в гости старая знакомая, — Наслышан, наслышан. Рад наконец-то встретиться лично. Я, как вы видите, в отпуске, отдыхаю и развлекаюсь, по возможности. Вам бы кстати тоже не мешало, а то прямо на лице написано, что нервы шалят. Ну а вы то тут по какому вопросу?— По вашему, полковник, по вашему. Пинком ноги придвинув к импровизированному столику полковника табуретку, Интегра без лишних церемоний налила себе чая, отхлебнула, скривилась, закусила печеньем и прикурила сигару, стряхнув пепел в незанятое блюдце. После чего наконец посмотрела на полковника. — Уважаемый Август, вас не затруднит для начала объяснить, какого хрена вы делаете в закрытой для туристов части дворца? Забегая вперед, скажу, что объяснения вида "искал туалет" мне не интересны. — Это конечно не ваш, так называемый "Чай", а лишь гибрид С-124, выращенный на Сигме-3, при гравитации в три с половиной g под светом четырех солнц. К тому же реплика, оригинал на этой планете уже давно не найти. — Последняя фраза прозвучала с ощутимой печалью. — Но все же подобное лицо делать совершенно не обязательно.
— А какого хрена я там делал, я кажется уже объяснил задержавшему меня отряду. Или они вам даже этого не потрудились доложить? — В голосе прозвучали тонки граничащие между удивлением и сочувствием, — Тяжелая же у вас работа. Но в любом случае повторю: Это был тайный визит к Ее Величеству для обсуждения личных вопросов, посвящать в которые ни гвардейцев ни лично вас я не собираюсь.— Подобное лицо мне делать обязательно, когда мне не нравится вкус того, что я пробую, — подчеркивая личностные местоимения, сказала Интегра. Тон ее был неожиданно мягкий, будто она объясняла какие-то очевидные вещи деревенскому простачку. Или иностранному гостю. — Задержавшие вас гвардейцы сообщили именно это, и, как вы могли догадаться, ответ меня не устроил. Так же, как и ваше его повторение. Господин Август, вы ведь догадываетесь, что ваш тайный визит нарушил массу законов и должностных инструкций, поставил под угрозу безопасность Ее Величества, а также, судя по медицинским отчетам, ее психологическое здоровье. Поэтому я позволю себе настаивать на раскрытии вами тайны вашего визита. Выпустив клуб дыма, Интегра добавила: — В противном случае у нас назревает дипломатический скандал самого высокого уровня. - Знаешь, ты хуже Гросса, - прозвучал в голове Августа язвительный голос Арахны, - Он хотя бы не мог тайно проникать без всяческого разрешения в покои монархов чужих стран. Впрочем, тайно их лечить он тоже бы не смог, - видимая только одному Августу галлюцинация в виде Арахны появилась в помещении, - Кстати, твоего меха увозят за пределы территориальных вод Альбиона, это раз и я буду замедлять Йотуна, когда он подберётся к границам этих самых территориальных вод, это два. — Если настаиваете, я могу прислать вам инфопакет с информацией о том, что чай на сам деле вкусный, как это у вас принято. — Парировал ответ собеседник, тоже по какой-то причине используя выделение местоимений.
— А вы сейчас, во-первых, пытаетесь залезть в личную жизнь как мою, так и своего собственного монарха. — На этот раз тон ответа был вполне серьезен, — Не уверен, что это нарушает что-то из ваших законов и должностных инструкций, но как минимум неприятно мне. А под угрозу безопасность Ее Величества ставит в первую очередь некомпетентность местного медицинского персонала. И я очень надеюсь, что это именно некомпетентность, поскольку, технологии Альбиона, как можно судить, как минимум из ваших же печатей, позволяют оказывать куда более качественную помощь. Второй вариант подразумевает, что кто-то в этой стране намеренно заинтересован в том, чтобы Ее Величество не вставало с постели.
— А что касается дипломатического скандала, как я уже заявил ранее, в данный момент я не представляю интересы Солнечной Империи и НСССР, этим заняты Маска и Ирочка соответственно, так что прошу рассматривать меня исключительно как физическое лицо. — На лице Августа засияла довольная улыбка, — Если вам хочется можете даже меня наказать. Как-нибудь. Например, устроить показательную порку. Или вызвать на дуэль, если вам так не терпится помахать мечами. И да, дорогая, не стесняйся, материализуйся уже до конца. — Со щелчком пальцев говорящего в комнате в виде голограммы материализовалась ранее видимая лишь ему проекция Арахны. — Простите, полковник, но ведь очевидно же, что то, что нравится вам, не обязательно должно нравиться мне. Или же я понятия не имею, о чем вы говорите, — вздохнула Интегра и, с сомнением глянув на чашку, сделала еще один глоток чая. Напиток по-прежнему был чаем, но каким-то особенно безвкусным, поэтому сэр Хелсинг снова скривилась. На проекцию Арахны она не обратила особого внимания, по-видимому посчитав это семейными делами. — Тот факт, что вы здесь неофициально, является единственной причиной, по которой Альбион еще не объявил войну НССР за вмешательство во внутренние дела. А наказание за ваши действия на данный момент полагается в основном в виде казни. Но знаете, даже это по большому счету сейчас не имеет значения. Интегра встала, со скрипом отодвинув табуретку от стола, поставила чашку на блюдечко и положила рядом сигару, после чего достала из кобуры Вальтер, сноровисто заменила обойму обычных пуль на антиматериальные и не спеша направила ствол точно в лоб Августу. — У меня сегодня был длинный день, полковник, — голос Интегры был неожиданно усталый и даже немного печальный. — И за сегодня вы уже третий, кто сообщает мне о какой-то херне, происходящей внутри моей страны. Я вас просто по-человечески прошу — извольте объясниться. Без намеков, иносказаний, витиеватостей и пряток за "личными делами", раз уж в них напрямую замешано Ее Величество. - Знаешь, я бы на твоём месте всё-таки перестала юлить и разводить демагогию, - прокомментировала Арахна действия Интегры, - Кстати, он не полковник, он генсек, - эта реплика уже была обращена к Инегре, - И я сомневаюсь, что вам нужна война с НСССР. Они, конечно, сейчас заняты Чёрным Солнцем, но сил нагадить вам им хватит. — Я говорю, что к чаю, помимо непосредственно чая, который мне предлагали ранее, имелся нематериальный компонент, способный оказывать влияние, сходное с действием наркотических веществ и соответственно, потенциально вызывать привыкание. Псионическая структура. Довольно опасная на самом деле. Если вам интересно, могу прислать некоторые научные работы по данной теме. — Разговорился обвиняемый не сразу заметив, что через некоторое время ему в лоб было направлено дуло оружия. В прочем, даже заметив сей факт он не то чтобы изменил линию поведения, продолжив речь, хоть уже и на иную тему.
— Подозреваю, вторая это вот эта дама, которая в жизни не удержится от того, чтобы потыкать кого-то в косяки в том, о чем она имеет представления исходя разве что из чужих рассказов и собственных фантазий. А кто все же первый? — Август тоже устало вздохнул, после чего продолжил чуть более серьезно, — Ладно, это уже пожалуй не касается меня. Что же касается того что вы услышать, все что я могу сказать, это то, что действительно прибыл во дворец без приглашения, и попросил Ее Величество уделить мне немного времени для разговора. К сожалению, в ходе оного у нее произошел сердечный приступ связанный, как я уже ранее уведомил, с низким качеством медпомощи оказанной при первых проявлениях болезни. В связи с этим я посчитал нужным немедленно оказать пострадавшей первую помощь всеми доступными мне средствами, после чего дождался прибытия бригады местных, с позволения сказать, медиков и охраны. Кроме того, вина за усыпление прислуги, находящейся в спальне и "испорченный" завтрак тоже лежит на мне. Хотя последний я все же пытался качественно приготовить. События произошедшие далее же вам известны. На этом у меня все. Тема нашего разговора действительно не ваше дело.
— И да, дорогая, я, в отличие от тебя не собираюсь никому гадить. — А вот это уже было произнесено явно обиженным но в тоже время серьезным тоном, — Если же уважаемая Леди Сэр Интегра решит начать стрельбу я лишь позабочусь о том, чтобы этот пистолет вместе с боезапасом весьма, прошу прощения, противоестественным способом были введены ей в глотку. И постараюсь сделать это с минимальным количеством разрушений. Поскольку, во-первых, жители Лондона, хоть и несут часть ответственности за поведения Адмирала, все же не заслуживают попасть под перекрестный огонь, а во-вторых, я бы не хотел еще раз будить Марианну. Последующее действие Арахны, будь она материальна, сопровождалось бы, наверное, громким "бздынь", так как она с размаху прижала руку к лицу, а затем провела ей сверху-вниз и с крайне уставшим видом проворчала что-то вроде: - Иногда мне кажется, что времена, когда в моей голове жил психованный инопланетный военный искусственный интеллект были светлыми и безмятежными, - Арахна вздохнула, - Август, я крайне сомневаюсь, что после твоей смерти твои подданные, подчинённые или какой там будет правильный термин в отношении генерального секретаря, спросят у твоего трупа разрешения на то, чтобы начать войну со страной, официальный представитель которой тебя убил. Леди Хелсинг, вам я лишь хочу напомнить, что поведение моего мужа большую часть времени по причинам, остающимся для меня неизвестными, соответствует его внешнему виду. То есть он ведёт себя как наглый подросток, строящий из себя непойми что. Врядли он сможет что-то куда-то вам засунуть, а потому я бы всё-таки попросила не стрелять в него из этого пистолета антиматериальными пулями. Ну или хотя бы выбрать в качестве цели не жизненно важные органы.— Дорогая, — прозвучало неожиданно тоном настолько холодным, словно его только что вытащили из ледяной бури Йотуна, — Что именно, при каких обстоятельствах и куда я буду засовывать Леди Сэру Интегре, сугубо наше с ней личное дело и тебя совершеннейшим образом не касается. А если ты думаешь иначе, у тебя все еще есть возможность сделать мне тот же сюрприз, что я преподнес тебе в штатах.
— А вы, — холодный тон моментально оттаял до комнатной температуры, — прощу, не обращайте внимания на эту трусливую дурочку и если уж будете стрелять, цельтесь туда, куда посчитаете нужным. - А сугубо наше дело, дорогой, - по своей температуре тон Арахны был предельно близок к недостижимому абсолютному нулю, - То, что наши жизни связаны. И если тебе плевать на судьбу людей, за которых ты ответственен, а так же на то, что твоя смерть убьёт ещё и меня, то это вовсе не значит, что у меня на этот счёт такое же мнение. Так что прекрати провоцировать её, идиот, - весь этот монолог звучал уже не от лица голо-Арахны, а конкретно из её сознания и отдавал чем-то знакомым и явно не принадлежащим Арахне. Особенно последняя фраза, сказанная практически в приказном тоне— Заткнулись. Оба, — В глазах Интегры плясало пламя. — Вы находитесь в королевском дворце, проявите хоть каплю уважения и отложите ваши семейные ссоры. Пламя рвалось наружу, ощутимо разогревая воздух в комнате, но Интегра с заметным усилием опустила пистолет и спрятала его в кобуру. — Господин Август, вы обвиняетесь в покушении на жизнь королевы. Для полноты следствия мне необходимо опросить Ее Величество, однако ввиду ее состояния это произойдет не скоро. До этого момента вы будете содержаться под стражей. Ввиду ваших способностей, содержаться под стражей вы будете на другом конце Альбиона, и единственным гарантом вашего заключения будет ваше слово чести. Гвардейцы вас проводят. — Отказано, — спокойно произнес Август допивая чай, и возвращая кружку на столик, — У меня слишком мало времени и слишком много незаконченных дел, чтобы я мог тратить его просто ожидая, пока вы вдоволь наиграетесь в детектива. Это уже не говоря о том, что ваше обвинение меня категорически оскорбляет: Уважаемая, если бы я хотел чьей-то смерти, я бы просто вошел через главный вход и превратил в квантовую пыль и эту персону и всех, кто попробовал бы мне помешать. В прочем, честно говоря, я и не ожидал особой вежливости от кого-то вроде вас, так что пожалуй, сделаю вид, что только что высказанного обвинения попросту не слышал. А в связи с этим возникает закономерный вопрос: у вас имеется сказать что-нибудь еще или же я могу быть свободен?Голограмма Арахны издала неопределённый звук и пару раз дёрнулась, словно от помех. Потом возникла возле ближайшей стены и стала беззвучно стучаться в неё лбом. Наверное, если бы в неё стучалась настоящая Арахна, стена пошла бы трещинами.Интегра вдруг устало рассмеялась. Смешок был похож на тяжелый вздох, но все же леди Хелсинг улыбалась. Пинком придвинув несчастную табуретку обратно, она снова села за столик и после видимой заминки снова отхлебнула чая, на этот раз сохранив лицо. — Полковник, не стройте из себя идиота, вам это не к лицу. Вы прекрасно знали, на что шли, когда проворачивали ваш фокус с тайным проникновением. Вы знали, что об этом уведомят меня, и, раз уж вы настолько осведомлены о моей персоне, знали, какова будет моя реакция. Вы отказываетесь; что ж, это ваше право. Раз уж вы не желаете будить леди Марианну, предлагаю вам проследовать за пределы Лондона, где я смогу наконец пустить вам пулю в лоб, а вы — затолкать мне в глотку мой пистолет. А поскольку переместить нас обоих вы сможете за пару секунд, пока я буду допивать ваш странный чай, расскажите, на что вы рассчитывали? - Он рассчитывал на то, чтобы спровоцировать вас. Затем, скорее всего, он рассчитывал победить в дуэли, спасти Альбион от Йотуна вместо вас и выглядеть героем. В принципе, то же самое он делал в Вашингтоне, - подала голос Арахна, не отвлекаясь от такого увлекательного занятия, как попытка пробить голографической головой реальную стену, ну или наоборот, - Но это только моё предположение.
-
Я просто не могу пройти мимо без плюсов. Эта Хеллсинг... ЭТА ХЕЛЛСИНГ!!!
|
-
я ждала перезарядки плюсомета для этого поста это шедеврально щелчок пальцев — и Джек проваливается из ее дома дон Любовь знает толк! я гоготала с этого поста как сумасшедшая, супер.
|
-
Инайя посмотрела Аззу в глаза, убеждая, что плюс — это не приязнь личная и не хитрость какая-нибудь. Констатация факта отличного поста, не более. хД
|
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
нашла слово фундаментальность фундаментальность каждого слова твоих постов люблю ну и этот какой-то милый пост) голый Исайя под одеялком, миленько так, умильненько хихихи
|
Спуск с донжона занял у раненного солдата и контуженного дона Чарли несколько минут. По дороге Чарли, плюхая по лужам, старательно ковырялся в воспоминаниях дона, и к своему удовлетворению обнаружил, что достаточно подробно знает саму крепость, а также приблизительное количество, состав и расположение подчиненных ему войск. К тому моменту, когда они добрались до Пятой башни, первая волна нападающих уже подобралась на расстояние ружейного выстрела, и теперь защитники во всю поливали их свинцом, поэтому все укрепления были затянуты плотной дымовой завесой, которую не сразу прибивал даже непрекращающийся дождь. За те несколько секунд, пока ветер относил дым в сторону, открывая взору поле битвы, Чарли наскоро рассортировал имеющиеся воспоминания по войскам. Основную роль в защите "Неопределенности" играла линейная пехота. Обычный гвардеец, прошедший трехмесячное обучение, получивший в руки однозарядную аркебузу дизайна прошлого века и армейский палаш, переживший не одного владельца, стоял на стене лицом к лицу к набегающим ордам мавров. Из защиты у него, кроме окружающих укреплений, были лишь стальной шлем, кираса и безграничная вера в правое дело. Последнее было неотъемлемой частью образа живого гвардейца, потому как пошатнувшаяся мораль была первопричиной смертности в рядах линейной пехоты. К слову, название "линейная" олицетворяло собой предел современной общепринятой военной тактики — солдаты выстраивались в две-три шеренги с некоторым смещением между рядами, чтобы не закрывать друг другу обзор, что давало возможность вести стрельбу залпами. Впрочем, это была равнинная тактика, на стене это было достаточно проблематично организовать ввиду необходимости стрельбы под углом. Далее шли различные специализированные войска. Для борьбы с уже виденными Чарли драконами использовались марксманы, больше всего похожие на привычных агенту Смиту снайперов, но на данный момент в крепости был лишь один — сам дон. Против василисков, перемещающихся с устрашающей скоростью и способных ловко карабкаться по отвесным стенам, использовались лансеры, сбрасывавшие тварей вниз при помощи длинных копий. Слонопотамов останавливали гарпунеры при помощи тяжелых стационарных баллист с гарпунами или же более легких ручных арбалетов, обездвиживая их и подставляя под прицельный огонь артиллерии. Существовали и другие виды войск, предназначенных для борьбы с конкретными тварями, однако здесь воспоминания уже подводили. В любом случае Чарли знал одно — любую из известных тварей, выступавших на стороне мавров, вполне можно было уничтожить банальным плотным огнем, просто используя калибр пропорционально размерам. Кроме войск, в обороне крепости применялась также техника. Расчет ПВО занимался бомбардами, способными вести огонь крупнокалиберной картечью. При необходимости они также могли заряжаться ядрами, в том числе и зажигательными, а также книппелями (что бы это ни значило). Однако бомбарды базировались только на донжоне, на внешней и внутренней стене бал правили мелкокалиберные кулеврины и тяжелая артиллерия — мортиры, по принципу действия напоминавшие чудовищных размеров минометы. Кроме пороховых орудий, технику королевства в "Неопределенности" представляли дровяные дирижабли в количестве целых шести штук, однако здесь память снова давала сбой, оставляя в известных технических характеристиках лишь грузоподъемность до пяти тонн и не менее получаса разогревания топки перед запуском. Были еще антимагические колокола, в количестве одной штуки на каждую башню внутренней стены и донжон. Звон колоколов развеивал магию, творимую маврами — иллюзии, шаровые молнии, огненные шары, волшебные туманы и прочее, однако принцип их действия то ли снова терялся в дебрях памяти, то ли банально не был известен самому дону Родриго. Разгребая ворох воспоминаний, Чарли как-то упустил из виду тот факт, что все вспомненные враги остались лишь смутными отвратительными образами, кроме собственно мавров, которые выглядели как обычные люди, пусть и слегка диковатого вида. Однако облако дыма над Пятой башней наконец отлетело в сторону, являя взору подступающего к стенам врага. И в этот момент стал очевиден тот факт, что сухая информация в виде фактов никак не может помочь или подготовить агента к такому зрелищу. Потому что за стеной на крепость надвигались монстры. Маленькие, большие, огромные и гигантские, с лапами, когтями и клыками, с разверстыми пастями и ужасающими звуками, исторгающимися из разнокалиберных глоток, они вырывались из-за стены дождя и шли вперед, тускло поблескивая чешуей, гривами и плотоядно горящими глазами. Ошеломленное сознание даже не сразу обнаружило среди них маленькие фигурки одетых в промокшие шкуры людей. А люди эти приближались, и у многих в руках были луки. Не обращая внимания на свинцовый град и редких павших товарищей, они шли вперед, прикрываясь массивными телами сопровождавших их тварей. А твари не спешили падать под пулями, и изредка покачиваясь от прямого попадания какой-нибудь удачливой кулеврины. Свинец ранил их, пушечные ядра вырывали куски мяса, но они упрямо продолжали бежать вперед. — Шагов двести до ответного огня, дон Родриго! — прокомментировал наблюдения дона солдат, утирая стекающую по лицу кровь. Рядом с ним суетились заряжающие мортиры, пропихивая в здоровенное дуло не менее здоровенное ядро. Канонир — приземистый пузатый солдат с опаленной бородой, выбивающейся во все стороны из-под шлема, уперев локоть в зубец башни и оттопырив большой палец, прикидывал расстояние. Пробормотав что-то себе под нос, он оглянулся на солдата, затем заметил дона, вяло козырнул и снова отвернулся к полю битвы. — Можем сейчас жахнуть по переднему краю, или в тылы запулить. Что скажете, дон Родриго? — не отрываясь от своего занятия, сказал канонир. То, что Чарли разглядел на данный момент и узнал: Рядовая пехота мавров: Тяжелый пехотинец мавров: Рядовая кавалерия мавров: Но вообще мавры могут ездить на любой твари. Только на летающих драконах их еще не видели. Собсно, типичный дракон (размер относительно человека - чуть побольше лошади): Собсно, типичный василиск (размер относительно человека - пока василиск такой пригнувшийся, в холке вровень будут): Типичный слонопотам (относительные размеры наличествуют):
-
одно то, что я не сразу взялась это читать - уже внушает уважение к автору вся эта основательность, насыщенность и уверенность - добротно выходит, очень Ева хочет еще и сюда прогуляться, да хоть я сама ссу
|
|
-
за_мужество
и поставил бы второй за аллегорию на "пикник на обочине" в кубах
-
|
-
ну что я могу сказать дааа! вот да! Аллилуйя!
|
По окончании монолога Арахны генерал Эрроувайз вновь поднялся. Точнее, попытался, но на полпути будто споткнулся о брошенную леди Хелсинг фразу, и передумал, медленно сев обратно. — Генерал Эрроувайз, спасибо, я уже услышала ваше мнение, — скучный голос Интегры как обычно не предвещал ничего хорошего. — Лейтенант... кхм, рядовой Дерек Джонсон, хочу напомнить вам, что вы вновь на службе. Будьте добры начать уже наконец соблюдать субординацию. Это последнее устное предупреждение, если вы вдруг меня неправильно поняли. Леди Хелсинг поднялась, положила фуражку начальника таможенной службы на стол и налила себе еще чаю. — Уважаемая Арахна, ваш протест был услышан, и замечания, в нем высказанные, будут всенепременно проанализированы... когда-нибудь потом. Что касается самого протеста, то он не будет отклонен. Он просто не будет рассмотрен, поскольку у вас нет процессуального права заявлять протест. Впрочем, в частном порядке я отвечу на него. Итак... Напалмовая зажигалка выпустила язычок пламени, новая сигара затлела, добавляя в комнату сгустившегося напряжения. — Во-первых, вы только что сами сказали, что любой нормальный офицер ввиду военного положения в Альбионе просто казнил бы столь потенциального диверсанта, как Джонсон. Без учета того, что вы только что, кажется, назвали меня ненормальной, — Интегра ухмыльнулась, — по вашей же логике проведенный мной трибунал — служебная ошибка. Во-вторых, Джонсон для исправления ситуации предпринял лишь действия для сохранения собственной жизни — сбежал из-под стражи, будучи несправедливо приговоренным к казни. Собственно, именно поэтому трибунал решил сохранить его жизнь. Кроме этого, он мог подать письменное прошение, прислать поверенного, выступить с гребаным публичным заявлением — но он решил, что толку с этого не будет. Интегра выпустила клуб дыма в потолок и с безразличным видом продолжила. — Да даже если и так, если бы все способы не увенчались успехом — по крайней мере трибунал мог бы видеть желание восстановить справедливость в отношении своей офицерской чести и реальные попытки это сделать. Ввиду отсутствия этого он и был разжалован. В-третьих, что касается обвинений в гнилости, — Интегра идеально скопировала фразу и интонации Арахны, — Альбион — большой корабль, и крыс на нем хватает. Мы занимаемся их искоренением... Интегра на секунду удивленно замолчала, но через мгновение удивление сменилось раздражением. — Да какого черта, меньше суток назад я то же самое уже говорила одному залетному бандиту! Охренеть, вы что, приезжаете сюда потыкать нас носом в косяки госуправления?! Из ноздрей ее вырвался клуб дыма, и нельзя было наверняка сказать, был ли это оставшийся в легких дым от сигары. Шумно выдохнув, Интегра холодно сказала: — Трибунал окончен.
-
Охренеть, вы что, приезжаете сюда потыкать нас носом в косяки госуправления?! Да, печально так жить.
|
-
Роджер в любой ситуации невозмутим)
|
-
Ну и впрямь, как это они тут вот так?
|
Примерно на середине рассказа лейтенанта Интегра выудила из кармана сигару, прикурила ее и медленно пускала колечки в потолок. Даты, места, события и лица, упомянутые Дереком, по молчаливому ее указанию, подкреплялись запросами на соответствующие документы и свидетелей. К моменту окончания рассказа в зал была приглашена Арахна, но Интегра не задала ей никаких уточняющих вопросов. Когда лейтенант закончил, Интегра выпустила в потолок клуб дыма, стряхнула пепел куда-то в приоткрытый ящик стола начальника порта, откашлялась и попросила чаю. Через минуту моментально набежавшие гвардейцы вежливо предлагали чай всем желающим, и так же быстро удалились. — Лейтенант Джонсон, — наконец сказала Интегра, ставя чашечку чая обратно на блюдце, а блюдце — на стол. — Ваш рассказ достаточно полон, чтобы обойтись без дополнительных вопросов. Документы касательно трибунала пятилетней давности, проведенного в расположении военной части близ поселения Эннент*, прибудут с минуты на минуту, но я не думаю, что в официальных документах обнаружится что-либо отличное от событий, изложенных вами. Военнослужащие этой части сейчас допрашиваются на предмет осведомленности о произошедшем, и все лица, обладающие ценными сведениями будут приглашены. Полковник Себастиан Пирс, являвшийся командиром этой части, сейчас в отставке, но его уже должны были разыскать. Сделав еще одну затяжку, Интегра снова стряхнула пепел в ящик стола, затем посмотрела туда, чертыхнулась и плеснула сверху немного чая из кружки. В ящике отчаянно зашипело и оттуда вылетел небольшой клочок пара. — Так вот, лейтенант. Как я уже сказала, ваш рассказ достаточно всеобъемлющ. Не думаю, что уважаемая Арахна сможет что-то добавить, разве что выдать вам рекомендацию, являясь вашим нынешним начальством последние лет пять. Поэтому, собственно, у меня к вам только один... Интегру прервал осторожный стук в дверь. В течение следующих трех секунд за дверью была слышна приглушенная возня, после чего она открылась, и в комнату зашел рядовой Джон из пятой береговой. Вид у него был бледный, а на вытянутых и явно уже давно закоченевших руках все еще покоилась адмиральская шляпа. — Сэр Интегра... полковник Пирс по вашему приказанию обнаружен, но... узнав, что за ним явились, он прервал свою вечернюю партию в покер и стремительно покинул здание... через окно.** — И? — спросила Интегра. — Восемнадцатый этаж, сэр. Всмятку. — Проклятье. Он отставной, значит по уставу я не могу поднять его для допроса. Ладно, во внеслужебном порядке я займусь этим позже. По большому счету, его показания вряд ли что-то изменят, поскольку мнение по данному делу у трибунала уже сложилось. Она обвела взглядом своих коллег по заседанию. Министр согласно закивал, придерживая забинтованную челюсть, а генерал Эрроувайз, кажется, мирно дремал, опустив на нос очки. — Так вот, лейтенант, у меня к вам только один вопрос. В конце своего рассказа вы сообщили, что решили снова попытаться восстановиться на службе. Не принимая во внимание несколько экстравагантный способ это сделать — полагаю, вас профессионально деформировала жизнь в Пустошах — я хотела бы знать: на какое решение данного трибунала вы рассчитываете? Я имею в виду, с вашей точки зрения и руководствуясь вашей логикой, какое решение следует принять трибуналу с учетом безоговорочной истинности изложенных вами обстоятельств?
-
*ржет не в состоянии написать комментарий*
|
— Ой, как славно... Кастусь, вы волшебник просто! Загляденье какое... — щебетала словно соловушка хозяйка. А Кастусь что? Знай себе, улыбался, да тер щеку, щетиной тронутую, в смущении и довольстве. Чай, старался действительно, и похвала заслуженная. За неделю-то и плитку в ванной выложил, и пол мозаичкой мелкой устелил ровно, и сантехнику всю приладил поверх, зафуговал все тщательно — ни трещинки не осталось! — и лаком швы сбрызнул, чтоб на века. Никакая теперь плешь не возьмется, не тронет теменью и не разъест. Вот только небритый-то чего? Три подряда на сегодня спланировал, а это только первый, хоть и самый легкий, поэтому вставать пришлось еще до свету. А хозяйка все заливается щебетом своим, а рассчитываться не спешит. А Кастусь-то спешит, между прочим! — Ну... Анниклавна, мне бегчы надо, выбачайце. Грошей как оговорено, ничо сверх не возьму. Тольки хутчэй, кали ласка. Сказал тихо-вежливо, и смутился сразу, глаза в пол опустил. Может не обидится все же, что он ее похвалы на ровном месте вот так, будто топором... ээх. А и не обиделась, свезло. Деньги дала, сверху еще почти четыре тысячи рублей вышло, сказала "Не надо сдачи, спасибо еще раз!". Хорошая женщина, Анна Николаевна. Учительница, кажется, а кто у нее муж — того неведомо, не видел его Кастусь ни разу. Но понятно и плиточнику простому, что изразцы такие на пол, да плитку итальянскую, да сантехнику финскую — ну ни в жисть не купить на учительскую зарплату, пусть даже и в Питере... Да и бог с ней, с Анной Николаевной. Надо еще на троллейбус успеть, хорошо хоть переоделся сразу, пока лак высыхал под теплопушкой, не придется сейчас время тратить. Хрупает снег под ногами, а в голове мысли хрупают снежинками толстыми. Не заплутать бы, Питер большой, не чета даже Минску. Карту-то заранее Кастусь проглядел, да вот в троллейбусе надо еще раз бы свериться — кафе это, "У Бекира", почти в центре будет, а там же в мансардах и подворотнях лабиринт целый, как в лесу... Хотя в лесу и то легче Кастусю-то. А у Бекира этого дел часа на два, не больше — два квадрата плитки сколовшихся заменить в туалете. Наверное, сам этот Бекир и звонил, смешной акцент в трубке был, когда старого заказчика поминал, мол, рекомендовали Кастуся ему. А потом от "Бекира" на вокзал, да на электричку пятичасовую, да под Питер — в коттедже ванную отделывать. Ну там первая встреча только, посмотреть-померять-посчитать, но заказ хороший, дорогой будет. Ох, успеть бы, не подвести заказчика такого, денег-то все больше надо, деду никак не легче с его комой непонятной... Снова свезло, с транспортом на этот раз — в полдень уже стоял Кастусь перед парадным входом кафе, вчитывался в изящную вывеску. Походил туда-обратно вдоль улицы в поисках служебного входа, да не нашел что-то. Так и пошел, значит, через парадное. Оглядел уютный интерьер, чувствуя себя несколько неуместным тут, в своем простом кожзаме и дешевых теплых туфлях, нагруженным рюкзаком и ящиком с инструментами — вторженец-нарушитель царства уюта и кофейно-чайных ароматов, принес с собой тревогу и мороз с улицы! И снегу нанес еще... ээх. Потоптался с полминутки, тщательно вытирая снег с туфель о входной коврик, чтобы не наследить хоть, и выискивая взглядом персонал. Да вот кроме девочки-официантки, вьющейся юной весенней ласточкой меж столиков, не увидел никого, поэтому пошел к стойке. Где кассовый аппарат — там деньги, а где деньги — там либо хозяин сыщется, либо лицо ответственное. — Это... выбачайце... плиточника звали, — сказал негромко и неопределенно-утвердительно, непонятно к кому обращаясь.
-
Очень нравится стиль. Даже местами в содержание не особенно вчитываешься, смакуя.
|
-
Искренне рассмешил комментарий. Хохотала на всю квартиру. :)
|
-
краткость сестра моя хД симфония звуков!
|
-
Скажите, в котором часу вы покинули отель? Гениально!
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Одного плюсомета маловато.
-
никогда не перестану гордиться тем, что играю с тобой!
|
-
Быстрота - залог здоровья)
|
"Неопределенность" Дона.
Дон Родриго выглянул в окно. За окном шел дождь и гвардейский парад. Гвардейцы выглядели мокро и уныло в клонящихся к земле плюмажах, распухших от воды лампасах и хлюпающих по лужам в дырявой мостовой уставных сапогах. Парад их не радовал. В общем-то, он не радовал и короля Алонсо, свалившегося с визитом в фамильное гнездо дона Родриго — передовую крепость "Неопределенность". Но традиции и дипломатический этикет требовали проведения парада по случаю прибытия короля, поэтому парад проводился, невзирая на проливной дождь и абсолютную незаинтересованность его участников и зрителей в процессе. В кабинете дона Родриго, где вот уже минут двадцать происходил прием высшего лица государства, царило молчание. Молчали книги, украшавшие полки шкафов. Молчали головы василисков и драконов, украшавшие стены Молчали коллекционные виды оружия мавров, украшавшие большой бордовый ковер над камином. Сам камин старался тоже не слишком шуметь, чтобы не нарушать устоявшуюся атмосферу, и изредка смущенно покашливал поленьями, жалуясь на сырость дров. Король Алонсо чувствовал себя неуютно. Ощущение для короля было непривычное, но тому было несколько оправданий. В первую очередь — сама "Неопределенность". Каменная твердыня, вонзающая свои условно неприступные стены в стального цвета небо, украшала своим видом местный суровый край уже больше трех сотен лет. С завидной регулярностью все это время (а точнее, до прихода к управлению провинцией дона Родриго) крепость переходила из рук королевства в руки диких мавров и обратно, тем самым смещая границу (а заодно и линию фронта непрекращающейся войны между королевством и маврами) на ближайшую тысячу лиг. Первоначальное название крепости, воздвигнутой далеким предком нынешнего короля Алонсо для защиты фронтира, потерялось в веках и пожарах, бушевавших в крепости после каждой смены владельца, оставив наследникам прижившееся прозвище "Неопределенность". Второй причиной неуютных ощущений для короля был, собственно, дон Родриго Эскобар Веласкес, наместник земель, окружавших "Неопределнность", и именовавшихся в королевских документах не иначе, как "Край земли". За внешней границей королевства, которую можно было наблюдать со стен крепости в любую погоду — настолько близко она проходила — начинались земли диких мавров, населенные, собственно, дикими маврами, а также драконами, василисками, ликантропами, арахнидами, жабодемонами, слонопотамами и прочей нечистью, которую цивилизованному человеку не только лицезреть, но и упоминать-то всуе неприлично. И человек, управлявший этим краем вот уже пятнадцать лет, и все это время успешно удерживавший "Неопределенность" во владениях королевства, должен был быть, по меньшей мере, героем. Дон Родриго героем себя не считал. Задумываясь в редкие минуты спокойствия и тишины о происходящих в его жизни событиях, он полагал, что просто делает то, что должен. А дослужившись из рядов простых лансеров без земель и фамилии до должности наместника целого края и звания потомственного дворянина, должен он был делать не так уж и мало. Например, управлять провинцией, которая еженедельно (а иногда и два раза в неделю) подвергается нападению орд диких мавров, притаскивающих с собой диковинных существ и подозрительную магию. Для этого требовалась твердая рука, решительность, быстрая реакция, но что самое важное — умение вести за собой людей. За доном Родриго солдаты шли охотно, умирая на боевых постах, в строю, в окружениях, в ожидании подкрепления и эвакуации — но не отдавая ни пяди земли врагу. Еще больше солдат, следуя его приказам, оставались в живых, тем самым вдохновляясь на новые подвиги и вдохновляя своим уцелевшим видом подкрепление. Признание народа позволило бы дону Родриго легко и непринужденно занять министерское кресло при короле — если бы это пришло ему в голову. Но на политику у дона Родриго просто не было времени, и если бы об этом задумались министр обороны и министр снабжения, опасавшиеся за свои места и регулярно устраивавшие столичные козни дону Родриго, жизнь на Краю земли была бы гораздо легче. Тем не менее, несмотря на перебои со снабжением, подкреплениями, поставками техники и амуниции, над "Неопределенностью" гордо реял штандарт королевства. Сам дон Родриго прекрасно понимал, что молодой и несколько восторженный король Алонсо, прибывший "с неофициальным визитом", просто ищет себе союзников. Кабинет министров, доставшийся королю от отца, уже давно и прочно закрепил за собой всю власть, оставив королю роль формального представителя, и развлекаясь внутренней грызней. Если молодой король желал вернуть в свои руки хотя бы гипотетическую возможность управлять страной, ему требовался новый государственный аппарат. Король Алонсо, будучи в свои двадцать пять почти вдвое младше дона Родриго, и наслышанный с детства о славных битвах рыцаря, не знал, с чего начать свой разговор, а дон не имел никакого желания ему в этом помогать, глядя то в окно, то в камин, то на дно бокала с андалузским. Бокал дон периодически наполнял из графина, стоящего посреди подноса с кроваво-красными стручками жгучего перца на кофейном столике рядом с креслом короля возле камина. Другой закуски к андалузскому вину дон не принимал, а молодой король не решался даже откусить кусочек этого перца — от одного запаха выступали слезы из глаз. — Как у вас дела... тут? — наконец решился король. — Хреново, ваше величество, — без промедления и без грамма учтивости ответил дон Родриго. Король судорожно дернул кадыком, чуть было не поперхнувшись андалузским от неожиданности. Справившись с упрямым вином, он скромно откашлялся в кулак и тут же ухватился за брошенную доном фразу: — Быть может, вы в чем-то нуждаетесь? На этот раз дон Родриго ответил не сразу. Открытый намек короля на то, что он все-таки король, который вроде как может в королевстве все, был понятен, и отмахиваться от такого предложения дон просто не имел права. "Неопределенность" определенно нуждалась кое в чем. В новых бомбардах взамен разбитых старых. В новых антимагических колоколах, потому что старые отказывались латать даже самые опытные литейщики, ссылаясь на катастрофическое ухудшение антимагических свойств. В новых гарпунерах для борьбы со слонопотамами, и желательно обучавшихся хотя бы год, а не полтора месяца, как прошлое пополнение, которое продержалось меньше собственного срока обучения. В новых марксманах для отстрела недавно появившихся малых драконов, способных проскочить сквозь прохудившуюся сеть картечной противовоздушной обороны. В новых паровых дирижаблях, в конце концов, взамен морально и физически устаревших дровяных, составлявших жалкие остатки воздушного флота крепости. И когда дон Родриго уже выстроил достаточно учтивую, но все еще по-солдатски прямолинейную фразу, чтобы сообщить королю о своей готовности сделать все, что потребуется для "Неопределенности", — в этот самый миг в крепости визгливо завыл рог противовоздушной обороны. — Дракооооныыыы! — раздался истошный вопль за окном в паузе между завываниями рога. Следующие две минуты для короля Алонсо пролетели в один миг. Вот он еще только ставил недопитый бокал с андалузским обратно на поднос, только пытался встать и спросить у дона Родриго, что происходит — и вот его уже вдруг усаживают в кресло королевского дирижабля, заботливо пристегивая ремнями, а королевская эскадрилья с воем паровых движков на форсаже взмывает в небо, разбивая дождевые тучи и организовывая королю безопасный воздушный коридор. Король даже не успел попрощаться, и, вжимаясь в кресло от тяжелой перегрузки, когда все тело будто стало весить раза в полтора больше, подумал, что в следующий раз будет лучше вызвать дона Родриго в столицу. Там обстановка была значительно спокойнее и располагала к долгим беседам. Сам дон Родриго тем временем успел одеть латы, допить бокал андалузского, закусить перцем, и в обнимку с доньей Изабеллой взобраться на вершину донжона, чтобы возглавить дежурный расчет ПВО. Солдаты как раз заканчивали заряжать орудия, когда первая группа драконов показалась над крепостной стеной. — Залп! — рявкнул дон Родриго, и украшавшие вершину донжона бомбарды жахнули картечью, прореживая стаю. Окровавленные ошметки посыпались вниз, смачно плюхая в лужи и забрызгивая укрывшихся за зубцами стен солдат, но тем не менее уцелевший десяток особей, торопливо взмахивая крыльями, набирал высоту — бомбард не хватало для плотного заградительного огня. Именно для этого дон Родриго хотел добиться от короля взвода марксманов для защиты "Неопределенности", и именно для этого он сейчас взял сюда, в гущу сражения, "донью Изабеллу" — единственную крупнокалиберную противодраконью винтовку, которая сейчас была в крепости. Пожалуй, это была также единственная в своем роде винтовка, сделанная на заказ и подаренная дону Родриго еще дедом нынешнего короля. Полированное дерево, нарезной ствол, скользящий затворный механизм — ее невозможно было не любить. Дон Родриго же ее просто боготворил. Десять выстрелов, десять свинцовых ос диаметром 1,8 сантиметра и весом в полторы сотни граммов, разогнанных пороховым зарядом до скорости, достаточной, чтобы пробить драконью чешую навылет — и десять тушек, словно сбитые утки, пикируют к земле. Дон Родриго промахивался крайне редко. Не учел он лишь одного — последний сбитый дракон, большой и толстый вожак стаи, успел взлететь выше донжона, и, будучи сбитый с траектории управляемого полета, вошел в неуправляемое пике. Рухнувшая на крышу донжона туша снесла одну драгоценную бомбарду вместе с не таким драгоценным ее расчетом, сбила крылом стойку со снарядами и, проскользив по мокрым камням, тяжелым ударом черепа, пробитого пулей навылет, приложила дона Родриго по шлему, оставив на нем глубокую вмятину. — Мааааврыыыыы! — тем временем раздалось на дальней стене.
Славный рыцарь дон Родриго - done
Поражает диких мавров, - done
Истребляет злых драконов, - done
Укрощает василисков, - done
Служит королю Алонсо, - done
Любит донью Изабеллу, - как заказывали
Андалузкие пьёт вина, - done
Заедает жгучим перцем. - done
-
класс! ты меня вдохновляешь! Как всегда, впрочем.
-
-
-
|
|
-
-
И музыкальный, мать его, ансамбль "Белая кость". А что, звучит.
|
-
Душевный, хороший пост. И очень интересный и разумный персонаж)
|
-
Не оторвать взгляда ни от этого прогиба, от которого все тело сладко ноет в созерцании, ни от разгиба обратного, исполненного изящности и нежности. Горячий поцелуй там же, французский, затяжной. Когда понятно, что краны сорваны, мосты сожжены, ключ в зажигании, а педаль — в полу. Когда — все. Тотошка знает. Не впервой ему. Это как будто бы прощание, на всякий случай, если живыми уже свидеться не получится. Это напутствие перед боем. Это — заряд энергии, неимоверный и мощный, чтобы вопреки всему выполнить задуманное и выжить. Чтобы встретиться не там, а здесь, оставив за спиной трупы и развалины. Это — боевой клич. шедевр! ага, весь пост балуешь ты мою бабскую тщедушную душеньку, млею же да, мы такие!
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
я все это обожаю, обожаю это все, тащусь Мощь лютая, ага
-
|
Голос, прозвучавший из темноты, позволил Баттлоу однозначно идентифицировать журналиста, а тот упомянул Ханну. Все едва различимые фигуры в коридоре наконец обзавелись персоналиями. — Мистер Уэйн, отличное предложение. Если потребуется, то мой фонарь лежит в верхнем ящике стола в моем кабинете, сразу под правой рукой. Там незаперто. Идеальный порядок, в котором Баттлоу содержал не только свою жизнь, но и свои вещи, сейчас играл ему на руку, но он даже не обратил на это внимания. Некоторые люди могли позволить себе беспорядок, но только не Роджер. Он хотел продолжить инструкции, как вдруг заговорил психолог. Баттлоу нахмурился, невидимый в темоте, слушая его предложение — оно казалось иррациональным. Роджер сам не блистал обширными познаниями в области ремонта дизельных генераторов, но по крайней мере у него был опыт работы на исследовательских станциях. Досье Бьюкэннона не содержало никакой информации об имеющихся у психолога технических навыках, и поэтому следовало отправить его делать свою работу — успокаивать людей. Но в этот момент Джеймс взял его за локоть и слегка сжал его. Роджер вскинул брови, но этот жест так же остался незамеченным, зато дал начальнику станции необходимую секунду, чтобы понять, что психолог настаивает на своих словах, хотя причин для этого Баттлоу по-прежнему не видел. Но, наконец, в его предложении блеснуло зерно рациональности. — О'кей, мистер Бьюкэннон. Отправляйтесь с Филлипсом и окажите ему любую необходимую помощь, — с легким нажимом ответил Роджер. Под любой помощью он подразумевал как посильный физический труд, так и возможность обезвредить механика в случае неадекватного поведения. Оставалось лишь надеяться, что Джеймс поймет его правильно. — Я пойду в столовую, и пришлю к вам доктора Кларк. И еще кого-нибудь в помощь, лишняя пара рук вам не помешает. Так что, мистер Уэйн, займитесь с Ханной фонарями, и занесите в столовую несколько штук. Мистер Филипс, — Баттлоу повернул голову туда, где предположительно должен был находиться механик, — постарайтесь наладить электроснабжение в кратчайшие сроки. Мы на вас рассчитываем. Последняя фраза была сказана совершенно нейтральным тоном, и Роджеру было в принципе все равно, как его поймет механик: ощутит ли ответственность за предстоящее дело, или же задумается о серьезности взыскания, которое его ждет в случае неудачи. Пробравшись мимо Ханны и Алекса, Роджер пошел обратно в столовую, периодически придерживаясь рукой за стену, чтобы не терять равновесие.
-
Правильный начальник станции. Приятно читать.
|
-
-
Знаем мы какая Интегра дева..
|
-
зелень в ответ смеялась точка, после нужна точка. "Зелень в ответ смеялась." Хоть и без того прекрасно звучит. Люблю твои посты, хоть вешайте.
|
-
Спасибо, что ты тоже любишь эту машину. Вот просто человеческое спасибо.
-
Очень понравился персонаж, люблю такие характеры.
|
Вы не можете просматривать этот пост!
|
-
ахаха) Люблю твои посты и здесь, обожаю, Элли не представляю без такого дога!
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
И как же все-таки здорово, что ты его закончил! Очешуенный пост. Правда. Слов нет. Браво. И спасибо за неизменную изящность текста, влюблена. и голова второго, замыкающего, катится в темноту волосатым мячиком, потерявшим шапку - отвратительно, как вкусно
-
Но ты его зскончил и достаточно шикарно. Браво. Отличные описания.
|
-
Ты ж моя радость! Так коротко и так емко! Так безжалостно, так брутально, так красиво! Очарована-околдована. Кароч отличный пост, да.
-
Лаконично и честно. мне очень нравиться.
|
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
ДМ в ДМе. Я б сказала, Кислород в ДМе, был у меня такой проект, бегала там в качестве игрока нескольких модулей. Хорошая цитата, попру, наверное.
|
-
В любой непонятной ситуации - пойди поешь!)
|
-
Оригинальный план, хороший пост.
|
Если с другом сел бухать, Если с другом сел бухать, Веселей намного! Без друзей мы пьем чуть-чуть, без друзей мы пьем чуть-чуть А с друзьями - много!
Что мне водка в летний зной, что мне вермут разливной, Когда мои друзья со мной!
На медведя я, друзья, На медведя я, друзья, Выйду без сомненья! Если пьяный буду я, Если пьяный буду я, А медведь - с похмелья!
Что мне злой радикулит, Что хронический гастрит, Когда рюкзак вином набит! В целом, все было нормально. Тотошка косил злым глазом на льва, прокручивая в голове различные зверские способы разделки львиной туши, а также придумывая разнофункциональное применение львиному чучелу, львиной шкуре и львиной голове. Но... Но Элли сказала — тише. Элли согласилась на условия этого мохнатого... что ж, Элли, кроме всего прочего, согласилась на отсутствие взаимных оскорблений, и Тотошка не скатится до того, чтобы оскорблять их нового "друга" в мыслях. Что, впрочем, не помешает насладиться мыслями об убийстве некоего абстрактного льва, хм. А Элли... эх, дурная голова с прелестным личиком, прицепленная к божественному телу, взять бы тебя зубами за шкирку да встряхнуть разок, чтобы вытрясти всю тягу к опасным знакомствам и диким приключениям! Казалось бы, что сложного — зубы-то есть, до воротничка платья достать раз плюнуть, если на задние встать, но... Но, спрашивается, нафига? Без всего этого Элли была бы не Элли, и вообще было бы скучно жить. Поэтому Тотошка шагал вперед, хмурился на льва, был настороже ко внешним опасностям, чуть-чуть злился на Элли, и вообще был доволен жизнью, бурлящей вокруг. Выбор, упавший на них в виде развилки дорог, для Тотошки был однозначен. — У нас заканчивается алкоголь. Короткая фраза с бездной смыслов. Нет алкоголя — есть грусть у Элли. А грусть у Элли означает плохое настроение у Тотошки. А плохое настроение у Тотошки ведет к кровопролитию. Поэтому — лучше не надо. Лучше зайти в таверну и заправиться. И пусть пса кошки задерут, если он самолично не приложится как следует в этом баре. Чтоб как в Канзасе, когда их с Элли полиция со стрельбой из бара выводила! На пса и девушку три машины с подкреплением и погоней по подворотням. Не поймали, кстати. Но это совсем другая история... С другой стороны, железный друг ранен, и нуждается в помощи. — Можно к мастеру свернуть при условии, что это будет недолго. "И что наш новый гривастый друг не соврал," — нет, это не вслух, конечно. И даже не в мыслях. Зато целиком и полностью — во взгляде. Впрочем, ненависти там тоже нет. Даже легкая радость весело-злая — опасность так близко, так рядом, в друзьях ходит! Нервы щекочет.
-
1. Я соскучилась 2. Отличные реакции придумывая разнофункциональное применение и около тут 3. Шикарные флешбекоистории
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
просто отлично, что Сурия стала лазить! ну и само собой пост - высший пилотаж
|
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Уроки хороших манер :) Урок первый. Сдержанность.
-
полуденным солнышком мелькнула золотая коронка бгггг, эпитет прекрасен! пост тоже, конечно, доставляет.
|
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Какой интересный и неоднозначный гражданин!
|
Эленна корнету, в целом, понравился. Было в его поведении что-то близкое и родное, то ли эта молодость и некоторая наглость, свойственная ей, то ли откровенное желание позлить начальство, потому как ничем иным Карпицкий объяснить бант революционного окраса на груди сверстника не мог. Данилевич на его фоне выглядела старшей сестрой — не по возрасту и внешности, но по манере держаться — , которой призвание было следить за младшим братом и не давать тому сорваться в бедокурие.
Впрочем, зачитанная телеграмма отвлекла от рассмотрения нового непосредственного начальства. Шокироваться Карпицкий не спешил — определенности в сообщении не было, а смута в Питере заваривалась уже давно, бурлила слухами и домыслами, и вот, выходит, заварилась наконец и закипела. Ничего, прав Павел Васильевич — третьего дня эту пенку всю поснимают к чертовой бабушке, да туда ей и дорога, забудут тем же вечером. В конце концов, страна в войне.
Эленна тем временем устанавливал общественные связи с новым коллективом, и способом его Василий Корнеевич был крайне доволен. Совместная трапеза объединяет, вот только повод для празднования начальник, конечно, выбрал сомнительный. А когда Эленна упомянул свои политические взгляды, корнет и вовсе задумался, а не подстроено ли все это, как какая-то проверка лояльности новых сотрудников — настолько странно это выглядело. Но виду не подал, лишь улыбаясь и расценивая это все как злободневную шутку.
В ресторане же, когда Эленна перешел от тостов к делу, корнет слушал его весьма внимательно, с аппетитом уплетая карпа под белое вино. А по окончании речи, выслушав даму (и даже восторженно кивнув ее познаниям иностранного — самому-то без акцента и запинок, что на английском, что на французском, говорить не удавалось), а затем и Александра Николаевича, изложившего свой "прожект", вежливо кашлянул: — Позволите? Так вот... Прежде всего, будь моя воля, пожелал бы удостовериться я, что кайзерфлит за три года не заподозрил утечки своего военно-морского шифра, и не предоставляет в наше распоряжение качественную и профессиональную "дезу", просто на всякий случай. Корнет отпил глоток вина, чтобы скрыть предательское першение в горле. Все же, почитай, в первый раз перед новым коллективом выступает. — Если принять информацию достоверной, то следует из нее, что ищем мы четырех человек-иностранцев. Группа группой, но я бы внимательнее отнесся и к тройкам, и даже к одиночкам. Все же, если диверсионная группа — профессионалы, то... ну, вы понимаете, разделиться в дороге и затем собраться в городе не так сложно, а в случае даже подозрения на утечку информации — внимания привлекать меньше. Что касается лиц, находящихся уже под подозрением, предложил бы я, всецело поддерживая идею Анны, при том установить за ними слежку, хотя бы на недельку, а по результатам ее — обыски мест, где подолгу эти лица задерживаются, и допрос лиц, с которыми эти господа изволят общаться. Проникновение в номер, — корнет уважительно кивнул агенту Данилевич, — это, без сомнения, самоотверженный поступок, но господин Эленна прав — мера крайняя. И вы, Александр Николаевич, неправы в своем "комильфо - не комильфо" — не пристало мужские дела женской честью разрешать. Тем не менее, Ганурскому кивнул уважительно и отсалютовал бокалом. Все же, не обидеть хотел, а лишь мнение свое высказать касательно вопроса.
-
Корнет великолепен и находчив)
|
-
Хорошо что нас Рвач не видит...
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Так время сэкономите себе и нам, Матвей не подготовлен к холодам! — Хихикнул, хлопнув по плечу Озябшего сутулого Матвея. — Но... как же... примириться... — робко блея Щеглов глаза поднял. — Что? — Гласов просиял Ухмылкою кавалерийской хищней змея.
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
прекрасен адйютант! я, право слово, аж немею и ничего сказать больше не смею лишь только: "Ах!"
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Классно. Вот именно этого и хотела, самца вороны которого все считают самкой. В смысле, само слово"ворона" стойко ассоциируется с женским полом. Здорово!
|
|
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Слава Богу, ты пришел!
я только-только догадалась что временами большой дядя жжет стихи то думала всего лишь переносы строки хД
|
-
— А еще мы бы запарились руки отрывать всем желающим ее потрогать. Убило.
|
|
"Городъ Архангельскъ, улица Полицейская, дом 9, напротив." Корнет Карпицкий перечитал приказ и бумажку с адресом в очередной — пожалуй, сотый, — раз. Архангельск, Северная губерния. Матерь Божья пресвятая дева Мария, более дремучую глушь было сложно представить даже на просторах необъятной Империи. И все же, вот он, здесь, трясется первым классом — а ведь дядька Псиол мужик суровый, мог бы и третьим-то отправить, наплевав на традиции! — а за окном проплывает, в общем-то, уже практически Сибирь. Да что там, Сибирь и есть. И хоть корнет Карпицкий в Сибири собственно ни разу-то и не бывал, в животе холодным червячком ворочалось ощущение одиночества и никчемности человека перед Природой. Он с тщательно скрываемой завистью глянул на солдат, высыпавших на перрон на очередном полустанке, и споро разделывавшим чекушку самогона на пятерых под краюху хлеба с чесноком и бородатый анекдот. Вот кому хорошо, хотя бы здесь и сейчас. В первом классе подавали коньяк и фазана, что конечно тоже по-своему было неплохо, но с какой-то совсем другой стороны, ненужной сейчас и неуместной.
Ворота Архангельска — Бакарица — встретили корнета задорным криком юного железнодорожника про свержение царя. Василий Корнеевич лишь пожал плечами, заслышав такое: глушь, что поделать-с, глушь и дикость. Придет же такое в голову кому-то. Слова лодочников не прибавили этой информации сколь-нибудь значимой весомости, зато толпа, начинавшаяся прямо на набережной и охваченная нездоровым лихорадочным весельем, вызывала настороженность. Корнет стрельнул папиросу у городового, но ничего более вразумительного, чем "Гуляют-с", не услышал. Зато примерно к этому моменту начали обрисовываться его новые коллеги, и Василий Корнеевич словил в себе уже другое ощущение: легкий мандраж перед новым коллективом. Было такое каждый раз — и по прибытии в Николаевское, и затем, следом, в полк, и даже после, в командировке в Санкт-Петербургскую жандармерию. И корнет с удовольствием отметил, как навстречу этому мандражу поднимается из далеких глубин лихость и кураж, когда хочется шапку оземь и шампанского всем, и за оный кураж влетало корнету с завидной регулярностью — как наградами, так и выговорами.
До Беломорского контрразведывательного отделения, расположившегося в здании полицейской управы, добрались быстро, и корнет, украдкой осматривая попутчиков, сдерживал усмешку, ползущую на лицо своевольно, которая только усилилась после брошенной отставным фельдфебелем фразы "к шпиёнам". Зато начальник "шпиёнов" оказался на вид хоть и невзрачным, зато крепким и чертовски внимательным, что корнету весьма понравилось. Отдав честь и щелкнув каблуками в ответ на оказанную любезность, корнет ответил на рукопожатие и польщенно кивнул. — Буду рад служить под вашим началом, Павел Васильевич, оказанное доверие обязуюсь оправдать! В душе корнет, конечно, надеялся оправдать доверие как можно скорее, чтобы вернуться в Санкт-Петербург, но не показал этого ничем.
-
В душе корнет, конечно, надеялся оправдать доверие как можно скорее, чтобы вернуться в Санкт-Петербург Честно хотя бы)))
-
Да здравствуют корнеты "Славной школы"! Хороший пост)
|
-
Шесть-семь-восемь, к Всепростителю всех просим))) Отличная считалка!
-
Я поэт, зовуся Дош, хлопай, или в пузо нож.
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Отличный слог. Интересный герой. Завязка и задумка вызывают невероятное любопытство. За музыку в посте отдельная от меня благодарность. А инвентарь! Уже предчувствую, как воздушной Сури понравится разглядывать паяльники и инструменты! хД
(можно, кстати, прописать инвентарь в инвентарь, так удобнее)
С почином, с отличным почином!
-
С почином, хороший пост, годный.
|
|
-
Т_Т лучший из псов и Охотников!
-
Ох. Да. Это плюс почтения. =)
|
-
По крайней мере, не сейчас, не тогда, когда для тактического отступления нет резона.Каре Старой Гвардии прямо. :D
|
Убранство поляны радовало глаз. Нет, какому-нибудь эстету может было бы и противно валяться на мягкой травке, местами забрызганной кровью, среди костей и свежеумершего трупа неподалеку с явными признаками насильственной и смерти. Которая похоже еще и не доела. Но эстеты в этой компании надолго не задерживались, даже в желудках. Тотошка лениво разглядывал косточки и лениво же размышлял о делах насущных: о том, что дровосек вскоре принесет дрова, а на костре неплохо бы пожарить какую-нибудь еду для Элли. Впрочем, для Элли любая еда лучше всего шла в виде закуски, но по счастью с алкоголем перебоев пока не предвиделось. По крайней мере, ближайшие сутки. Кстати, об алкоголе. Тотошка повернул голову и как раз застал момент, когда хозяйка аккуратно и бережно снимала новые туфельки. Кажется, пришло время "пьяной йоги", и зрелище обещало быть увлекательным. Он не ошибся. Грациозность Элли как всегда была на высоте, и Тотошка довольно оскалился, заняв стратегически выгодную в плане ракурса позицию. На Падоттанасане он даже восторженно рявкнул: "Блеск!", любуясь обтянутыми тканью соблазнительными округлостями, а на Карнапидасане так и вовсе сел, вывалив язык и не сводя с Элли полных обожания глаз. Когда представление закончилось, Тотошка чуть было не сделал ей замечание за нецелевую растрату алкоголя, но подумал, что она все же права: лучшему — лучшее! А затем с ней что-то случилось. Нечто темное, чужое и злое словно коснулось Элли мимоходом, залило краснотой глаза, скрутило прекрасное тело в спазме. Тотошка вскочил на все четыре — шерсть на загривке дыбом, боевой оскал во всей красе — но нет врага, не видать обидчика, который посмел сделать хозяйке плохо, некому вцепиться в глотку, наслаждаясь предсмертным хрипом. Лишь в глухое рычание получилось выдавить бушующий в крови адреналин. А Элли как раз отпустило вроде. Глаза вернули свой привычный цвет, задышала свободно, села рядом, к себе прижала сжатую в тугую пружину машину для убийства. Не защиты ищет, уж это-то Тотошка точно знает, но просто пережитое стряхнуть, отвлечься. И отвлеклась, задышала полной грудью, ухмыльнулась пьяно-торжествующе. Цель поставлена — вон, блестит на пеньке стеклянным боком, — и средство верное в руке покоится, холодит вороненой сталью. Рявкнул пистолет, плюнул огнем, взвизгнула пуля, горячим воздухом лишь толкнув бутылку в бок. Тоже символично, что тут скажешь, хотя конечно град осколков был бы эффектнее. — Шлюхи помогают отсеять неудачников, — сказал, расслабляя мышцы и садясь в траву вальяжно. — Оставляют для тебя победителей, тех, кто не боится опасности. А доверять никому нельзя, независимо от того, кровоточит оно или нет. Обретший дар речи Тотошка наслаждался возможностью поучаствовать в пьяной философии хозяйки. Но надолго предаться расслаблению не удалось — оглушительный рев из леса тут же привел все рефлексы обратно в состояние боевой готовности.
-
Обретший дар речи Тотошка наслаждался возможностью поучаствовать в пьяной философии хозяйки. И пусть весь мир подождет :3
-
И отвлеклась, задышала полной грудью, ухмыльнулась пьяно-торжествующе. Цель поставлена — вон, блестит на пеньке стеклянным боком, — и средство верное в руке покоится, холодит вороненой сталью. Рявкнул пистолет, плюнул огнем, взвизгнула пуля, горячим воздухом лишь толкнув бутылку в бок. Ого! Хорош, Черт, ой, хорош! Неизменно замечательный пост.
|
|
-
Красавчик^^ Хороший подход к делу, и пост хороший)
|
-
Главное - вовремя загенерить алкоголь :D Да как лапу об... забор
|
-
Великолепно! Я тащусь. Необычайно доставляет.
|
-
Ну что ты, конечно же не хочу! :D
-
))) До сих пор не могу поверить, что человек отыгрывает собаку... =)
-
Ясное выражение отношения к баррикаде достойно подражания!))
|
|
Часы показывали 6:50. Календарь показывал "25 сентября. Воскресенье." Аккуратная галочка, сделанная маркером, примостилась внизу ячейки календаря. Похожая как две капли воды на двадцать точно таких же галочек, отметивших наступление предыдущих дней. Будто сделанная под копирку. Или роботом. Роджер мог бы усмехнуться этой ироничной мысли, если бы в этом проявлении эмоций перед самим собой был какой-то смысл. Но он просто нацепил колпачок на маркер, положил его на стол под календарь и взял с полки бритвенные принадлежности. Заранее припасенный стакан воды стоял тут же.
На наведение порядка в своем углу ушло два дня — с учетом приоритетного исполнения своих непосредственных обязанностей. Из всех вещей, занимавших свободное пространство полок, шкафов и тумбочек, Роджер оставил лишь чучело зайца. В основном потому, что оно висело на двери и ничем не мешало. Все остальное после тщательной сортировки отправилось либо в коробки на склад, либо в специально отведенные места на полках, рядом с его личными вещами. Впрочем, пакеты с мусором тоже не остались обделенными.
Вооружившись бритвой, Роджер открыл дверцу шкафа, на внутренней стороне которой располагалось небольшое зеркало. Взяв в свободную руку бумажное полотенце, чтобы не мусорить на пол, он посмотрел на свое отражение и принялся за бритье. Капля геля, немного воды, чтобы развести его до пены, и бумажная салфетка наготове, чтобы вытереть все лишнее. Умение побриться "под расческу", чтобы только подравнять бороду, но не сбрить ее начисто, было особым искусством. Борода в академическом сообществе негласно считалась прерогативой профессоров, поэтому Баттлоу до получения докторской степени тщательно брился каждое утро. Но докторская степень осталась позади, он получил признание как эффективный начальник экспедиций, и вот уже несколько лет оттачивал искусство "стрижки".
Утренний ритуал позволял быстро набросать план на сегодняшний день. Точнее — прогнать в голове пункты, заблаговременно подготовленные со вчерашнего вечера. Сегодня было воскресенье, а значит — выходной. Первая половина дня будет занята еженедельной рутиной — вместо вылета ученые отправятся осматривать оборудование на севере острова. Для этого им потребуется упряжь, о чем его вчера уведомил Уайт, и получил разрешение. Сегодня, минут через 10, он должен зайти снова и подтвердить выезд. Следует ознакомиться с метеосводкой и решить, необходим ли группе спасатель ввиду погодных условий. Остальные займутся своими обычными делами, и так будет продолжаться до обеда. Воскресный обед будет, как всегда, небольшим праздником. Необходимо уточнить у Джереми меню. После обеда у всех будет свободное время до вечера, не считая связиста и дизелиста, которые должны будут следить за вверенным их заботам оборудованием. Впрочем, воскресный сеанс связи по обыкновению является сокращенным, а дизельный генератор исправен и требует лишь рутинного обслуживания. Поэтому они тоже смогут присоединиться к остальным — сегодня вечером Фишер подключит видеомагнитофон, чтобы они могли посмотреть привезенный с материка свежий фильм. Роджеру тоже придется его смотреть. Но это наименьшее из зол, которое ждет его сегодня. Необходимо переговорить с Хьюбертом. Последний инцидент в пятницу был достаточно острым. Подробности прошли мимо Баттлоу, поскольку он пришел лишь в конце, чтобы загасить ссору на корню. Известно лишь, что Моррис что-то спросил у Хьюберта, тот ответил, а через десять секунд оба активно выражали намерение набить друг другу морду в нецензурной форме. Характер Морриса был не подарок, но манера общения Хьюберта раздражала всех, ио что куда хуже — сказывалась на эмоциональном фоне в коллективе. А от этого страдала эффективность, чего Баттлоу не мог допустить ни при каких обстоятельствах. Впрочем, инцидент был исчерпан, и Роджер намеревался поговорить с ним как раз с этой позиции — он не собирается держать на него зла, если Джошуа наконец перестанет задираться со всеми подряд. Тем не менее, это уже второе устное предупреждение, и третье закончится выговором с занесением в личное дело, о чем Хьюберт прекрасно осведомлен — равно как и о том, что после второго выговора он отправится на материк с первым же судном. Баттлоу намеревался провести разговор самостоятельно, но затем проконсультироваться с психологом касательно причин поведения Хьюберта и способов устранения этой проблемы. Из утренних дел оставался еще журналист, который пока так и не решил, отправится ли он с учеными на север острова, или же останется на станции.
-
Понравился персонаж ещё на этапе подачи заявок - правдоподобный и интересный концепт.
-
-
Ничуть не жалею, что отдала эту роль тебе. Превосходный отыгрыш. И весьма радуют детали. Очень правдоподобно.
|
|
У Старика был смешной запах. Утонченная смесь из дешевого табака, гниловатых зубов, застарелой язвы желудка, вчерашней свинины с луком, и обильно залитой дешевым бренди. Проведя с ним двадцать минут в конюшне, Наполеон начал думать, что в этом амбре уже вряд ли что-то учует. Однако ошеломляющий чистый запах свежего морозного воздуха снаружи, ударивший в нос, когда они выбрались обратно, убедил его, что его нос выдержит и не такое. Принюхался, стало быть, да и запах от Старика исходил все же человеческий, живой. В отличие от, например, обитателей станции, хотя и те не шли ни в какое сравнение со, скажем, болотниками, которых они гоняли под Шварцбургом. Там и люди-то могли этих тварей по запаху выследить... Впрочем, кроме троих мёрзлых неупокоенных внутри почтовой станции не обнаружилось никого, однако щекочущее чувство отдаленной опасности не давало бывалому псу растечься у камина ленивой меховой шкуркой. Но все же тёплый камин за спиной грел тело, а душу... что ж, милостивые господа, привыкшие палить свою еду огнем и посыпать ядрёными приправами, поверьте — ничто так не согревает собачью душу, как холодное сырое мясо. Свежее, конечно, лучше, но и мёрзлая свининка оказалась тоже вполне себе ничего. Положив голову на лапы, Наполеон в полудреме наблюдал за Софией, с профессиональной ловкостью разделывающей мертвецов, и лишь изредка подымал ухо, прислушиваясь к интонациям ночного волчьего воя. Опытному уху этот вой рассказывал очень многое, да жаль, поделиться этими сведениями псу было не с кем. Оставалось лишь чутко прислушиваться к окружающей обстановке, морщить нос от ароматных изысканий Софии, и отдыхать, набираясь сил перед следующим днем.
Странный сон про плачущую девушку, увядшие сады, каких-то расфуфыренных особ в огромном зале и черную карету не вызвал у Наполеона никаких эмоций. Он бы куда охотнее приснил себе кусочек свежей говяжьей вырезки, чем всю эту человеческую чушь. Тем не менее, тягостное ощущение чего-то нехорошего всколыхнуло давно забытые воспоминания, и утром Наполеон все так же лежал у остывшего камина, печальным взором провожая всех входящих в столовую. Печаль его была вполне понятной и без толкователя снов: камин погас, люди вместо приготовления пищи взялись трепаться, да и на улицу никто не выпускал со вчерашнего вечера. Последнее медленно, но верно становилось проблемой, и Наполеон уже подумывал, не обратить ли на себя внимание вежливым скулежом.
|
-
И на добычу товарищей глянул мельком — вдруг что ценное нашли, что им не подойдет, а ему, Дошу, пригодится. За такими товарищами глаз да глаз.
|
|
Усатый дядька глаза пучил-пучил, да и сдох быстро. Без лишней крови и шума, любо-дорого посмотреть. Закончил дело привычное Дош, глаза поднял, осмотрелся. А бой вокруг тоже закончился. Можно сказать, одолели супостата крепкой верой во Всепростителя, да еще жопами голыми. Не без потерь, правда. Мужик, что первый на себя удары судьбы принял, от ударов тех и помер. Но Рвач тут же замену на поле выставил, помельче правда, но в противовес пиздючей намного. Тут же и указания ценные сверху поступили о том, что дальше делать. А с указаниями — и много информации полезной к размышлению. Например, что колдуны в этих землях — дело обычное. Например, что дырка в голове и горло перерезанное для колдуна не очень-то смертельно. Например, что на грабеж здесь запросто патенты выдают, ровно как на право зубы рвать, или там бороды стричь. Есть над чем задуматься, как говорится. А Дош задумываться как раз и не стал. К сведению принял просто, и над трупом склонился. Несомненное преимущество удушения перед остальными способами умерщвления — это то, что вещи целехонькие остаются, и кровью не пачкаются. Это если не принимать во внимание общий благообразный вид покойного. Но и усердствовать Дош не стал, памятуя, что боевой трофей — это право победителя, но мародерство грубое есть грех пред ликом Всепростителя. Поэтому ограничился мечом с ножнами, поясом оружейным, поясной сумкой и символом эльдианства, который тут же на шею себе повесил. Хорошо с гравировкой на лбу сочетаться будет. А остальное как есть на трупе оставил, и к повозке его отволок. Думал еще ботинки взять, но по размеру не подошли. А поразмыслив мгновение и на ноги свои преобразившиеся глядя, понял, что и не нужны они пока что. Лишнее.
К разговору о главенстве прислушался, но мысли свои при себе оставил.
— Одежду не стоит портить. Приодеть одного-двух — и за людей сойдут. Нормальных. Кивнул в сторону Коба и Нюка, которые по размеру к одежде больше подходили. На Нюка, только закончившего с художественной росписью своего доспеха, глянул с сомнением, головой покачал неопределенно. — Одного приодеть, да.
Подождал, когда остальные мародерничать закончат, трупы погрузить помог, и поле боя обошел тщательно, подбирая всякое тряпье и вещи, что остальным не пригодились и были брошены либо обронены за ненадобностью. И в повозку все аккуратно сгрузил.
На козлы взобрался снова, поводья в руки взял. Подвинулся чуть, давая место Олверу. Представился взаимно, на беседу отвечал односложно, не растекаясь мыслию по древу. А как собрались все, так и тронул повозку вперед.
-
— Одежду не стоит портить. Приодеть одного-двух — и за людей сойдут. Нормальных. Кивнул в сторону Коба и Нюка, которые по размеру к одежде больше подходили. На Нюка, только закончившего с художественной росписью своего доспеха, глянул с сомнением, головой покачал неопределенно. — Одного приодеть, да. Своевременное изменение планов - залог победы.
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Ну вот, додумался же. А говорят что у меня не очевидные рельсы)
|
— Дамы, минуточку внимания! Все собрались? Ну, опоздавших ждать не будем... Толпа гудела, как разворошенный осиный улей. Шутка ли — женский совет! Столько баб в одном месте в Винланде не собиралось... да никогда не собиралось, в общем-то. Кланами, бывало, выходили на жатву (там, где что-нибудь росло), сети чинить (там, где было что ловить), или на охоту (там, где живность бегала-летала). Ну так то ж кланом — все свои, все друг друга знают. Только и дело, что соседские косточки перемыть, да на мужа посетовать, что мол бьет больше чем любит, а пьет больше чем бьет. Такие дела. А тут — ух! Размах! Масштаб! Все кланы в лице прекраснейших представительниц... ну, на любителя, конечно. В общем, столько новых лиц, ну как тут не поговорить, не пообщаться. Широкий каменистый пляж бухты едва мог вместить всех присутствующих, а своими голосами они заглушали даже шумевшее тут же море. — Дамы, я попрошу... Дамы! Да... мать вашу, БАБЫ! СЛУШАЙ СЮДА!!! Рёв Интегры перекрыл многоголосый гул, и заинтересованные лица наконец повернулись к ней. — Так вот, — Интегра прокашлялась, успокаиваясь, и продолжила. — Перейду сразу к делу. Ваши отцы, сыновья и мужья испокон веков отправляются в набеги, гибнут в славных битвах, пропадают в Вальгалле и прославляются в песнях скальдов. Так вот, я хочу спросить — сколько вы будете это терпеть? Сколько еще вы будете оплакивать отцов, скорбеть по мужьям, терять сыновей, проглядывая все глаза в поисках знакомого паруса на горизонте? Что вы, матери, дочери и жены, можете сделать, чтобы перестать каждый день хоронить мужиков?! В целом, Интегра построила свою речь стратегически правильно. Выбрать тезис, заинтересовать им толпу, подвести к проблеме и подать решение — о да, сэр Интегра умела толкать зажигательные во всех смыслах слова речи. Однако здесь она не учла одного — местного менталитета. Она еще только подходила к вопросу союза Винланда и Альбиона как к взаимовыгодному соглашению, которое... впрочем, это было уже неважно. — А ведь верно говорит! — чей-то визгливый голос невежливо перебил Интегру в середине предложения. — Сколько мы еще это терпеть будем?! Интегра нахмурилась. Толпа вновь загудела. — Доколе?! — Вальгаллу им подавай! — Валькирий пышногрудых! — А мы что?! Чем мы хуже!? — Они может думают, мы драться не умеем?! Интегра попыталась привлечь к себе внимание. — Дамы, я не это имела в виду... Послушайте... БАБЫ, МОЛЧАТЬ!!! Но на этот раз ее рёв не возымел никакого воздействия: каждая вторая баба в Винланде умела орать не хуже, закаляя глотку после каждого возвращения мужа из похода. Толпа уже завелась, Интегру стащили с возвышения, подхватили на руки и потащили в деревню, невзирая на отчаянные попытки вырваться. — Даешь равноправие! — Их — в Вальгаллу, а нас — в валькирии! — Ура Интегре! Процессия с гиканьем неслась к деревне. Интегра безуспешно извивалась в цепких мозолистых женских руках, закаленных каждодневным тяжелым трудом не хуже, чем еженедельные побоища их мужей. — Стойте, бабы! Да стойте же, я не это... Ой, дурыы...
-
Не приведи Бог увидеть бабий бунт — бессмысленный и беспощадный. Те, которые замышляют у нас невозможные перевороты, или молоды и не знают нашего народа, или уж люди жестокосердные, коим чужая головушка полушка, да и своя шейка копейка.
-
Да стойте же, я не это... Ой, дурыы...
-
Аз доволен. Очень. Муаха-ха-ха-ха!
|
-
Через запертые ставни пробивается бледный рассвет.А ведь кто-то пережил этот большой вигвам... :D
-
Отличный финал, не выдумывай! Спасибо огромное за игру - было просто здорово!
|
...Что, по сути, есть демон, как не олицетворение человеческих пороков? Можно сколько угодно рассуждать об одержимости, о влиянии злых сил на слабую человеческую волю, об изначально греховной природе человека, но в основе всего будет банальный человеческий порок. Если даже предположить существование неких творений, имеющих начало своей природы в другом плане, нежели человек, то буде такие существа явятся в наш мир, мотивы и стремления их будут столь чужды нам, что отнести их однозначно к демонической либо же ангельской природе не представится возможным... Тобиас Тулузский, "Беседы о мироустроении", XIV в. н. э.
Так близко. Тонкое переплетение косточек, перьев и ниток — здесь, в кармане. Безделушка, подаренная безымянной странницей, попавшейся на твоем пути. Протяни руку — и вот она. Пальцы медленно, нехотя лезут в карман, с трудом сжимаются на амулете. Еще усилие — и тонкие кости раздавятся в сжатом кулаке, кусая ладонь острыми краями... Или показалось только? Вот же она, рука. Прижимает расплывающееся в глазах тело девочки. Не полезла ни в какой карман, бесцельно сжимая тонкое плечо. Нужно попробовать еще раз. Пробуешь, и теперь точно видишь, как темное пятно руки движется к карману. Зрение все больше обманывает тебя, тяжесть давит на плечи, клонит к земле, но ткань одежды уже скользит под пальцами — и вот уже они нырнули в темноту кармана, вот гладят чуть теплые костяные бока амулета. Еще усилие — и тонкие кости раздавятся в сжатом кулаке... Нет. Слишком поздно. Ты вдруг отчетливо понимаешь это, потому что тяжесть, придавившая тебя к земле, это ощущение незримого давления на твоих плечах, вдруг становится вполне реальным — ты чувствуешь, как воздух сгустился над тобой, придавливая к земле тяжелой рукой, как назойливую букашку. Ты чувствуешь, как враз похолодало вокруг, и мороз нещадно кусает твои легкие при каждом вдохе. Ты видишь, как лицо Арно освещается мертвенным голубоватым светом, идущим из-за твоей спины, и мертвенность эта не только из-за странного освещения — глаза гиганта напоены ужасом. Миг — и тело его взмывает в воздух, мнется как глиняный человечек в руках мальчишки, решившего, что игрушка не удалась и нужно все переделать. Только кости, ломаемые чудовищной силой, хрустят совсем не как глиняные. Еще миг — и на месте Арно осталось лишь бесформенное месиво из одежды и черной кожи. И ни капли крови, словно из человека достали скелет да и смяли в тряпку то, что осталось. Отлетело в сторону, словно выброшенная мятая салфетка, упало в благословленной темноте сада с отвратительным хлюпаньем. Теперь — ты. Отчетливо понимаешь это, не находя в себе сил, чтобы повернуться и взглянуть на того, кто стоит за твоей спиной — огромный, нависающий над тобой, тяжелый настолько, что земля жалобно скрипит, продавливаясь под чудовищным весом. И с ледяным дыханием, обжигающим тебе спину. Прощай, Ли. С тобой было хорошо играть. Понимаешь вдруг, что это не твоя мысль. Что это существо за твоей спиной хочет попрощаться с тем, кто позволял ему удерживаться в этом мире, и ты лишь чувствуешь это его желание. Не слова, не образы, лишь ощущения, столь естественные, будто твои собственные — но в то же время чужие, далекие и непостижимые. Понимаешь также, что это он позволяет тебе это чувствовать. А еще ему нужен новый якорь. И ты, "сильная душа", способная стать связующим звеном между двумя мирами, годишься на эту роль как нельзя лучше. Религиозные догматы о продаже души дьяволу, впитанные за время странствий из подслушанных проповедей, поднимаются в памяти, мелькают как страницы книги на ветру, и сопровождаются ощущением ироничной усмешки. Да, верно, он предлагает тебе именно такую сделку, за исключением того, что эфемерная сущность твоя, называемая душой, ему без надобности. От тебя потребуются куда более практичные услуги. Альтернатива — отправиться в темноту вслед за Арно. Не самый простой выбор в жизни. Но уж точно — один из самых важных.
-
Красиво всё получилось. Отличный финал)
|
-
На мгновение, прежде чем взгляд ее чуть мутнеет и отходит в сторону, тебе чудится в нем... благодарность? Успокоил) Сильный момент.
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Логичность и последовательность. Ну и еще образ, да. Отличный персонаж.
|
-
Наверное, впервые хочу, чтобы модификатор качественно так минусанул бросок. Ибо кто-то слишком упёртый и принципиальный и без подобных пинков из тупика не выйдет ^^
|
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Хорошие размышления и логичные выводы.
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Ты вроде начал позже всех, но сразу сделал то, что должны были сделать остальные, но профукали.
|
-
Очень двусмысленная ситуация.
|
Дурно пахло на парковке. Очень дурно. Отстрочил короткое сообщение друзьям. Первый в списке — Стоун, не в сети. Жаль, хороший мужик. Выходной, возможно. Дальше — Сэндз, автоответчик тут же плюнул ответным сообщением "Судья Сэндз находится в служебной командировке, вернется через: 13 дней." Дальше. Даллес. Откликнулся через десяток секунд: "Буду через двенадцать минут." Похоже, неподалеку. Повезло, спокойный вдумчивый здоровяк-клон, не раз вытаскивали задницы друг друга из заварушек. Умом шибко не блещет, но рекомендацию на тебя дать сможет. И стреляет хорошо, к слову. Дальше. Фалькон — "В рейде, буду в участке только часа через два". И как только ответить смог, в рейде находясь. Дальше — Фокс. Последний. Ответил через минуту. "буду чз 2 м ТОЛЬКО НИЧЕОГ НЕ ПОДПИСЫАЙ!!!" Тут же вспомнил, почему. Год назад после успешного рейда Фокс грузил престов в мясовозку, красовался на камеры налетевших репортеров. Какой-то паренек подсунул бумажку и ручку вежливо-предупредительно, Фокс не глядя черкнул размашисто. Думал — автограф. Оказалось — судебное извещение, гражданский иск от домовладельца на возмещение ущерба, до сих пор судятся, больше нервотрепки чем реального результата. Показательный процесс — Судьи тоже люди. Хороший парень, Фокс. В законодательстве теперь волей-неволей шарит лучше многих. Оторвался от мыслей. Джонас Морнингтон, безвольно и испуганно лупающий своими травяными глазами на тебя, съежившийся в ожидании вопросов и неминуемых побоев, взвыл от бесцеремонного тычка в колено. Задранная штанина явила на беспристрастный люминесцентный свет потолочной лампы опухший коленный сустав. Перелома нет, но либо вывих, либо иное повреждение — точно. Глаза с линзами — или, чем богачи не шутят, имплантом — голографического травяного поля тоже были на месте. Это был твой клиент, сомнений быть не могло. И все же, своим присутствием здесь он уже наводил тебя на сомнения. Чтобы развеять их окончательно, в два движения открыл на коммлинке сохраненные данные от диспетчерской с приметами. И вот тут впору стало поверить в наркоту в синте-синте-кофе, в визуальные глюки от стрессов на напряженной службе, в катастрофическую и невозможную собственную ошибку. Потому что с голо-экрана на тебя смотрел паренек пижонистой наружности со стильной козлиной бородкой и травяными глазами. Тот самый, что мирно дремал сейчас в ячейке номер четырнадцать под чутким надзором конвоира Дэлленда, Карлос Фуэда. Но ты ведь не мог ошибаться. Не мог. Прогнал ощущение стискивающейся на горле стальной руки. Ты уверен. Это не ошибка. Приметы были верными. Проверил время обновления данных. 12 минут назад. Примерно в то время, когда ты выдаивал из автомата синте-синте-кофе, из диспетчерской тебе прислали обновление улик, подставляя тебя и стирая следы за собой, потому что ты так же был уверен теперь, что на сервере не найдется старого файла. Отгоняя подступающее отчаяние, машину осмотрел. Ничего подозрительного. Никаких улик. Учетная карточка проката автомобилей "Rent-A-Car" на панели с пассажирской стороны, пересеченная тонкой полоской света из щели в едва приоткрытой двери... А ведь твой пассажир был на заднем сидении, и выбрался через заднюю дверь со стороны водителя. И самого водителя ты вытащил через водительскую дверь, и внутренний досмотр машине учинил отсюда же, чтобы не обходить лишний раз авто. Кто-то еще был в машине, и удрал, пока ты отвлекался на водителя и пассажира. Профессионал, выбрался тихо, дверь не захлопывал, чтобы не привлечь внимания. Мог бы сейчас обойти тебя со спины и целиться в затылок. Но нет никого вокруг, лишь свет ламп изгибается в полированных стеклах автомобилей. Давая лишний укол адреналина для паранойи в твоей голове, хлопнула дверь на лестницу где-то за твоей спиной. — Фальк? Молодцеватый звонкий голос Фокса эхом по парковке пробежал. Моложе тебя лет на пять-семь, но перспективный. Был, пока не вляпался в эту историю с показательным процессом. Теперь застрял. Но твоя жопа вырисовывающаяся всяко хуже будет.
|
Вы не можете просматривать этот пост!
|
|
Ух, какие мысли вкусные! Так бы и схарчила за обе щеки, вымазывая всю морду в сочном жире, вгрызаясь в косточки, хрустя хрящами и потом, после того как последний кусочек будет лениво разжеван и проглочен, после сытной отрыжки, во время расслабленного лежания на боку, чтобы не давить набитый живот, выковырять когтем из зубов застрявший клочок мяса... Так, стоп. Хватит. Так и слюной захлебнуться недолго. Еда, костер — баловство все это. Сибаритство. Мы и орешком прошлогодним укрепим свое тело... Йэ-эх. Хорошо было раньше. Без Лода, без злой силы его, без проблем лишних на задницу свою мохнатую. "Кто мы?! — Агенты хаоса! — Чего мы хотим?! — Нести хаос! — Когда мы этого хотим!? — Прямо сейчас!" И прямо здесь, да. Хорошая речевка была, заводная. Нет, мы были не анархистами, мы были хаотами. Мы не воздвигали баррикад, не жгли покрышек, не забрасывали генетиков коктейлями Молотова. Мы просто несли беспорядок — туда, куда могли дотянуться наши маленькие руки, щупальца, лапки и клешни. Мутаракан в твоем гамбургере, ключегрыз в замке когда ты вставил в него ключ, засор в унитазе когда ты хотел в туалет, приоткрытый канализационный люк под твоей ногой, развинтившийся болт колеса твоей тележки в супермаркете, лампоеды, прорвавшиеся сквозь дырку в сетке на окне — маленькие гадкие мелочи, которые медленно отравляют тебе жизнь, и на фоне которых любое плохое событие становится во сто крат хуже. Общий фон недовольства растет, и люди начинают разбегаться: переезжать, менять место работы, сбегать из крупных городов в глушь, разрушать старые связи и устанавливать новые. Увеличивать энтропию. То есть — хаос. Спросите, зачем это все? Тут сразу две причины. Первая — идеологическая. Энтропия в системе расшатывает ее, и заставляет видоизменяться. Эволюционировать. Становиться лучше с точки зрения адаптации к окружающим условиям. То есть, если проще, мы — прогресс. И во имя этого прогресса мы плавили свои тела, приспосабливая их максимально к текущим потребностям. Вторая причина — эгоистическая. Генетические отклонения, вызванные радиацией после Четвертой Мировой, создали среди прочего контролируемый полиморфизм как ответ систем организма агрессивной внешней среде, подверженной радиоактивному излучению. Под прочим можно привести длиннющий список видовых наследственных мутаций, которые привели к созданию тысяч новых видов: зверей, птиц, насекомых, насекомых-птиц, птицозверей... ну, там еще поле непаханое для зоологов, размером с Байкальскую Пустошь, так что вернемся к полиморфизму. Изменение биологических свойств и внешних признаков организма в чрезвычайно короткие сроки — минуты, а иногда даже и секунды — жрет массу энергии. Ее бесполезно пытаться восполнять пищей, здесь требуются энергетические потоки другого толка. И их во всем богатстве спектров предоставляет нам хаос. Чем больше энтропии привнесено в систему — тем больше количество энергии для морфирования становится доступно. Если выражаться проще: нашкодил мелко — вырастил палец, нашкодил крупно — вырастил руку. Черт, всегда знала, что во мне лектор пропадает. Или учитель. Не зря в детском саду все так классно выходило. А все чтение. Тонкая техника медным тазом накрылась, а книгам-то радиация по-барабану, библиотеки по всей стране ломятся, читай не хочу. И читала же, интересно было. Жила бы на Западе, задвигала бы сейчас курсы аутобионики ихней с трибуны в какой-нибудь Сорбонне. Кстати вот, аутобионика. Ответ Загнивающего Запада Русскому Хаосу. Жалкие попытки системного подхода к хаотичным явлениям посредством порядка, контроля и самоорганизации. Вызывают слезы умиления у тех, кто в теме. В теме с рождения. Хорошо было раньше. А потом что-то сломалось. Когда одним прекрасным утром в уцелевшем детском саду в Прибалтике я не смогла в очередной раз измениться на глазах детишек, полных восторга, обожания, и искренней веры в пользу хаоса. Когда вместо превращения в сказочную принцессу с огненно-рыжей шевелюрой из меня вылез лишь этот ирокез. Когда следующие три недели слились в бесконечный серый поток отчаяния и безысходности на пути к безвременной кончине, потому что я перестала чувствовать энергию энтропии, несмотря на все свои усилия. И когда в безумном порыве я пробралась в вагон Транс-Евразийской магистрали, и где-то посреди континента, уже чувствуя, пафосно выражаясь, дыхание смерти в своих мохнатых ушах, краски жизни вдруг вернулись ко мне, чтобы через несколько минут снова начать угасать. Вот тогда-то я и почувствовала Лода. Энергетический парадокс, вихрь хаотичной энергии, заключенной в мощную системную структуру. Кубарем вывалилась из поезда посреди леса, расквасив нос о щебенку, и два часа блуждала по лесу, пока наконец не увидела отблеск костра в его лесном лагере. Аккуратном таком, правильном: костер в ямке, камнями обложенный, палатка строго от ветра, чтобы искры не летели, в двадцати метрах еще ямка для отхожего места, в которую я чуть не наступила, пока ломалась в темноте через бурелом. Походная жизнь мне не впервой. Но моя походная жизнь — это отрастить мех потеплее, когда холодно. Поймать добычу, когда жрать хочется. Запечь ее в глине вместе со шкуркой или перьями на костре, разведенном собственноручно — палочками ли, или воспламеняющимся газом выдохнутым. Залечь в теплом мхе на ночь, и росой утренней морду протереть. А его походная жизнь...
-
А почему я это ещё не плюсанул, отметив, что оно гениально?
|
-
> Да, сэр Интегра Вингейтс Фэйрбрук Хелсинг выходит замуж.
|
От рева конунга у Интегры заныли зубы. Пришлось их стиснуть крепче, и упрямо смотреть вперед, пока катер преодолевал последние метры до берега. Наконец сигара с шипением утонула в море, прибрежная галька заскрежетала по днищу, и сэр Интегра, плюхнув сапогами, выбралась на берег. Конунг стоял перед ней в чистых белых одеждах, умытый и причесанный, только что высказавший свое неслыханное по степени нахальства предложение и ничуть не менее насмешливо улыбающийся в свои косички на бороде. Леди Хелсинг смотрела на него и ощущала в груди глубокую, чистую и незамутненную ненависть. — Именем Ее Величества Королевы Британской Империи... Ее голос звенел в окрестных скалах, совсем непохожий на громогласный рев конунга, но не менее внушительный, и в отличие от Олафа, он походил на застывшее перед штормом море. — ...я, член ордена Королевских Протестантских Рыцарей... Свадьба. С этим викингским отродьем, годами грабившим побережья Британии, плевавшим на все правила ведения войны, победившим ее в прямой схватке и опозорившим ее на глазах половины флота Ее Величества. Одна мысль об этом вызывала в душе Интегры такую бурю чистой ненависти, что окружающие капли дождя начинали потихоньку испаряться. — ...глава Специального Управления Департамента Обороны... Вдруг она замолчала на полуслове. Леди Хелсинг только что осознала, что никогда в своей жизни еще ни к кому не испытывала столь искреннего и чистого чувства. — ...сэр Интегра... Вингейтс... Фэйрбрук... Хелсинг... С каждым словом ее голос становился все тише. Мысли неслись вихрем вокруг этой новой информации, совершенно противоречившей логике. Впрочем, отсутствие логики было не самым страшным — в конце концов, на этом зиждилась военная стратегия современности. Интегра банально не знала что делать, и для нее, Железной Леди, посвященной в Сэры за несгибаемую волю, это было хуже всего. Но делать что-то надо было, причем быстро. Толпа бородатых мужиков стояла вокруг и смотрела на нее в ожидании. Еще один бородатый мужик стоял перед ней и тоже ждал. Интегра тряхнула головой, отчего вроде бы только что мокрые волосы взметнулись белоснежным вихрем, и решительно шагнула ближе к конунгу. — Ты совсем башку отбил, Олаф? — ее злой шепот сделал бы честь шипению Тугарина-Змея. — Ты вообще догадываешься, что тебя ждет в браке?! Тем более — со мной!.. Она резко выдохнула, словно у нее перехватило дыхание. Медленно втянув воздух сквозь стиснутые зубы, она продолжила с ледяным спокойствием. — Ты ведь не рассчитываешь, что я буду сидеть у костра, вглядываясь в горизонт и нянча твоих голожопых отпрысков, пока ты будешь шарахаться в набегах и трахать все, что хотя бы издали напоминает женщину!.. К концу своей несколько сбивчивой речи Интегра вновь была спокойна, хотя и несколько бледновата. Она вновь знала, что ей делать. Ну, хотя бы приблизительно представляла, но для ее Несгибаемой Воли™ этого было достаточно.
-
Это безумство, достойное истинного злого гения! Или не злого... Как получится, в общем.
|
-
Хорошо!
Интересы державы прежде всего.
|
Осень лучше лета. Эту истину Николас выучил с детства, когда испепеляющее дневное солнце, заливавшее Кастильские виноградники на склонах холмов, наконец немного снижалось к горизонту, давая возможность выходить из дома в полдень без риска лишиться чувств от жары. В Британии все было наоборот. Точнее, в Британии один сезон был только хуже другого. Влажная, но холодная зима заваливала снегом выше головы; непостоянная весна то промачивала ноги до нитки, то схватывала растаявшую слякоть крепким морозом; удушающее, смрадное лето было похоже на гниющее болото. А потом приходила осень, и приносила с собой пробирающие до костей ветра. Впрочем, он не жаловался. Уже давно ему не было дела до погоды, непогоды или других явлений, доставляющих телу неудобства. Человек ко всему привыкает. Точно так же он привык к бесконечной болтовне торговца, встреченного по дороге в компании одинокого телохранителя. Тот своим балабольством даже немного напоминал о родине, где каждый второй прохожий, с которым ты провел больше пяти минут, считал необходимым поделиться с тобой историей всей своей жизни. Адриан давно научился не вслушиваться в этот треп, поскольку не имел никакого желания ни вступать в диалоги, ни делиться ответными историями. До их попутчика ему тоже не было дела. Ах, как хорошо было бы сказать сейчас, что Николасу Адриану Гарсиа ди Маре, бастарду благородной фамилии Гарсиа, бывшему аделантадо отряда наемников и потомственному идальго, которому не светило ни полпесо наследства, не было дела ни до чего... Так было раньше. Его интересовала лишь война, добыча, попойки и слава — в той мере, в которой эта слава могла помочь ему заслужить расположение отца. Тщетные попытки, но кроме них, в его жизни не оставалось ничего, что могло было бы составить ее смысл: ни веры, ни надежды, ни любви. Так было до Байонны. А после Байонны все изменилось. Теперь он воин Господа, в которого не слишком-то верит до сих пор, и призвание его — сражаться с нечистью, в которую он не верил раньше. Он бы рассмеялся в лицо любому, кто сказал бы ему год назад, что его, наемника и рубаку, ждет посвящение в орден и великая миссия. И прозвище "Испанец", приклеившееся к нему намертво в британских землях. После Байонны ему сложно спать. Нет, ему не снятся кошмары, когда удается все же забыться сном. Но сам сон бежит от него, бежит с наступлением ночи, когда сумерки скрывают землю, обманывают взгляд и заставляют тени плясать и корчить гримасы, от которых рука крепче стискивается на рукояти меча. В обители ордена был хороший двор для фехтования. В нынешнем походе же он просто выходил в ночь, обнажал свой клинок и упражнялся до тех пор, пока усталость не заставляла тяжелый эспадон упираться острием в землю, а грохот пульса в ушах не заглушал чудящиеся шорохи в кустах. Тогда он возвращался и проваливался в сон до утра, добирая все, что не доспал ночью, полуденной дремой. Все равно в этом Богом забытом краю не на что было смотреть.
Но наконец в этом длинном пути, в затягивающей ежедневной рутине, в дурманящей голову болтовне торговца произошло что-то, достойное внимания. Его попутчик, монах Петрус, первым спрыгнул с повозки, выразив желание помочь. Николас звякнул доспехом, молча спрыгивая следом и осматривая окрестности. Для засады место было не самое удачное, но осторожность никогда никому не вредила.
-
Не такой уж скомканный пост, ну ^^ И персонаж очень интересный)
|
-
Под музычку совсем пробирает. До самых косточек. Спасибо за игру.
-
|
-
Ты на стиле, конечно... :)
|
Бэнг-бэнг. Слезы текли по мохнатым щекам, смешиваясь с дождем. Белоснежка, светясь от счастья, закружила Кролика в танце, отчего тот внутренне сжался. Точно такой же танец минуту назад закончился для Доброй Феи свинцом в живот. Кролик даже ощутил тяжелый металлический привкус во рту, тупую фантомную боль в животе, тяжесть от резко расслабившихся мышц... Но Белоснежка продолжала излучать счастье, и искорка, призрачный огонек надежды коснулся своим лучом измученного мозга Кролика, вместе с холодным поцелуем веселящейся Белоснежки, отпечатавшимся где-то на макушке, между ушей. - Теперь Седьмой Гном может быть свободен. Что может быть прекраснее, чем слышать это? Нахуй все, нахуй всех, найти хряка с медведем, и валить отсюда, в Нору, запереть дверь и исчезнуть для внешнего мира на неделю. Не меньше. Но... Бэнг-бэнг. Фантомная боль в животе отступает перед реальной — чуть ниже. Липкое тепло хлещет по ногам, белый туман вокруг застилает взгляд, радостные слова Белоснежки тонут в заложившем уши звоне, и даже вид распоротой напополам глотки Белоснежки, звук ее захлебывающихся последних вздохов и вкус ее крови, залившей все лицо, не могут перекрыть одной простой мысли. Эта сука нажала на кнопку. Фраза "боль была адской" избита донельзя, и к ситуации не подходила совершенно, потому что к боли, словно раскаленный гвоздь воткнувшейся в мозг Кролика, следом забили еще ящик таких же гвоздей — осознанием факта, что его яиц больше нет. Возможно и части хера. Кролик упал в лужу, уткнувшись мордой зажимая руками промежность, и завыл. Бэнг-бэнг, блядь. Белый кокаиновый снег вокруг оседал, прибиваемый каплями дождя, и Кролик судорожно и старательно пытался втянуть его носом как можно больше. Все-таки обезболивающее. Над телом Белоснежки из-за пелены дождя появилась приземистая плотно сбитая фигура. Глядя на него слезящимися глазами, ощущая волны боли, растекающиеся из промежности по всему телу, Кролик вдруг дохуя чего понял. — Су-у-ука... Сжав коленки, Кролик перевернулся на спину, подставляя лицо дождю. Лицо его вдруг растянулось в жуткой гримасе, кровь Белоснежки стекала с лица под струями дождя и слезами, ручьем лившимся из покрасневших выпученных глаз, в которых плясало безумие, а сквозь стоны боли проступили истерические нотки смеха. — Вот же су-ука.. Ха... Охуенно! Охуенно, блядь, провернул! Ха-ха! Утопил промзону, блядь! А-ха-ха... как же больно, ебаный в рот... В говне и крови утопил! Мастер... Блядь... Художник... Окровавленная рука отлепилась от страшной раны, из которой тут же хлынула очередная волна крови, и пошарила за пазухой, вытаскивая под дождь портсигар. Сейчас Кролик, когда сошел первичный шок — а точнее, был вытеснен одной до боли знакомой волчьей мордой — понимал, что в принципе, оторванные яйца можно пристроить обратно, рану зашить, и вообще подлечиться и стать обратно крутым Кроликом, если ему кто-нибудь окажет первую помощь в ближайшие минут десять. И положит мошонку, валяющуюся тут в грязи, на лед. Вот только фигура Биг Би своим видом и ножом в руке перечеркивала все надежды. Кролик смотрел на него и понимал, что прожить десять минут ему не светит. — Дай огоньку, волчара... Не будь позорным.
-
-
Azz Kita доминирует везде. =))
-
Так красиво отыграть потерю яиц - это надо уметь.
-
Кролик вдруг дохуя чего понял. вообще подлечиться и стать обратно крутым Кроликом :)))) Честно говоря, на прочтение всех веток у меня сил не хватило, но персонаж в любом случае хорош)
|
Ночь встречает своими жадными объятьями троих одиноких путников, идущих по дороге к невидимой в темноте горе. Лошадь, одна на троих, ведомая в поводу, мерно отстукивает неторопливый ритм копытами в пыли. Город остался за спиной. От офиса маршалла улица протянулась еще на два-три десятка домов, а дальше раскинулась каменистая и иссушенная дневным зноем прерия. Но нет ощущения, что город отпустил вас. Будто следует за вами какая-то его часть, пристальный взор, следящий за вашими поступками и мыслями. Ранчо Роджерса, по словам маршалла, располагалось на полпути от города к горе. Где-то рядом с проезжей дорогой, невидимое в темноте, тянулось железнодорожное полотно, ведущее к штольням. И по-прежнему ни звука не нарушало ночной тишины во время недолгого путешествия. Наконец из-за холма показываются огни. Яркие светлячки светильников и факелов окружают обширный дом с декоративной зеленой изгородью по периметру. Ранчо, которому больше подходит слово "поместье" больше похоже на дом богатого южного плантатора, а не на готовый к суровым испытаниям Фронтира форт. Дорога, раздваиваясь на холме, стрелой тянется к широкому крыльцу входа с парными полукруглыми лестницами, переходя в красивую аллею с деревьями по сторонам. Второй рукав дороги уходит в темноту в сторону горы. Усадьба не пустует. Конный разъезд в десяток человек неторопливо движется вдоль живой изгороди, пересекая ваш путь. Люди на лошадях прячут лица за платками и низко опущенными шляпами, и несмотря на прошедшую дневную жару, кутаются в длинные плащи и сжимают поводья перчатками. Оружие их покоится в кобурах и на ремнях за спинами, но то и дело кто-нибудь из них поглаживает рукоять, настороженно вглядываясь в темноту. До самого крыльца вас никто не останавливает, хотя вы ощущаете на себе взгляды охранников поместья, прогуливающихся по территории — брошенные вскользь, украдкой, не отрываясь от основного занятия. Напряжение легким ветром витает в воздухе, и вся усадьба приведена в боевую готовность в ожидании неизвестно чего. На входе по левой лестнице навстречу вам спускается человек, которому, кажется, единственному есть до вас дело. Знакомый уже щеголеватый вид: дорогой костюм, дорогие начищенные ботинки, но на этот раз без шляпы и с рукоятью револьвера, выглядывающего из-под полы пиджака. — Ха, старый Хоуп все-таки решился! — его неприятное лицо среднего возраста светится превосходством и легким презрением ко всему окружающему. — Кто это с тобой? — Заткнись, сопляк, — маршалл снова собран. Кажется, после исповеди ему изрядно полегчало. — Мне нужно поговорить с Уиллом. — Как пожелаете, маршалл, — "сопляк" отвешивает короткий издевательский поклон. — Следуйте за мной. Он разворачивается, чтобы подняться по лестнице, заносит ногу над ступенькой и уже кладет руку на перила. Но что-то происходит в окружающем пространстве. Словно взгляд, преследовавший вас на протяжении всего пути из города, нашел свою цель. Вы чувствуете это, и охранники вокруг вас, расставленные по периметру поместья, обеспокоенно озираются. А лицо франта резко очерчивается напряжением, когда он поднимает голову и смотрит на небо. А оттуда на него взирает одинокий глаз луны, показавшейся из-за разбежавшихся вдруг туч, и где-то в окружающей прерии, в темноте, слышится вдруг хриплый низкий вой. — Они идут... господа и дамы, вы не поможете нам? Может статься, что и разговаривать будет не с кем, если мы их не сдержим! — франт поворачивается к вам, и к концу реплики на его лице воцаряется прежнее выражение. — У нас дела поважнее, — хмуро роняет маршалл, но выжидающе смотрит на отца Доминика.
-
Хорошо написано, от души, но ма-а-аленький нюанс... Ночь встречает своими жадными объятьями и Люди на лошадях прячут лица за платками и низко опущенными шляпами, и несмотря на дневную жару, кутаются в длинные плащи и сжимают поводья перчатками Сейчас ночь или день?
|
-
В этом что-то есть, пожалуй.
|
-
Я всего лишь придумала бесполезную вещь, а ты нашёл ей применение) Здорово!
|
-
Выкидываем лишнее гавно из Башни.
|
-
d100 на определение физических последствий смерти Hard to figure this out. =))
|
|
|
-
-
Страдай @ выживай. Все правильно сделал. И написано хорошо
-
Вот оно истинное смирение. Есть зубы жую, нет зубов - не жую.
|
Бяка сморщила нос и встряхнулась, разгоняя кровь по затекшим конечностям.
Холод с-с-собачий. Все было бы ничего, если бы была нормальная жратва. Подножный корм позволяет существовать, позволяет поддерживать жизнедеятельность в этом... мягко скажем, неудачном теле. Но что-то больше - фиг вам, обойдетесь, пишите заявки в профсоюз. А жратвы нет. Все, кто умеет бегать, прыгать или летать — свалили подальше. Внизу, под промерзающей по ночам землей, копошатся еще некоторые, можно почувствовать, если лечь на землю и прижать к ней оттопыренное ухо. Слышно, как скребутся, пробираясь по норам, или хрустят запасами. Гномы или кроты — поди разбери. Один раз удалось такой склад откопать, орехов и зерна на два дня хватило. А хозяина фиг найдешь, тоннелей на сотню метров, и один другого уже. Потому им, подземным, лень с насиженных мест двигать. Хотя такая концентрация Злой Силы — это вам не фунт лиха, это побольше. Лод, кажется, что-то говорил про какие-то пятьсот килотонн. Пятьсот килотонн лиха — блиииин, это ж как можно было бы развернуться... И где они теперь? В Добром Маге Света. Ну и где справедливость?..
Она остановилась у крыльца, развернулась и посмотрела назад.
Кр-р-расотень, все-таки. Дикая такая, природная, необузданная красотень. Буйство красок, сумасбросдтво светоподачи, ноль прямолинейности, шиш симметрии. Лепота. И все же, пора валить из этой красоты. Обитателей в пансионате больше не осталось. Было двое домовых — в центральном корпусе, и на складах. Лод их неделю ел, пока они не разобиделись вконец и не сбежали. Семейство зайцев вон под этой поленницей куковало, удрали как только зайчиху чуть попробовать удалось. Всякая беличье-птичья мелочь как-то очень быстро рассасываться начала, когда Лод нечаянно сарай сжег. Не сдержался. А вслед за ними и вся округа быстро начала вымирать. Даже почтальон перестал приходить, хотя у санатория была годовая подписка на несколько газет, по обязаловке сверху, я узнавала.
Старые половицы почти не скрипели под легким весом и мягкими лапами.
И как его с насиженного места сдвинуть? Свалила бы давно сама, и ищи ветра в поле. Но — нельзя. Рассыплюсь. Шерсть облезет, ирокез выторкнется и высыпется, уши обвиснут, лапы слушаться перестанут. А дальше, если назад к нему не вернуться — останется только лечь и помирать. Вот мой коврик. А за дверью — его Спальня. Не вытру ноги — будет раздражаться. Виду не покажет, конечно, воспитанный. А потом бах — и еще один сарай сгорит. Черт с тобой, золотая ты рыбка, жизненно для меня необходимая. Вытру. Сегодня — вытру. Сегодня надо быть аккуратной, вежливой и обходительной. И убедить тебя двигать ноги, пока мы тут не двинули коней. Так, лапы вытереть — раз. Шерстку вылизать — два. Ирокез... зар-раза такая, опять торчит. Волнуюсь. Ладно, будешь красным флагом решительности моей торчать. Ну, с именем Хаоса на устах моих... пошли. "Здравствуйте, господа. Я пришла вам сообщить пренеприятнейшее известие..."
Толкнула дверь тихонько. Шерстяным клубком пробралась внутрь, осторожно ступая на чистый пол. Носом шмыгнула. — Привет. Я... это. Еды нет. Ушли все. Нам... тоже надо. Уходить, всмысле.
Да чтоб тебя на изначальную материю порвало, что за косноязычность каждый раз?! Он, наверное, меня за дуру принимает. А вот не толкаются речи в его присутствии. Даже с домовыми чуть ли не заикалась, пока он в пределах слышимости. А без него — нормально. Поболтать, заболтать, убедить, привести — как два пальца об забор. Боюсь я его, что ли? Или уважаю безмерно, за его некий поступок, о котором он только вскользь да намеками до этих пор?..
-
Внезапно откуда-то потянуло вкусненький мыльной оперой. Может и глюки, но интригует - страсть!
-
вообще очень хорошо и мне очень нравится
|
Лейтенант Стоун на удивление легко поддержал треп Трэвиса, и я как-то сам не заметил, как оказался тоже втянут в этот разговор. Стоун вдруг перестал выглядеть человеком с другой планеты — планеты, полной джунглей, вьетконговцев, пороховой гари, крови и смерти — и сразу стал "свой в доску". Все же я помнил о субординации, и старался не слишком фамильярничать с лейтенантом, а вот Трэвису похоже снесло крышу — он шел будто на прогулке по кампусу, лыбился в ответ на шутки Стоуна и мне показалось, что он вот-вот похлопает лейтенанта по плечу. Не знаю, как бы отреагировал на это лейтенант. Мы шли по базе, следуя за Стоуном, который ориентировался здесь, наверное, по запаху. По дороге он позаимствовал у какого-то разморенного жарой майора планшет с бумагами, быстро пробежал их глазами и удовлетворенно кивнул. Я только начал подозревать неладное, когда мы вышли к складу боеприпасов — аккуратно расставленной в несколько рядов куче ящиков с кое-как натянутой над ними маскировочной сеткой. Лейтенант снова превратился в крутого хряка и за пару фраз вытряхнул из подвернувшегося солдата информацию о расположении отгрузки для "третьего пехотного". Я подумал, что сейчас мы будем таскать это все до самого вертолета, который находился хрен знает где, и уже успел заранее вспотеть, но Стоун вытащил всего пять ящиков, бегло ознакомившись с их содержимым, и приказал тащить их к вертолету, заявив парням на КПП о какой-то машине, на которую отгрузят остальное. В этот момент я сообразил, что мы только что в буквальном смысле сперли со склада пяток ящиков боеприпасов, и совсем не факт, что они предназначались для нашего взвода. Просто они потребовались Стоуну, и он их взял. Я затолкал зародившиеся было в груди протесты обратно и под аккомпанемент взвизгиваний майора за спиной пошел к вертолету, благо идти было недалеко. Но я все равно чувствовал себя ребенком, которого соседский парень подбил нарвать яблок в саду у миссис Тёрнер, и теперь мы возвращаемся обратно, нагруженные добычей и пока еще не пойманные. Поэтому мой шаг то и дело невольно ускорялся, и я чуть было не промахнулся мимо нашего вертолета, но капрал Майерс чуть ли не за шиворот вернул меня обратно к нашим потрепанным "Ирокезам". В суматохе, что царила на вертолетной площадке, я мог улететь вообще черти куда, а с ящиком бесценного груза меня везде бы ждали с распростертыми объятиями. Оставалось только радоваться, что никто не попытался отжать мой ящик, пока я шатался по площадке. А потом мы увидели изрешеченный "Чинук" по соседству, из которого выгружались парни. Свежее мясо, такие же как мы, но уже познакомившиеся со смертью лицом к лицу. Они выходили, выползали и выпадали из вертолета, бледные как полотно или красные от сдерживаемых слез. Падали на землю, на ящики, на площадку, кто-то блевал под колесо вертолета, а я смотрел на троих парней, которых выносили на руках медики, и на остальных, которых укладывали рядом с вертолетом ровным рядком. К ним тут же перекочевали еще двое, которых вынесли медики, и их вещьмешки с глухим стуком отправились в кучу снаряжения тех, кому оно уже не пригодится. Майерс что-то крикнул, кивая на рюкзаки, но я не расслышал его, хотя стоял буквально в шаге от него. В ушах грохотали движки вертолетов, но куда больше грохота было от оглушающей тишины у меня в голове. Я смотрел на мертвых парней, которые, возможно, были с нами в одной учебке, и у меня не было ни одной мысли, только тяжелая звенящая пустота. Майерс крикнул еще раз про халяву и рюкзаки, и толкнул меня — несильно, просто направив в нужную сторону. Я пошел на деревянных, негнущихся ногах к куче, протянул руку и схватил за лямку чей-то рюкзак. Он был тяжелый, с большим темно-красным пятном в углу, а лямка была влажной. Я сжал ее в руке и пошел назад, а рюкзак волочился за мной по земле, и пыль прилипала к кровавому пятну на нем серой заплаткой. Я подошел к Майерсу и стал перед ним. Колени не гнулись, иначе я бы наверное просто упал на землю перед ним — вдруг пропало всякое желание делать что либо, даже стоять. Но я не мог упасть, поэтому просто стоял, держа рюкзак мертвого парня и страшась посмотреть на свою руку, сжимавшую лямку — была ли там тоже кровь, или просто это была пролитая фляга.
|
-
-
Для этого и нужны добрые наставники, чтобы вовремя напоминать о полезных навыках.
|
Горячий напиток из кружки греет горло, щекочет ноздри травяными ароматами и вяжет язык сложным сочетанием вкусов. Чуть сладковатый ванилью, чуть терпкий лимоном, немного острый перцем, еще чуть... и еще немного... и с легким оттенком... Не перечислить всего букета ни в жизни, если не увидеть, какие травы сыплются в котел. Ты чувствуешь прилив бодрости от горячего тепла, и эта бодрость не сродни кофе — она пробудет с тобой долго, возможно до самого утра. А еще она пробуждает в тебе аппетит в довесок к чувству голода, и твое "очень голоден" оказывается очень кстати. Мадам улыбается, замечая твой взгляд, вскользь охвативший ее прелести, встает и снова идет к плите. Прислушиваясь к пьянящим ароматам послевкусия напитка, ты можешь видеть, как от маленькой искорки зажженной спички загорается пламя в печи, хрустит вспыхнувшей соломой, потрескивает более толстыми щепками, облизывает дрова, скрывавшиеся внизу за железной дверцей. Маленькая, но тяжелая чугунная сковородка ложится на медленно разогревающуюся поверхность. Капля масла из стеклянной бутылочки с тряпичной пробкой растекается глянцевой гладью по пока еще холодному металлу. Тем временем из полок и шкафчиков один за другим появляются пара-тройка пузатых куриных яиц, щепоть муки, кружка молока, срез вяленого мяса, пучок трав, и под неторопливыми, но уверенными движениями Мадам все это превращается в шикарный омлет, что через несколько минут уже весело шкворчит горячим маслом на сковородке и заставляет запивать выступившую во рту слюну предложенным напитком. Мадам готовит молча, а ты вдруг в довесок к голоду и бодрости ловишь в себе новое ощущение. Тебе вдруг почему-то хочется рассказать все как есть: что ты не Шон, а Анна, что в городе тебя встретила странная девочка со странными куклами, которая живет в странном подвале, и для которой ты набирала воду в колодце, и теперь она наверное ждет тебя с ведром обратно, где-то там, в темноте. А Мадам, в отличие от тебя, по всей видимости не тяготится молчанием, и дождавшись, пока омлет покроется золотистой корочкой, снимает его с плиты и ловко перебрасывает в глубокую тарелку, похожую на миску. Тарелка вместе с небольшим столовым ножом и длиннозубой вилкой располагаются перед тобой, чуть потеснив кружку. А сама Мадам снова располагается на стуле, и снова смотрит на тебя, не притрагиваясь к своему "чаю". — Приятного аппетита, Шон, — наконец нарушает тишину она. Легкая улыбка все еще блуждает на ее лице. — Город у нас действительно грустный. Наверное, тебе следовало бы уехать сегодня же, но уже слишком поздно. Скажи, ты не видела ничего необычного по дороге сюда? Вопрос звучит в ее устах обыденно, будто она поинтересовалась, откуда ты родом и есть ли у тебя братья или сестры.
|
Медитация, в сон перешедшая, оборвалась шумом и возней в камере, да такой, что аж колокольный звон снаружи затмила. Проснулся Дош чутко, проморгался быстро, в ситуацию въехал чуть медленней. А ситуация развилась стремительно, перетекла от неудавшегося грабежа к удачной внутрикамерной драке. Сидел себе Дош спокойно у стеночки, только из позы лотоса на корточки пересел. В замес не лез, от ударов случайных отклонялся, ждал пока запал к мордобою и смертоубийству у людей сойдет. Да и, по счастью ли, или по благословлению Эльдо, никто не захотел свое тело опробовать на прочность под мускулистыми ручищами. Никто-никто, а один нашелся. Студиозус громкоголосый ловко через толпу пробрался и прямо на Доша пошел, скорости не снижая. Дош поначалу даже улыбнулся ему приветливо, руки в стороны развел для объятий дружеских — последних в жизни студиозуса, значит. Только привставать начал, чтобы поприветствовать в полный рост — а студиозус как шел, так сходу пинка и зарядил в лицо Дошу. В голове зазвенело почище колокола, и осколки зубов под языком тут же захрустели. Но продолжить свой стремительный натиск студентику Дош уже не дал — руку, к кольцу эльдианскому на шее потянувшуюся, перехватил, за запястье поближе подтянул, и вторую руку на горло положил твердо и уверенно. А потом и обе там соединил. И предстала перед Дошем дилемма религиозно-этическая. Душить или шею ломать? Ведь положено лицам благородным, а также женщинам, собачкам и коровам карму чистить быстро и безболезненно, не омрачая их последние секунды жизни уродливыми хрипами, глазами выпученными и покраснениями кожных покровов, а после смерти — пятнами синюшными. Для этого пальцы в особый замок помещаются, одно движение — и ломается позвоночный столб, даря очищение быстрое и безболезненное. А вот всем остальным предписано воздушные чакры перекрыть дланью твердой и ожидать, пока сознание не достигнет полного просветления. Дилемма, казалось бы, пустяковая, и вопрос яйца выеденного не стоит — ну какое благородство в студенте-оборванце, на чужое имущество посягнувшем? Душить надобно, и дело с концом. Но драка окружающая к обстоятельному удушению никак не располагала. Неровен час, пока Дош поглощен процессом будет, захочет кто-нибудь еще лишить его символа веры или парочки зубов. Поэтому размышлял Дош, осколки зубов сплевывая задумчиво, пока горе-грабитель в стальных пальцах корчился, хрипел, слюну пускал и за руки хватал бессильно. А поразмыслив, пришел к компромиссу — поднял готового к очищению кармы повыше, чтобы ноги от пола оторвались, и задушил не спеша и обстоятельно, по сторонам поглядывая: возымела ли демонстрация эффект нужный? По всему выходило, что возымела — никто больше к Дошу не лез. А когда тело обмякшее из захвата наконец выпало, и мешком тряпичным под ноги рухнуло, оторвал Дош рукав у студенческой рубахи, чтобы было чем кровь вытереть с лица. Хотел было и карманы глянуть — ну, раз не ты меня, то я тебя, чего уж тут — но не успел. Скрипнул люк на двери, и высунулась оттуда такая ряха развеселая, мохнатая, зубами украшенная, что присел Дош обратно на корточки, тряпицу бесполезную в руке сжимая. По сторонам глянул быстро, увидел крайнее единодушие среди стражников и прочих бывалых обитателей камеры в вопросе пристального изучения грязного пола, и тут же к ним присоединился, позу надлежащую приняв. Косил глазом от пола, перемещения зверюги отслеживая, и катал в голове, от звона колокольного и удара подлого звенящей, мысль одинокую: "А Всепрощение, оно как случается — аккурат во время того, как тебя сожрали заживо, в процессе переваривания ли, или сразу после?"
-
-
-
"А Всепрощение, оно как случается — аккурат во время того, как тебя сожрали заживо, в процессе переваривания ли, или сразу после?" Кинул бы куб по-другому и узнал бы сразу. Опытным путем.
|
Лейтенант лениво переписывал нас пофамильно аккуратным почерком. Вообще, вся его аккуратность, чистота и правильность смотрелись не очень уместно в окружающем армейском хаосе, да еще на фоне вьетнамской жары и пыли. Я даже подумал, что нарисую его вечером, и принялся вглядываться, запоминая детали, но тут бюрократическая идиллия была грубо прервана. То, что произошло дальше, конечно, неслабо нас шокировало. Тогда мы еще не понимали, что только так здесь все и работает — через грубость, угрозы, оскорбления и смачный удар под дых. У генералов в штабе наверное есть красивые бумажки с отчетами и всем остальным, и им кажется, что здесь все так и происходит, но реальность такова, что крутые хряки приходят и просто берут то, что им нужно, а бумажки подгоняются потом, пытаясь втиснуть поведение хряка в хилые рамки распорядка. Лейтенант Стоун был без сомнения крутым хряком. Дело было даже не в том, что он внешне нифига не походил на офицера, не в том как он опустил штабного коллегу-офицера или как приказал вломить ему на наших глазах. Дело было в том, что он не рисовался при этом. Для него это было обыденным поведением, и вот эта обыденность, с которой он топтал заляпанным глиной ботинком правильный армейский порядок — она завораживала. Так, наверное, питон завораживает кроликов. Поэтому мы даже не слишком удивились, когда все вокруг сделали вид, что заняты своими делами, и никто не попытался натравить на Стоуна военную полицию, позвать вышестоящих офицеров или еще что. Я был уверен, что даже если кадровик потом напишет рапорт, все свидетели в один голос подтвердят, что ему стало плохо на жаре, и он упал сам. В общем, пока сержант Диккенс и капрал Майерс вели остальных к вертолету, Стоуну понадобились добровольцы. Добровольцами он назначил Трэвиса, Смоука и меня, поэтому я просто отдал свой рюкзак и винтовку Банни, и попросил его занять мне койку или, не знаю, место в окопе, если коек Каменнояйцевым не полагается. Пока мы шли к складам, лейтенант решил скрасить дорогу разговором. Трэвис наконец оправился от шока и принялся трещать в своей любимой манере за всех сразу. По его рассказу, который он втиснул в одно охренительно длинное предложение, выходило, что сам он из Алабамы, Смоук из Техаса, а я из ДиСи, хотя я сто раз ему говорил, что в Вашингтоне только учился, а родом из Вирджинии. И учились мы все вместе под началом сержанта Дэниэла Доусена в тренировочном лагере на острове Пэрри в Южной Каролине, и все мы добровольно пошли в морскую пехоту, чтобы защищать страну и демократические идеалы. От его трепа у меня уши в трубочку сворачивались, и я только думал, чтобы у него наконец закончилось дыхание и он заткнулся.
|
-
KILLING SPREE!!!
Ну, я обещал.
|
-
"Оммммм...."
...мани падме хум.
|
-
We're sufferin' heavy casualties here!!!
|
|
Самолет чиркнул резиной по посадочной полосе, вызывая у всех синхронное чувство облегчения. Трэвис всю дорогу травил байки про русские зенитные комплексы, которые, по его словам, были натыканы на каждой горке вдоль всего Ханоя, и их дальнобойность позволяла сбивать даже транспортные самолеты. Все понимали, что он заливал, но всем было не по себе аж до самой посадки. Я очень надеялся, что не попаду в одно отделение с Трэвисом. Он был неплохим малым, но его беспрерывный треп мог вынести мозг почище коммунистической пропаганды. Еще не хотелось остаться с Соней или Смоуком. Оба негра в нашем взводе в учебке всегда держались друг друга, и то и дело задирали кого-нибудь, строя из себя крутых парней. Вот Банни-Бенджамин был нормальным напарником: в меру общительный, в меру юморной. В общем, в меру. Фу Бай с высоты трапа был похож на охренительных размеров муравейник. Люди, машины, ящики с боеприпасами, мешки с песком, БТРы, артиллерийские установки — все куда-то двигалось, подчиняясь упорядоченному хаосу армейского распорядка. Первое впечатление от Вьетнама было настороженным, но вполне приемлемым — да, жара как во Флориде, малость пыльно, но в остальном ничего. А потом мы увидели их. От них тянуло грязью, потом, кровью, недельной отсидкой в джунглях. И смертью. Да что там, казалось, что это сама смерть натянула костюм морпеха с разгрузкой и парой пулеметных лент вместо черного балахона, и взяла в руки проверенную М16 вместо своей старомодной косы. Кто-то из наших было хотел поспрашивать у них новости, и вообще как тут обстановка, но резко передумал, когда увидел, как парочка таких парней лишила одного беднягу вверенного ему пулемета. Не знаю, как бы я поступил на его месте. Может, пожаловался бы офицеру, может попытался бы отобрать оружие обратно, или позвал своих на помощь. Проверять не было никакого желания. Я не хотел пересекаться с ними взглядами, но то и дело косился на них, стараясь держаться подальше. И вдруг словил себя на мысли, что мне уже по барабану, будет со мной в отделении Трэвис, Соня или Смоук. Лишь бы поменьше этих парней. Ближе к центру базы их действительно стало поменьше, и они выглядели не настолько крутыми, так что я немного успокоился. Вскоре мы добрались до лейтенанта, который, вроде как, должен был нас распределить. Видя, что парни не спешат представляться, а на лице лейтенанта сквозь усталость начинает проступать раздражение, я шагнул вперед и выпалил: — Рядовой Сэмюэл Стивенс, сэр! Прибыл для распределения.
-
-
славный малый, и правда. p.s. за "улицы" еще спасибо тебе говорю
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Качественный доктор. Приятно настоящий.
-
Не люблю котопсы длиннопосты - но начало неплохое, было интересно ^^
-
Очень хороший пост, доктор Фрэнсис
|
Следующие пять минут остались в голове Кролика лишь отдельными картинками. Вот бойцы Хартии вроде чуть опустили стволы, когда тяжелая медвежья жопа вжала Кролика в обшивку водительской двери, пока Пух выкарабкивался из прицепа через когда-то бывшее смотровым окошко в кабине. Миг спокойствия, в который можно было бы прикурить, и который оборвался глухим хлопком гранаты под аккомпанемент свинцового града. Вот перед глазами несется череда бетонных блоков и серый хвост Кота, ловко прущего ящик гранатометов перед собой. Вот лицо Пиноккио, страшное, как ряха древнего бога, скурпулезно высеченная каменным ножом какого-то голожопого предка человека на коре вечного дуба, под который срали еще динозавры. А вот серый кабинет с непроницаемыми стенами и черным глазом видеокамеры в углу. Из мебели — алюминиевый стол и два пластиковых стула. Ну еще и деревянный Пиноккио, собственно. Перед Кроликом стояла ополовиненная чашка остывшего чая. Жидкое мутное содержимое, серый фарфор, небольшой скол на краешке, стилизованная надпись "Я — босс, ты — нет." Рефлекторно спиздил по дороге в кабинет с чьего-то рабочего стола — в горле сушило после стресса. Кролик докуривал свой косяк, стряхивая пепел в чашку, слушал Пиноккио, и втыкал. Взгляд его намертво зацепился за саморезы из каленого железа, вкрученные по самые головки в толстую кору, и не хотел отрываться. Черные шляпки матово поблескивали в свете люминесцентной лампы, и выглядели круче, чем блестящие пуговицы на кителе офицера Вермахта. Они почему-то гипнотизировали, завораживали, и делали все вокруг совершенно незначимым, кроме них. Они прямо символизировали Мощь и Несгибаемость, блеать. Когда молчание в кабинете повисло вполне ощутимым топором посреди дыма, Кролик моргнул и вернулся к реальности. Пиноккио походу ждал от него ответа, но вот что был за вопрос?.. Измученный мозг в ушастой голове с трудом вытряхнул из предшествовавшего транса суть беседы. — Я мог бы сказать, что посредством своей торговли помогаю бороться с Имаго, но... тебе ведь пох, не так ли? Поэтому не скажу. Два ящика подарков, которые я сюда привез с Винни-Пухом, уже должны были оправдать и меня, и мою деятельность. А еще ради этого я разъебал свой любимый тягач. И заметь, я до сих пор нихуя с тебя не требую за них. Кролик прервался на глубокую затяжку, и продолжил вместе с клубом дыма, тыкая окурком в сторону здоровенного дробовика. — Кстати, пиздатый ствол. Любишь дробовики? Я могу достать Сайгу-12, наверное. Или даже сам Панкор Джекхаммер. Прикинь, а? Нажал на курок и разъебал врага в кровавую кашу с головы до ботинок, не отпуская и не перезаряжаясь. Потолкуем потом, если захочешь, — ускорявшаяся было речь Кролика вдруг замедлилась, и продолжил он вполне спокойно. — А что касается твоего предложения... бля, мужики, вы как будто тут только меня и ждали, да? Сделка с Доброй Феей, серьезно? Скажи мне, что ты пошутил. Зацени расклад: Хряк с Дрищугой разнесли бордель, Винни с пацанами трахнули Белоснежкиных гномов, а еще кто-то сдал Дровосека на металлолом, и теперь его протесты по этому поводу слушает весь Город. И неизвестно, с чьего приказа действовали парни. Как думаешь, хочет ли ебанутая сука по имени Добрая Фея о чем-нибудь договариваться сейчас? О, несомненно хочет. Вот только на ее очевидную просьбу выдать ей Пятачка и Пуха единственное, что я смогу ответить ей — "идика-ты нахуй, дорогая". И мне без разницы, какие условия она предложит взамен и что на этот счет думаешь ты. Кролик утопил окурок в чае и в упор посмотрел на Пиноккио. — А еще меня мучает один вопрос: что я с этого поимею? Кроме "амнистии" по своему бизнесу, разумеется. Скрестив лапы на груди, Кролик откинулся на спинку стула и начал мерно раскачиваться вперед и назад. Левый глаз у него немного подергивался, но в остальном он был образцом спокойствия. Потому что он наконец был в своей стихии. Он вел переговоры, набивал себе цену и заключал сделку, которая могла бы вытащить друзей из жопы. Понервничать можно будет и потом, а сейчас — вряд ли Пиноккио стоял бы у руля Хартии так долго, если бы не понимал очевидных намеков, скрытых за словесной шелухой. Кролик всего лишь подчеркнул очевидное положение Хартии, указал на неприемлемое условие возможного договора, и пробил тему надбавки для себя. Всего-то. Хуле тут нервничать-то? Если не считать маленького неудобного факта, что потом придется выйти из кабинета, спрятанного за толстыми стенами и крепкими парнями, и идти договариваться с упомянутой ебанутой сукой. Эту мысль Кролик старательно гнал от себя подальше.
-
Спалили хряка перед начальством.
|
Вы не можете просматривать этот пост!
|
Император Ди шел по искусно обработанным камням дорожки, ведущей в Сад Вечности. "Император..." — шептали камни под ногами. "Император!" — хрипло выкрикивали вороны, одни из немногих птиц, которые не оставляли Неолис с наступлением осени. "Император," — уважительно отстукивал клинок в ножнах при каждом шаге. Императором был его отец, Дзантарион. А он сам — наследник трона Неолиса принц Лаэндиннегорлаад, повелевший называть себя "Принц Ди"... Какой из него император? Лишь время покажет, какой.
Три месяца прошло после смерти отца. Три месяца, начавшихся с ошеломляющего чувства потери, которое ежедневно тонуло в свалившихся на голову новоявленного императора Ди обязанностях, и которое неизменно возвращалось к ночи. Три месяца водоворота событий — погребение, траур, посвящение, ввод в курс текущих вопросов, решения, решения, решения... Он готовился к этому всю свою жизнь, с самого детства и принял ответственность как подобает императору. Но совет министров по-прежнему видел в нем лишь ребенка. Половина негодовала от принимаемых им решений, вторая снисходительно качала головами, ожидая пока император выйдет из "детства". Каменные лица правителей прошлого смотрели на него со своих постаментов. Было ли в их взгляде одобрение, или быть может они, подобно министрам, смотрели на юного императора без надежды? Вокруг страны медленно собирался ураган, и Неолис трепетал на ветру. Единственной же его защитой сейчас был Ди.
"Неповторимые. Несокрушимые". "Нам — Слава!". "Я — Начало." Властители восседали на своих каменных тронах, и их дух воспевался в кратких, как удар меча, изречениях. Великие люди, великие дела, великие имена проплывали мимо, вызывая в памяти моменты истории. "Жизнь есть все." Отец занял достойное место среди них, хоть и слишком рано. Человеческая рука оборвала его жизнь, что вызвало в Неолисе вполне закономерный всплеск расового насилия, и немало усилий ушло на то, чтобы хоть как-то его сгладить. А что напишут на его собственном постаменте? Как минимум, "Перемены." Как максимум, его постамент будет уже просто некому воздвигнуть. Ему недоставало собственного опыта, чтобы просчитывать последствия своих решений, но этого опыта было предостаточно в императорской библиотеке. Тысячи страниц, покрытые легким налетом пыли, и содержащие бесценную информацию о людях, эльфах, бальварах, райвашарах, королях и империях, взлетах и падениях, методах управления страной, ведения дипломатии, подъема экономики... Каждый раз, когда он пытался спорить с министрами, убеждая их в своей правоте, он чувствовал за своей спиной эту незримую армию прошлого, которая своим собственным примером подтверждала его слова. И все же, министры не верили ему. Не обзаведшийся друзьями император — если не считать Кима, который был ближе, чем друг, и старого архивариуса Гвина, который был больше учителем, — на совещаниях в одиночку защищал свои идеи. Министры ему не верили, зато ему верил народ. Верил и надеялся. Он чувствовал это, когда общался с просителями, ежедневно отдавая этому обременительному занятию несколько часов. Он чувствовал это, когда оказывался на улице и видел лица, обращенные к нему. Он чувствовал это даже во дворце, когда под понукания Кима выбирался наконец из библиотеки во двор, к солдатам, чтобы размяться и вспомнить все, чему его учили мастера фехтования.
"Да, она здесь." Ким легко перебил поток мыслей благодаря тому, что находился буквально в двух шагах. Серая Тень неслышно ступал рядом с дорожкой, приминая мягкими лапами невысокую траву. Ди так и не смог объяснить себе, как он выбрал его. Ким, впрочем, тоже, неизменно добавляя каждый раз, когда об этом заходила речь, что уж ему-то простительно — наверняка отбили в какой-нибудь драке голову. А вот императору не пристало таких ошибок совершать, и пусть эта станет последней и единственной. Они подходили друг другу как лед и пламя, сходясь только в одном — отсутствии друзей. Вспыльчивый как горючий порошок сиулантийцев Ким "Серая Тень" мог ввязаться в драку по любому поводу и без него, находя вызывающим даже чей-нибудь неудачный взгляд. Ди, напротив, не понимал как это возможно — с головой утонуть в гневе, ярости или любой другой эмоции, забыв про все на свете. Даже горе от внезапной смерти отца не смогло сломать в нем взращенную с детства необходимость сохранять лицо на благо государства.
Она здесь. Лала, любимая подруга, наставница и нянька. Леди Селала, будущая жена императора. Каждый раз при этой мысли где-то в позвоночнике ворочался ледяной червь, вызывающий мурашки своими холодными прикосновениями. Дзандарион заключил союз с Элиассаром — ценой судьбы своего сына. А заодно и дочери одного из Совета Двенадцати. Пока Ди был совсем молод, это не вызывало никакого дискомфорта, лишь восторг: Лала будет с ним всегда! Но сейчас, когда Лала стала леди Селалой, а маленький принц — императором Ди... Все вдруг стало сложно, когда в очередной год Ди выехал встречать Невесту Весны верхом на своем джикарта — взрослый и серьезный. И увидел ее — утонченную и прекрасную женщину, которая уже не могла быть ему ни наставницей, ни нянькой. А сам он, едва справляясь с нахлынувшим вдруг на него смущением, глядя, как солнце играет в ее волосах, уже не смог бы считать ее просто подругой. "Твоя будущая жена прекрасна," — сказал тогда Дзантарион. И Ди не смог понять, что услышал тогда в его голосе: удовлетворение от правильности своего решения, радость за будущее сына, или... сожаление. Но очень четко осознал, что эта девушка, будто сотканная из лучей света, обречена стать его женой, независимо от своих собственных желаний.
Сегодня в полночь леди Селала покинет Неолис на долгих шесть месяцев. В полночь Ди пройдет через анфиладу колонн на бесконечное крыльцо императорского дворца по искусно вытканной ковровой дорожке к ней, ожидающей его там в окружении своей свиты, поцелует ее руку и ритуально скажет на прощание: "Неолис будет ждать свою Весну." Будет ждать следующие полгода без всякой возможности увидеться, поговорить или разделить боль утраты близкого им обоим человека. И сегодня днем Ким пробрался в библиотеку, сбросил лапой со стола "Великие сражения бальваров" за авторством Клеона из Киндела, одну и ту же страницу из которых Ди вдумчиво читал уже второй час, блуждая в собственных мыслях, и решительно рыкнул: — Поговори с ней. Ди послушался. И совсем не только потому, что джикарта раньше никогда не затрагивал его отношения с Селалой, и даже не потому, что сейчас тон Кима не допускал ни обсуждений, ни возражений.
Черный шелк мантий ушедших правителей легко развевался на ветру, похожий на огромные черные крылья. Его шелест заглушил звук шагов по камням дорожки. Сайома, разом постаревший и будто выгоревший на холодном осеннем солнце, лежал у каменных ног статуи своего друга Дзантариона. Селала зарылась в его местами спутанную шерсть, спрятавшись от мира. Своим вторжением Ди нарушил их горестное уединение. Но если Сайома под тяжестью утраты не слишком обращал внимания на происходящее вокруг, лишь одарив Ди озером боли, плещущимся в его глазах, когда их взгляды пересеклись, то леди Селала тут же укрылась за покровом этикета, поправляя свою строгую прическу и неолизийское черное платье из плотной ткани, облегающее фигуру до колен, обнимающее ее словно кокон — такое непохожее на ее обычные элиассарские воздушные наряды. Ди оглянулся на Кима. Джикарта после положенного поклона застыл чуть в стороне в своей излюбленной манере, имитируя изваяние из серого гранита. — Леди Селала... — Ди посмотрел на нее. Он понятия не имел, какие слова утешения сказать ей сейчас, как не знал их и три месяца назад. Но сейчас он был обязан что-то сказать. Это был его долг, как императора. И, в конце концов, как друга. — В этом году в Неолисе будет очень холодная зима. Нас больше не будет греть тепло Дзантариона... моего отца. Я могу лишь верить, что у меня хватит сил стать ему достойным преемником. Сегодня вы покинете нас... меня. Но я хотел бы, чтобы вы унесли из Неолиса не только лишь боль утраты и горе, которыми сейчас охвачена страна, и которые будут омрачать ваши дни. Повинуясь внезапному порыву, он шагнул вперед и взял ее за руку. Несмотря на прохладу, ее тонкие пальцы были теплыми. — Я хочу оставить вам надежду. Весной, с вашим возвращением, в Неолис вернется тепло и радость. Мы... Я буду ждать свою Вестницу Весны.
|
-
Что-то мало я тебя плюсую) А ветка-то хороша, и Ли просто очаровашка
|
Задавать Винни-Пуху риторические вопросы было ошибкой. По мере того, как медведь погружался в рассуждения, Кролик погружался в истерику. Наивность и простота были прекрасными характеристиками Винни-Пуха... но блядь, насколько они были неуместны здесь и сейчас. К тому моменту, когда тонко пискнул телефон, Кролик изо всех сил дергал себя за уши, мелко дрожа и вперив выпученные покрасневшие глаза в потолок. Отсутствие стены в пределах досягаемости было единственной причиной, по которой он еще не бился в нее головой. Наверное поэтому диван у Кролика располагался по центру комнаты. Его мозг находился на той тонкой грани душевного состояния, когда с одинаковой легкостью можно было впасть в похуистическую каталепсию или взорваться маленьким шерстяным атомным взрывом, в очередной раз ломая окружающую мебель. Телефон предложил третий вариант. Голос Пятачка в трубке стал спасительным клапаном, через который Кролик выпустил накопившееся в черепе давление. Не стесняясь в выражениях и наиболее доходчиво объясняя свои мысли, ага. По окончании короткого диалога трубка вернулась на место. Точнее, многострадальный кусок пластика впечатался в рычаг сброса, плюясь во все стороны осколками. После четвертого удара Кролик наконец отпустил трубку и сел прямо на грязный пол, тяжело дыша. Пиздец. Пи. Здец. Пэ-Цэ. Слово металось в ушастой голове, носилось словно белка в сраном колесе, и только благодаря медитативности этого действия Кролик еще не валялся овощем и не пускал бесполезные слюни. Через несколько мгновений сквозь транс начали пробиваться первые полезные мысли. Хряк, если послушается рекомендаций, вполне может отсидеться в своем подвале. А Винни здесь, значит его мохнатую жопу точно придется спасать. Но спасать медведя через тот адов замес, которым грозило любое активное вмешательство в ситуацию — типа попытки отмазать друзей, подкинуть какой-нибудь стороне стволов, или кого-нибудь красиво подставить — было самым херовым вариантом. Впрочем, он знал, что рано или поздно все придет именно к этому. А пока нужно было придумать, куда деть медведя. Чтобы спрятать мохнатую тушу, требовалось на удивление немного. Комнатка с десятком тренажеров, цистерна медового протеина и кассета с подборкой передач "Арсенал" — на такой диете Винни мог легко протянуть пару недель. Тишина в комнате вывела Кролика из блужданий в мыслях. Кажется, медведь у него что-то спросил. Кролик поднапряг изрядно подглючивающий мозг, фокусируясь на реальности. — Нервный, блядь? Да нет, Винни! Отличный день, что ты, все заебись. Все охуенно. Все пи-зда-то. Кролик рывком вскочил на ноги, перепрыгнул стол и приземлился прямо перед медведем. — Вы с Пятачком расхуярили бордель, спиздили у Доброй Феи ее любимых шлюх, взъебали ее гномов, и ты спрашиваешь, чего это я? Винни, дружище, я блядь ВСЁ! Если ты не догоняешь — вам пиздец! Нам пиздец! Мне пиздец, Винни, потому что сейчас в Городе начнется ёбаная ВОЙНА блядь, а на войне ебашат всех! Думаешь, я тут шучу с тобой про гранатометы и взрывчатку?! Думаешь я прикалываюсь над Пятачком, чтобы тот сидел в подвале и жопы не показывал?! Да ты блядь вообще думаешь?! Последние слова Кролик выкрикивал Винни-Пуху прямо в лицо, вместе со слюнявыми брызгами. Учитывая разницу в размерах, для проворачивания этого экспрессивного финта Кролику пришлось запрыгнуть медведю на колени. Прооравшись, он кубарем скатился обратно на пол и на всех четырех понесся в сортир. Грохот закрывающейся двери, звон бьющейся посуды, плеск воды, порция отборных матов, шелест целлофана, затяжной вдох, облегченный выдох, шум смываемой в унитазе воды — и, открыв дверь, Кролик вернулся в комнату. Уже на двух ногах, спокойной и почти твердой походкой, поправляя одежду и старательно вытирая дергающийся нос. — Извини, Винни, сорвался я что-то. В общем, я что хотел сказать-то... Валить тебе надо. Спрятаться где-то, пока говно перебурлит. Есть у тебя берлога какая? Здесь не отсидишься, посетителей у меня дохуя, а с этим замесом еще больше будет. А с Совой ты давно общался? Могу позвонить птице. Еще можно Карлсона набрать, на Заводе тебе точно дыра какая-нибудь найдется. Если не спрячешься, тебя с Хряком вместо шлюх в бордель разместят. Бля, мужики, ну это ж пиздец, что вы устроили... Кажется, Кролик снова начинал заводиться.
|
То, что орал Колобок, пытаясь вырваться из стальных когтей охраны и дорваться до командирского лица, в эфир тоже бы не пустили. Ну, в целом, он практически себя процитировал, когда по поводу размокшей сигаретной пачки лес оглашал. Когда выдохся, командира уже и след простыл. Охранники, сочувственно ухмыляясь, подержали Коленьку еще немного, на всякий случай, да и отпустили. Один даже сигаретку стрельнул, пока вместе у черного выхода такси заказанное ждали. Покурили, помолчали. А че тут скажешь. По дороге домой в магаз заскочил, взял две пачки сигарет, бутылку водки и банку огурцов соленых. И дома уже, в два слова объяснив родителям (которым, кстати, с телекомпании отзвонились и предупредили, что дитё-то домой ночевать не придет), что не до них сейчас, заперся в комнате и злоупотребил в одно лицо, выкурив обе пачки в окно. Стресс снимал. Чек, на удивление, не потерялся никуда. И даже настоящий оказался, в банке подтвердили, странно косясь на чёткого парня в спортивных штанах и сивушным перегаром, владельца охренительного состояния. Шутка ли, пятнадцать лямов. Первым рывком, конечно, было купить тачку мечты — "Гелик", и хату приличную. Даже две — себе и родителям. Шмотом человеческим обзавестись, значит, мебель обставить. Плазму там во всю стену, стереосистему такую, чтоб соседи плакали и телефон милиции на "горячий" номер ставили. Обедать в ресторанах только... Сидел Коля-Колобок на лавочке прямо возле банка, щурился на апрельское солнце, курил самозабвенно, в мечтах плавал. А тут мобилка тренькнула. Косой звонил. Его-то тоже предупредили, что Коля на работу малость опоздает, но распирало старого кореша любопытством — в какой такой замуте Колобок поучаствовать успел? Коля отбрехался кое-как, пообещав "пива проставить на днях пацанам, и за все дела перетереть". Звонок закончил, на мобилку посмотрел свою — старую, потертую, но рабочую. Прям как для него сделана. Для пацана с рабочего раёна, у которого всех мечт — Гелик чёрный. Картина маслом в голове быстренько нарисовалась: подъезжает Коля на таком всем из себя чёрном и тонированном Гелике на свою работу нынешнюю — СТОшку, показывает тачилу пацанам, кивает самодовольно, рукопожатия принимая. А потом робу напяливает и опять какой-нибудь "бумер" убитый на запчасти раскурочивает. При том, что на счету пятнадцать лямов. Смех, епт. И потекли мысли Колины в другую сторону. Что Гелик — это конечно хорошо, но гайки на СТОшке крутить с такой машиной — уже не то. А лучше эту СТОшку купить. Хотя не, эту — нахер. Там Косой браткам за оборудование торчит, мутно все. А вот если новую обустроить? А чё там, гараж найти не проблема в хорошем месте с таким-то баблом, подъемники поставить там, пацанов набрать из тех, кто в тачках шарит, инструментов собрать... Короче, ездить на СТОшку не гайки крутить, а в офисе кресло давить, дела разруливая. Бизнес, еба. А потом уже можно и за хату новую думать,. Потому как бабло, пока оно есть, можно и на тачку, и на хату, и на рестораны высадить за полгода. А потом чо останется? А бизнес — штука такая, бабло приносит при грамотном раскладе. Вот. А еще — Варе позвонить. Нормальная деваха, в херовой ситуации не расклеилась (ну почти), да и пережили вместе столько всего, всяко теперь темы общие есть для разговора. Докурил Коля, улыбнулся солнышку, и обратно в банк пошел консультантов нервировать вопросами бизнес-проектов и организации юрлица. Нормалёк, чё.
-
Случайно наткнулся. Ну классно же. Нормалёк, чё. ;)
-
Не забудем. Коля всегда останется в наших сердцах.
|
|
"Спокойствие, только спокойствие!" Любимая фраза жирного терминатора, который заправлял Заводом. Кролик иногда пытался повторять ее как мантру, вместо очередной дозы кокса, травы или кофе с энергетиками, и сейчас три слова ритмично крутились в ушастой башке заезженной пластинкой, идеально попадая в такт движений Златовласки. Для успокоения кроличьей души они помогали примерно так же, как и кофе с энергетиками. Но относительное спокойствие, царившее по периметру экрана, загоняло мозг Кролика в медитативный транс, контрастируя с месивом плоти по центру. Жирный хер в облаке золотистых волос выползал за пределы картинки, скользил по пустым улицам, разгоняя бомжей, пугая имаго и проталкивая говно подальше в темные закоулки, словно очистительный поршень, разгрузочный клапан, которого так не хватало этому Городу... Кролик пришел в себя — если эта фраза вообще могла быть применима к обдолбанному Кролику — стоя посреди комнаты в облаке кокса с прижатыми к затылку ушами, заложенными адским грохотом, в котором тот не сразу признал собственный пульс. Сфокусировав зрачки, то расширяющиеся от адреналина, то сужающиеся обратно в булавочные головки, когда кокаин снова брал верх, на экране телевизора, Кролик наконец осознал, что выдернуло его из короткого забытья, которое в последнее время отлично заменяло сон. — Блядь сука косолапая нахуй! — выпалив фразу на одном дыхании, он осмотрел свою комнату. Кокаиновая пыль тонким слоем покрывала грязный пол возле опрокинутого журнального столика, в ножку которого уткнулся незаслуженно пнутый пулемет. В свете этих двух обстоятельств порево на экране, разлитый на засранный диван кофе и немытая посуда, видневшаяся в унитазе за незакрытой дверью в сортир, были куда меньшими проблемами перед приемом нежданного гостя из Хартии. — Блядь, пиздец, хуле ты здесь забыл, качок мохножопый, съеби обратно в участок, ну пожалуйста, скажи что ты ошибся, блядь... Тихо поскуливая ругательства, Кролик залил коксовую пыль на полу остатками кофе и свежей банкой энергетика, не забыв щедро плеснуть и на поставленный на место столик. Полу повредить это уже никак не могло, но вполне могло скрыть улики. За заначку, спрятанную в колене унитаза, он беспокоился куда меньше. Оставалось спрятать пулемет. — Сука блядь, ну почему сегодня, какого хуя ко мне, блядь... Здравствуй, Винни! — разительная перемена в интонациях Кролика точно совпала с ударом лапы по селектору в гараже. Для пулемета было отведено специальное место под пассажирским сиденьем тягача. — Давно не заглядывал, дружище! Чего не позвонил? — орал Кролик, запихивая размотавшуюся ленту в тайник. — Я бы хоть еды запас. Не ломись, сейчас открою... пиздец нахуй блядь. Последнюю фразу Кролик произнес, предусмотрительно отключив селектор и надавливая кнопку открытия бронедвери. Натянув на морду радушную улыбку, Кролик повернулся к двери, поблескивая титановыми зубами в ярком освещении внутри гаража.
-
Жирный хер в облаке золотистых волос выползал за пределы картинки, скользил по пустым улицам, разгоняя бомжей, пугая имаго и проталкивая говно подальше в темные закоулки Мастер метафор и сказочных сравнений в действии. Давно меня так никто не радовал.
-
То неловкое чувство, когда на любой мат персонажа слышится "мимими, я няшный пушистик" )).
|
-
Завершающей в ворохе фактов стала не самая известная рок-группа The Second Bell )))))))
|
Люди не меняются. Эту простую истину Джеймс услышал на первом курсе факультета психологии в Оксфорде. И этот тезис стал той красной нитью, которая проследовала через все его образование, монографии и несколько лет профильной работы, которая в итоге привела его к текущему моменту — завтраку в фешенебельном отеле "Аль-Хадзайя", за окном которого — если бы доктору вдруг захотелось открыть окно и поменять прохладный климат кондиционера на иссушающую пустынную жару — воздух был пропитан терпким запахом пороха. Люди не меняются. Как порция овсянки, небольшой омлет и два кусочка бекона, которые составляли завтрак доктора Корнуолла последние лет двадцать его жизни. Омлет можно приготовить сотней различных способов, бекон может быть шедевром кулинарного искусства или малосъедобным неаппетитным куском свинины — но в основе омлета всегда будут яйца, а в основе бекона — мясо. Точно так же люди во всем многообразии своих индивидуальностей остаются людьми: со своими желаниями, страхами и мечтами. И если в отношении конкретного индивида всегда нужно учитывать его конкретные личностные черты, то чем больше людей собирается в одном месте, тем легче сглаживаются их личные пристрастия, объединяя их в единый живой организм. А что нужно толпе? "Хлеба и зрелищ!" — кричали римляне на собраниях пару-тройку тысяч лет назад. Но... ведь люди не меняются. И современная цивилизация делает все, следуя истине, отработанной веками, развивая и углубляя идею. Утренние новости, которые составляли часть ежедневного ритуала Джеймса, были тому самым ярким подтверждением. Он привык смотреть их на минимальной громкости, пользуясь лишь видеорядом и "бегущей строкой", просто чтобы знать, на какие события обратить внимание. Сейчас местный канал передавал "горячие кадры" с очередного места происшествия. В кадре мелькали обгоревшие останки автомобиля, перепуганные лица людей, белые борта "скорой помощи", несколько вооруженных человек в военной форме перед желтыми полицейскими лентами, крупным планом — пятно крови на асфальте, и наконец — серьезное бородатое лицо местного журналиста. Корнуоллу не было нужды включать звук и напрягать свои познания арабского, чтобы понять, о чем идет речь. В зависимости от предпочтений тех, кто "заказывал музыку" на данном телеканале, новостной сюжет несколькими меткими намеками складывал у потребителя нужное впечатление: например, ошеломление от жестокости, осознание угрозы собственной безопасности, и в завершение — волну праведного гнева, направленную искусным дирижером либо на "бездействие государственных служб", либо на "уже третий в этом месяце теракт, совершенный боевиками" какой-нибудь группировки. Независимых СМИ нет — есть лишь люди, рассказывающие свою версию происходящего. И поэтому Корнуолл предпочитал работать с полицейскими отчетами, статистическими данными, результатами компьютерных анализов новостей, либо собирать крупицы фактической информации из сотен "свидетельств очевидцев", которыми пестрел Интернет по любому запросу. Это требовало времени, но только так можно было сформировать более-менее объективный взгляд на существующую действительность. Положительной стороной такого скурпулезного подхода являлась его исключительная результативность. Имея в своем распоряжении познания о раскладе сил и мотивации всех вовлеченных в конфликт сторон, Джеймс мог предсказать пути его дальнейшего развития с точностью, угрожающе близкой к 100%. Но, что куда более ценилось его нынешними работодателями из Эшвудского Аббатства, он мог предоставить возможность влиять на его развитие. "Повстанцы будут бездействовать, пока не получат дополнительного вливания. Учитывая их нынешнее положение, они готовы принять любую помощь, и наверняка Россия уже предложила поставки оружия в обмен на газ. Таким образом, захват газодобывающей платформы возле Триполи — лишь вопрос времени, от недели до полутора. Если им будет сделано более выгодное предложение, и одновременно сокращена поддержка официальных Ливийских вооруженных сил, смена владельцев завода никак не скажется на текущих поставках. В регионе отмечена активность также иных группировок, но их влияние на данный момент незначительно. Остается открытым вопрос о присутствии США и их сотрудничестве в предстоящей операции касательно завода. Для дальнейшего анализа и прогнозов на следующую декаду необходимы результаты переговоров с представителями США." Сухой, предельно сжатый и тщательно зашифрованный отчет был передан нанимателям вчера ночью. Но за каждым словом в нем стояли десятки тщательно проанализированных фактов. Джеймсу еще предстояло разобраться с оставшимися поставленными задачами касательно прогнозирования результатов изменения объемов внешних "вливаний" в регион, и изучением упомянутых "иных группировок" с целью поиска возможного введения в конфликт "третьей силы". В первую очередь, это означало посещение еще дюжины официальных лиц, участия в дюжине официальных приемов, и траты нескольких часов своего недешевого времени только на то, чтобы показать свое лицо нужным людям в пищевой бюрократической цепочке Триполи, и получить доступ к информации. Но кажется, сегодня утром приоритет его работы будет перераспределен. Роберт Занфорд явился лично, что свидетельствовало во-первых о неотложности просьбы, а во-вторых, крайне затрудняло отказ. Впрочем, отказывать внешней разведке было в любом случае чревато. Джеймс промокнул платком губы и бросил короткий взгляд на стол перед собой, затем поднял глаза на лейтенанта. — Доброе утро, мистер Занфорд. Мне необходимо восемь минут, чтобы собраться. Подождите меня у лифта. Доктору потребовалось две минуты, чтобы сменить гостиничный халат на деловой костюм, двадцать секунд на отправку короткого сообщения нанимателям о предстоящем визите в посольство, и четыре с половиной минуты, чтобы не спеша допить кофе. Курить доктор предпочитал не раньше, чем через полчаса после завтрака. Еще минута ушла на то, чтобы достать из сейфа и надеть кобуру, а также проверить пистолет. Джеймс не питал иллюзий насчет своей боевой эффективности по сравнению с тем же Занфордом, но оружие в горячей точке лишним не бывает. В конце концов, Занфорд всем своим внешним видом напоминал заряженный карабин, и Джеймс рядом с ним выглядел совершенно безобидно, что могло сослужить хороший эффект неожиданности в случае чего. Оставшихся десяти секунд должно было как раз хватить на дорогу до лифта.
-
А-а-а! Это вот как когда ты покупаешь себе дорогой автомобиль и получаешь дорогой автомобиль. По стилю на всю соточку, да)
|
-
Мудрое решение. Только сейчас понял, что Рой это рай.
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Я Оверлорд, я не хочу ничего решать, я хочу секиру.
-
Я Оверлорд, я не хочу ничего решать, я хочу секиру. :DDDDDDDDDDDDDDDDDDDDDDDDDDDD
|
-
А я помню эту историю о Вендиго из "Сверхъестественного" ^^
|
Выход из вокзала пролегает сквозь деревянную арку входа на перрон, покрытую облупившейся краской неопределенно-грязного цвета. С другой стороны вокзала - большой Т-образный перекресток, в котором вокзал на верхней планке буквы Т примостился, входом аккурат посередине. Впрочем, перекресток вполне можно обозвать привокзальной площадью, благо и колодец посередине имеется, и небольшой помост рядом с ним, на котором наверняка местный шериф речи толкает. А при необходимости помост в два счета и в виселицу переоборудывают. На стороне вокзала налево и направо на сотню метров тянутся различные постройки, выглядящие как сараи, склады и хранилища, и наверняка таковыми и являющиеся. Дальше знойное марево скрывает очертания чего бы то ни было. Напротив вокзала, по разные стороны уходящей в сторону далекой горы улице, хвост которой тоже теряется в мареве, два здания расположились. То, что слева - двухэтажное, с широкой террасой перед угловым входом с характерными дверями-половинками, обрамленной невысокими перилами, и длинной привязью для лошадей вдоль улицы. Большая вывеска с выцветшей надписью в две строки "Tom's Saloon", спрятавшаяся в тени террасы над входом, обозначает содержимое здания. Какой-то шутник пририсовал к апострофу черной краской букву "b", и теперь могильным холодком тянет от надписи Tombs. Справа строение одарено аж тремя этажами и высокой мансардой, но лишено столь обширной террасы. Лишь небольшое крылечко, ведущее к козырьку такого же углового входа с большими стеклянными дверями, занавешенными с внутренней стороны плотными шторами. Под козырьком примостилась небольшая аккуратная вывеска "Швейное заведение мадам Беллафонтесс". И несмотря на различия, оба здания похожи, как братья. С облупившейся краской, заметной гнильцой на досках обшивки, кое-где торчащими ржавыми гвоздями и высохшими пятнами от воды там, где под дерево засекал дождь. Гнетущее впечатление от них исходит - старения и увядания, но было бы это обыкновенным шармом маленьких старых городков, если бы не полное отсутствие жизни на улице. Ни повозок, везущих свой груз под окрики кучеров, ни детей, гоняющихся друг за другом или за собаками и крысами, ни собак, убегающих от детей или прячущихся от жары в тени зданий. Даже мухи не звенят над ухом в полуденном зное, хотя на улице хватает разбросанных коровьих лепешек и конских каштанов.
Эбби Томпсон. Гулко ухнуло сердце, пропуская удар. Один, другой... Застучало вновь в бешеном ритме, прогоняя волну адреналина по телу, от которого закололо в кончиках пальцев. Выдохнула, успокаиваясь. "Показалось", — какая спасительная мысль. Хватаешься за нее как за соломинку, но именно она позволяет не поддаться подступившему страху окончательно. Отмела сомнения решительно, и к выходу в город направилась по пустому перрону, сразу вслед за джентльменом, забравшим свою лошадь из поезда, и поглядывая на двоих оставшихся, что не спешат покидать край деревянной платформы. Один, в черных одеждах с воротничком священника, застыл, глядя перед собой невидящим взглядом. Второй, в дорогом костюме и с таким загаром, что его можно принять за негра, сгорбился под невидимой ношей, и трясущейся рукой сжимал небольшую фляжку.
Доминик Сфорца Собравшись с духом, шагнул вперед решительно. И замер, не успев оторвать ногу от платформы вокзала. Потому что шагать вперед было некуда. Чернильная тьма разлилась под ногами широким пятном провала сквозь доски в бесконечные глубины, начинаясь у кончиков ботинков и заканчиваясь в метрах двух впереди. И из этой тьмы ледяное дыхание чье-то доносится, смешиваясь с витающим в воздухе ароматом кладбища в неведомую симфонию.
Кит Вэйлер Двинулся вперед, погруженный в невеселые мысли. Но несмотря на задумчивость, инстинктивно зафиксировал краем глаза: девушка, что солому из волос вытряхивала, за тобой двинулась, оба мужчины на платформе остались, а смотритель в здание вокзала ушел, дверью скрипнув негромко. И кожей ощутил, как усилилось ощущение чужого взгляда недоброго, стоило только выехать из-под арки вокзала.
Джон Бритва(Хрен попадешь) Спустился на перрон, запивая коньяком сдавливающие горло слезы. Едва не упал, когда ноги вдруг отказались служить и двигаться. Моргнул, затуманенным взором осматривая шумящую толпу пассажиров на вокзале. Еще глоток коньяка, и горлышко фляжки отстуткивает безумную чечётку на зубах, сжимаемое трясущейся рукой. Обжигающая жидкость проходит по пищеводу, и зрение обретает вдруг ясность. Нет почти никого на вокзале, кроме смотрителя, что скрылся за дверью вокзала. Лишь четверо пассажиров сошло с поезда, который увез шумящую толпу желающих уехать. И нет никаких зевак-попрошаек в тени арки входа, а гул в ушах - это не крики людей, а грохочущее сердцебиение. Дьявольские шутки разума, одурманенного жарой и алкоголем, не иначе. Ведь не может же девушка, что вот-вот скроется на выходе из вокзала, быть твоей умершей от болезни женой, правда, Джон? А ведь похожа сейчас как две капли слез, что все еще мостятся в уголках глаз. Может, стоит поговорить об этом со священником? Вот он, как раз, в паре шагов стоит. Осталось только себя заставить с места сдвинуться, и дышать хоть немного равномернее.
-
мастер,твои посты просто загляденье.
|
Train SerenadeссылкаПоезд лениво полз через окружающую пустошь по кривой и ухабистой колее. Старый паровоз нещадно грохотал, вытягивая два десятка вагонов угля, почты, скота и пассажиров. Палящее полуденное солнце не жалело тепла в этот жаркий летний день, но внутри пассажирских вагонов было достаточно терпимо благодаря крыше, что давала тень, и сквозняку в открытых окнах. Небольшая речушка, бежавшая по правой стороне от колеи, то приближалась, пуская солнечные отблески в салон, то отдалялась, исчезая в складках пейзажа. От паровоза тянулся густой клуб дыма, медленно поднимавшийся в облака, и щедро одаривавший порцией сажи лица тех, кто в поисках лишнего ветерка высовывал головы в окно. Наконец на горизонте замаячила гора. Еще через полчаса пути у ее подножия стал различим небольшой город, и долговязый вагоновожатый хрипло прокричал: — Ист-Энд! Стоянка три минуты. Желающих сойти оказалось немного, по сравнению с теми, кто хотел уехать, толпясь на перроне небольшого старенького вокзала. Крупная женщина с раскрасневшимся от жары лицом, стоило поезду остановиться, вскочила на подножку и принялась кричать на ватагу детишек, столпившихся вокруг кучи вещей и тощего мужичка в потрепанном костюме: — Давайте быстрее! Господи ты Боже мой, Майк, не стой столбом, шевелись! Питер! Пи-и-и-итер! Отец Всевышний, спаси и сохрани, тащите быстрее, болваны! Куча вещей начала свое медленное броуновское движение к ступенькам вагона. Вагоновожатый повис на подножке с другой стороны, ожидая подхода станционного смотрителя для обмена почтой, и для выхода пассажиров осталось совсем немного места. Визгливые крики тётки, перемежаемые молитвами и бранью, только добавляли неразберихи в какофонию детских голосов и тоненького голоса мужчины. Еще несколько желающих сесть на поезд, из тех кто помоложе, не дожидаясь освобождения дверей вагона, забрасывали вещи в окна и лезли следом, то и дело срываясь на радость детям. Поднявшиеся клубы пыли скрывали от глаз силуэты людей, и казалось, что поезд осаждает многоногое чудовище, колеблющееся в полуденном мареве. Наконец поезд медленно тронулся, увозя с собой вопли визгливой тётки, что уже командовала внутри вагона, и ее многочисленное семейство, и оставляя на перроне тех, чей билет оканчивался здесь. И неразбериха, поднятая шумной семейкой, могла бы показаться комичной, если бы все, кто проходил мимо тётки, не замечали ее взгляда из-под когда-то бывшего белым платка на голове. Затравленного, беспомощного, и полного необъяснимого животного страха, который тенью отражался в глубине глаз ее шумных детей и тихого мужа, и выглядел таким неуместным в этот яркий солнечный день. Эбби Томпсон.На поезде путешествовать — это классно. Едешь себе с удобствами, колеса мерно грохочут, прохладный ветерок обдувает. Пассажиры-попутчики, опять же. Пообщаться там, в картишки перекинуться или кости покатать. Или выспаться просто. А за окном пейзаж проплывает. Красота. Ну, это, конечно, когда в пассажирском вагоне едешь. А вот если втихаря в солому к коровам забраться, удобств, конечно, поменьше. Но все же — путь, движение, и к тому же бесплатно. Да и на станции любой можно тихонько выбраться, смешаться с толпой на перроне, да там и осмотреться, куда на этот раз дорога занесла. Вот только на этот раз смешиваться особо не с кем, лишь несколько джентльменов решило сойти здесь, протолкавшись через шумную толпу отъезжающих. "Ист-Энд", гласит вывеска над стареньким вокзалом. Очередное американское захолустье на границе цивилизованного Восточного побережья и Дикого Запада. Может, стоило бы и дальше поехать, вот только пока солому из волос и из-за воротника вытряхнешь незаметно, поезд десять раз уйти успел. Теперь придется как минимум здесь ночевать. Либо на этом скучном старом вокзале, либо в наверняка не менее скучном местном салуне, который еще предстоит отыскать. И скука вперемешку с духотой так бы и царили в полуденном мареве, если бы проходящий мимо станционный смотритель не взглянул на тебя мельком, и пошел себе дальше, попыхивая трубкой. А из-под форменной фуражки на тебя меньше чем секунду смотрело лицо отца. Ровно такое, каким оно было при расставании долгих пять лет назад. Высохшее, изможденное, истощенное болезнью и осознанием собственной беспомощности. И в мимолетном взгляде его читался немой укор. Доминик СфорцаИст-Энд был лишь полустанок в долгом путешествии на Запад. Поезд следовал себе дальше вдоль границы Фронтира, а следующий, что должен был подойти только завтра, отправил бы тебя вглубь страны. Вот только ступив на перрон и вдохнув полный паровозной гари привокзальный воздух, ты вдруг понял, что завтрашний поезд, возможно, отправится без тебя, и не обязательно потому, что ты в этом городке задержишься. Возможно, ты покинешь его гораздо раньше. Потому что привокзальный воздух, кроме витавшей в нем паровозной сажи, отчетливо пах кладбищем. И не просто кладбищем, а вполне конкретным. Вспоминать о котором хотелось меньше всего. Кит ВэйлерШерифу округа Луизиана Бенджамину Старксу от маршалла Ист-Энда Джонатана Хоупа Запрос о проведении федерального расследования Прошу направить необходимое число федеральных маршаллов, наделенных соответствующими полномочиями, для проведения расследования согласно законодательству округа Луизиана и Федеральному Акту 1789 г. Материалы дела прилагаются.Выдержка из комментариев маршалла Хоупа к прилагаемым материалам: ...несмотря на все признаки совершения преступления человеком (вне всяких сомнений, опасным, жестоким и наверняка невменяемым), некоторые улики, и в особенности, показания свидетелей, наводят на мысль о том, что подобное зверство мог совершить некто иной, нежели человек. Но, признаться, я не могу даже вообразить себе животное, которое могло бы быть способно на такое...И то, о чем намеками писал старый маршалл, то, над чем посмеивалось все отделение "федералов" Луизианы, та единственная причина, по которой в эту захолустную срань под названием Ист-Энд отправили одного лишь Кита — человека с богатым опытом решения проблем, но слишком старого для "действительно серьезных дел", как шутили молодые коллеги — вот все это говно сейчас отчетливо витало в привокзальном воздухе. Чер-тов-щи-на. Настойчивое и непрерывное ощущение чьего-то цепкого взгляда, хотя из пяти человек, оставшихся на перроне после отъезда поезда, включая смотрителя станции, на Кита не смотрел ни один. Совсем как в той гребаной шахте. Джон Бритва(Хрен попадешь)Документы на дом грели карман, принятая в поезде порция виски грела душу, и первое впечатление от тихого местечка оказалось как нельзя лучше. Тихое и уединенное, как ты и искал, и как рассказывали слегка нервозные продавцы — солидная протестантская чета. Непонятно только, с чего солидный дом в таком тихом месте так дешево и так быстро продавать. Но все мысли о возможном подвохе развеялись, как паровозный дым за ушедшим поездом, хоть и до купленного дома предстояло еще пробираться через весь город. А уединенность места особенно подчеркивалась разницей в количестве тех, кто на перрон сошел и тех, кто с него уехал. Самое время ознакомиться с приобретенной недвижимостью, и ничто в этот день не сможет омрачить этого замечательного настроения — ощущения грядущего покоя. Разве что негромкий, но до боли в сердце и до слез в глазах знакомый детский голос за спиной: — Здесь будет наш новый дом, папа? Но ведь за спиной нет никого. И быть не может, потому что мертвые не разговаривают, уж гробовщику ли этого не знать.
|
-
Не ты играешь с Кастусем, а Кастусь - с тобой.
|
|
-
Нееет, моё имя не влезло... За что!!! Пачаму? Ладно, ничего страшного)
|
— Приветствую тебя, Матан. Спарта не забудет помощи Карфагена. Царь осматривал местность, выбирая место, где будет удобнее встретить врага. Шрам от меча, рассекшего лицо от левой скулы до подбородка, уродливо белел на фоне загорелой кожи и отсутствующей бороды, придавая Леонидасу жутковатый вид. Вместе с осмотром царь размышлял. Поставить вперед ополчение, чтобы оно приняло на себя первый вражеский удар, а затем ввести в бой карфагенскую пехоту, чтобы разметать врага? Сулит больше шансов на победу, но многочисленные потери среди ополчения, хоть спартанцы и готовы умереть, защищая свою родину. А что, если они дрогнут под вражеским натиском, деморализуя и присланное подкрепление?.. Можно и пехоту вперед поставить, оставляя менее обученное и вооруженное ополчение в резерве. Но если дрогнет профессиональная пехота... ополчение будет обречено. Да и Карфагену потом виру за убитых возвращать. Сложный выбор, не менее сложный, чем выбор местности. Хотя вон тот холм, наполовину заросший лесом, выглядит достаточно привлекательно... — К вторгшемуся к нам врагу у меня личные счеты, генерал. Поэтому я бы хотел сам повести присланные Карфагеном войска в бой. Тебе же я доверю возглавить доблестных спартанских мужей, что встали на защиту своей родины. Они — последний наш рубеж обороны. Дав генералу прочувствовать оказанное доверие, царь пошел к стоявшему неподалеку смешанному войску. Спартанцы — без брони, вооруженные охотничьими копьями, топорами и косами, с наспех сколоченными деревянными щитами — смотрели с настороженной надеждой на ровный строй карфагенцев, сверкающих новенькой броней и острыми клинками. — Спартанцы! — хрипло крикнул царь, обращаясь к ополчению. — Мы стоим здесь, на своей земле, готовые встретить врага. За вашими спинами остались жёны, матери, старики и дети. Вы знаете, за что сражаетесь. Если вам придется вступить в бой, вас поведет карфагенский генерал Матан. Не посрамите же перед ним имя Спарты! — Ахой! — клич ополчения был не очень дружным и единогласным, но воодушевляющим. Царь повернулся к карфагенцам, с которыми ему предстояло идти в бой. — Приветствую вас, сыны Нового Карфагена. Это не ваша война, я знаю. И, быть может, вы не готовы умирать на чужой земле. Но посмотрите на них, — Леонидас взмахнул рукой, указывая на ополчение. — Это не призванные воины. Это — земледельцы, скотоводы, охотники и ремесленники. Но они готовы умереть, защищая свою землю от вторгшегося врага. — Ахой! — на этот раз рёв ополчения прозвучал куда лучше, хоть царь обращался и не к ним. — Так не дайте же им умереть! И тогда в час нужды лучшие сыны Спарты придут на помощь Карфагену, защищая ваши семьи, ваших жён, ваших матерей! Солнце сверкнуло на клинках, взметнувшихся в воздух. Командование принимает царь Леонидас. Местность для боя: вершина поросшего лесом холма, чтобы врагу пришлось подниматься в гору и затруднить маневры кавалерии в лесу.
|
-
Весело, гармонично, да и музыка из Ведьмака на редкость удачна.
|
-
-
Эх, где хорошие броски, когда они так нужны ((( А пост классный.
-
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Второй пистолет является на мизансцену
-
|
|
|
-
Какие мы оптимисты - выход он нашел)))
|
Утро не задалось с самого начала. Башка трещала, что твой станок для правки колесных дисков, видимо водки вчера с пацанами выжрали многовато. С пивом, ага, куда ж без него. Батя после ночной смены отсыпался, мать тихонько пожарила яичницу с колбасой, открыла банку огурцов домашней закатки, поставила кружку рядом. Знает, что мужику с утра надо, когда пивом лечить голову нельзя. Сама тихонько сейчас чай пьет, смотрит новости без звука. Ну да, сейчас шуметь вообще нельзя, у отца сон чуткий. Рассол ушел как родимый, прочищая горящие трубы, яишенка легла сверху на отлично, поднимая настроение. Вот только метель за окном вообще не в тему. Слыш, зима, завязывай уже, да? Ну да ладно, чё мы, зимы не видали... Кепку поглубже на уши натянуть, воротник куртки торчком — потому что шарфы это для пи***ов всяких, ну или для фанатов футбольных, да и вообще весна ж, епт! — и быстрым чётким шагом до остановки, стараясь не скользить на враз обледеневших лужах. А маршрутка-то уже на остановке! Ну-ка, ноги в зубы и бегом, хер с ней с чёткостью, на работу ж опоздаю, потом Косой мозг весь выест! Успел, епта. Втиснулся в салон, закрывающуюся дверь отодвинув, кепку отряхнул об колено, за поручень ухватился, когда водитель с места тронулся резко, выруливая сразу во вторую полосу. — Полегче, э! Не дрова везешь, — напутствие "водятлу" уходит вместе с мелочью, собранной по карманам на нужную сумму. Нормалек, хоть греметь не будет. Че-то правда пусто как-то, только очкарик одинокий сидит, а напротив него патлатый хрен, на металюгу похожий. Походу подряд две машины идут, небось в домино херачили на базе, и время прое... эээ, пропустили. Да и хер с ним. Зато тепло. Сел в конец "вагона" на два сиденья, ноги расставил пошире, стряхивая снег с кроссовок, головой повертел, изморозь на окне обнаружил замысловатую. Ухмыльнулся, золотой коронкой сверкнув, перчатку правую снял, слово "ЙУХ" пальцем прогрел, чтобы снаружи читалось правильно и со смыслом. Нормалёк.
|
Вы не можете просматривать этот пост!
|
-
-
Плюс за игру. Намбер Ван. Боку круто. На одном дыхании. Аффтар, пеши еще.
|
И снова мгновения растягиваются, позволяя в деталях рассмотреть картину. Вот Рэзор, наплевав на раны и боль, рывком вскакивает и бросается к девчонке. Малость не рассчитал силу, сбивает ее с ног, сам падает сверху и перекатывается, сжимая ее в объятиях. Не самый удачный расклад для малявки вышел: теперь она между своей бомбой и гоблином. Вот Амбразуро, надрывая глотку, выкрикивает предупреждение и сам перекатывается в сторону, подальше от тяжело упавшей на землю сумки. Вот джи-ай, что столпились вокруг того места, где только что лежал истекающий кровью гоблин, недоуменно провожают его героический рывок взглядами, а затем, заслышав крик Амбразуро, рефлекторно прыгают в стороны, зарываясь лицом в землю и накрывая голову руками. Почти все, кроме гоблина, ошалело уставившегося на сумку в метре от себя. Забыл с ручника сняться, бедолага. Вот сумка вспухает, разгоняя пыль вокруг, словно в ней вдруг поселился какой-то зверь, и теперь он торопится выбраться наружу. Ткань рвется под напором оранжевого пламени, и красивый смертельный цветок расцветает диковинной порослью, распуская лепестки во все стороны и разбрасывая осколки, что рвут тело гоблина на части. Некоторые летят дальше, впечатываясь в тела окружающих джи-ай. Девочке тоже достается порция собственного добра, но Рэзор успел откатиться достаточно далеко для того, чтобы осколки не смогли прошить тонкое детское тело, лишь пара кусков металла втыкается в неприкрытые ноги. Хотя какой она нахуй ребенок. Хер их разберешь, этих эльфов, с их возрастом.
...Рассвет встретил их на базе в Лай Кхе, в белоснежной больничной палате. Рэзор, несмотря на обильную кровопотерю, контузию от взрыва и дополнительное ранение осколками, каким-то сраным чудом умудрился выжить. Несколько операций по извлечению пуль и осколков, непродолжительная клиническая смерть во время извлечения металла из груди — слишком близко к сердцу, но он выжил. И перевод из реанимации в отделение интенсивной терапии, а также готовые документы о переводе больного в один из лучших реабилитационных центров во Флориде — дядя Сэм позаботился! — позволяют надеяться на то, что он вскоре сможет ходить. А может, если совсем повезет, и не хромать даже. Амбразуро, пока из него извлекали эльфийский свинец, привыкал к новому способу общения с окружающими — взрывная волна сильно дала по ушам. Впрочем, доктор написал на табличке мелом, что это ненадолго, и оказался прав — еще до того, как прибыл транспортный самолет, на который у Федерико был выписан билет, слух принялся возвращаться. А симпатичная медсестричка, что за ним ухаживала, пообещала сделать кубинцу с яркой внешностью подарок к отлету, когда он немного оправится от ран. И сделала, прямо в подсобке для медперсонала, на мягкой стопке отглаженного больничного белья, с охами, вздохами и впивающимися в спину ноготками. Но рокот заведенного двигателя, вибрация сидения и проносящаяся за окном иллюминатора взлетная полоса все равно стали лучшим подарком.
|
-
Я увидел этот отрывок случайно и он мне вдруг очень понравился)) Лаконичная и угарная зарисовка, клёво!
|
О море.– Привет, Геф! То есть, конечно, приветствую тебя, Неутомимый Молотобоец, Светоч Прогресса... Что-то ты какой-то задумчивый. – Йик, ты когда-нибудь был на море?.. – Эээ... нет, о Великий. – Как это нет? Сейчас перенесемся. Вот, смотри! – Ух ты!.. – Это называется прибой. Видишь, как играют лучи солнца в череде волн?.. А ведь на небесах только и говорят, что о море! Как оно бесконечно прекрасно. О закате, который они видели, о том, как солнце, погружаясь в вол... что ты там опять жрешь?! – Прости, о Великий! Оно тут у берега плавало... – Вот ничего возвышенного в душе нет. Народы империи Вэй открывают для себя немаловажный факт того, что в море тоже есть жизнь, которую можно ловить и жрать. А также всякие интересные вещи вроде кораллов, морских раковин и жемчуга. Об архитектуре и не только.Геф, помахивая молотом, тыкал пальцем в нацарапанный на куске доски рисунок. – ...потом соединяются вот так. А если длину делать стандартной, то есть одинаковой, их можно сотнями вытачивать, а потом перевозить куда угодно, и собирать с дикой скоростью. Понял? Йик почесал голову. – Хитро. И удобно. Дома из таких досок можно влет строить. Будем пользоваться, спасибо, о Великий... Но как это решает нашу проблему? Йонги хотят войны. – Никак. Насчет войны – собирай вещи, поедешь к бандерлогам. – Зачем?! Что я у них за... эээ, то есть, слушаюсь, о Великий. Хитрые древнекитайские Вэйские чертежи соединительных элементов. И никаких гвоздей не надо. А тем временем токи осваивают строительство каким-то таким образом: ссылка. Примерно с 0.50 можно лицезреть поведение йонгов при этом. О войне.Вожди шумели и ругались. Больше всех шумел Дако Хей по прозвищу Большеротый. Он единственный из собравшихся (да и, наверное, из всех вообще йонгов) мог сравниться ростом и размерами с самим Йиком. Когда он стучал кулаком по резному столу, подчеркивая свои слова, стол жалобно потрескивал. – Мы что, стали слабаками и трусами, что затеваем дружбу с этим поугерьим пометом?! Я лично оторву голову своему току, если ему вздумается обменять сделанную своими руками табуретку на бумодавью лепешку из рук бандерлога! Дако собирался произнести еще много разных слов, но Йик поднял вверх сжатый кулак, и собрание вождей притихло. Йик положил нижнюю пару рук на стол, а верхними подпер голову. – Дако, послушай меня очень внимательно. Большеротый, запрятав негодование куда поглубже, напряженно посмотрел на пророка. Йик смотрел ему прямо в глаза. – Дако. Ты слабак и трус. Ты хуже тока. – Йик говорил негромко и медленно, взвешивая каждое слово. Собрание замерло. История империи Вэй еще не знала случаев вызова пророка на Вутай – все знали, что Йик тратит немало времени на тренировочных аренах, а учитывая, что после перерождения опыт переходит в новое тело... в общем, смельчаков не находилось. Но после такого оскорбления у Большеротого просто не было другого выхода. Однако, как оказалось, Йик еще не закончил. – Ты хуже тока... если бандерлоги для тебя – достойный войны противник. Много ли тебе славы в победе над хвостатыми, которых ты голыми руками десяток разорвать можешь? А ведь палица и атлатль, что у тебя на поясе висят, не для красоты там, – пророк кивнул на увешанный оружием пояс Дако. – И токов своих ты воинскому искусству учишь не для красоты летних состязаний. Так я еще раз спрошу тебя, Дако Хей по прозвищу Большеротый: ты войны хочешь, которая покроет твое тело шрамами, а твое имя – славой? Или же бесславных и бесчестных побоищ, достойных лишь тока? Дако молчал, осмысливая слова пророка. Йик тоже молчал, давая ему время перебороть свой гнев и подумать – все-таки оскорбление было чертовски серьезным, "Не перегнул ли?.." – мелькнула даже шальная мысль. Остальные вожди тоже молчали, ожидая развития событий. Наконец Дако сжал кулаки и глухо прорычал: – Войны... "Не перегнул," – Йик встал, усмехаясь. Воздев руки, он крикнул: – Не слышу тебя, Дако! Изьяви свое желание перед Гласом Бога! – ВОЙНЫЫЫ!!! – от громогласного рева Большеротого, поддержанного остальными вождями, задрожали стены и даже земля под ногами. Йик кровожадно ухмыльнулся. – Тогда я дам вам врага. Но сначала, Дако, ты докажешь мне, что достоин его. Верни то, что принадлежало Вэй когда-то, и твои дети будут воспевать твое имя в веках. Экспансия йонгского молота империи Вэй обращает свои взоры на юго-запад Окуми, на земли, когда-то принадлежавшие ей. Особым знаком доблести становится Тогу – подношение черепа убитого врага в великий храм Гефа.
-
Юе стыдно что ставит плюсик только сейчас.
|
-
Рохо, штейвиты, левые чуваки - черепа все равно на одно лицо.
|
-
"Вы находитесь здесь" Эпохально!
|
О лучниках и щитах.Йик по обыкновению жевал ножку бумодава (на этот раз большую толстую и мягкую ножку домашнего бумодава, хорошо прожаренную, с солью и специями – блага цивилизации во всей красе), когда в комнату вбежал послушник. – О Мудрый Йик, к тебе просители! – Гони их в шею. У меня обед, – Йик слизнул с пальца капнувший жир и впился зубами в сочное мясо. – У них срочное дело, Слышащий Бога! Убийство! – Вот удивил, – речь пророка была слегка неразборчивой из-за жевания и чавканья. – Пусть идут на... – он прервался и смачно рыгнул, – Вутай и разбираются сами. – Они только что с Вутая! – И что, не разобрались, что ли? – Йик дожевал откушенный кусок, посмотрел на остаток ножки и со вздохом отложил ее в сторону. – Ну вот, аппетит испортили, Геф вас переплавь... Ладно, зови. Послушник кивнул и вышел, вернувшись через мгновение с группой йонгов. Четверо несли здоровенную тушу убитого йонга с копьем в груди, а еще одного из них – едва достигшего совершеннолетия – товарищи крепко держали за все четыре руки. Но задержанный вырваться не пытался, и смотрел по сторонам с вызовом и упрямством. Тело йонга положили перед светлы очи пророка, а старший в группе, подозрительно похожий на погибшего лицом, но не габаритами, принялся излагать события. К концу повествования Йик едва сдерживал довольный смех и изредка покашливал, прикрывая ухмылку на губах. – ...и, значит, воткнул Большому Чжоу копье прямо в сердце! Из атлатля! Тот даже четверти арены не прошел! Тогда мы решили привеси преступника к тебе, дабы ты рассудил этот спор своей мудростью, ибо уже двое старейшин наших семей получили тяжелые раны на Вутае, пытаясь узнать божественную волю, – старший йонг закончил речь и отступил к товарищам. Йик прокашлялся, кое-как убрал с лица ухмылку и строго посмотрел на "преступника". – Зачем ты воспользовался атлатлем в священном бою Вутай? – А разве это запрещено? – наглости юному йонгу было не занимать, да и свою пылкую речь, судя по всему, он заранее заготовил. – Это ведь священный дар Гефа, так почему же нельзя использовать его в бою Вутай? Если бы не атлатль, Большой Чжоу меня бы на куски порвал, и не стал бы я против него выходить. Но я его победил, а Малый Чжоу теперь не хочет отдавать мне... – Да с какой стати! – старший в группе, оказавшийся Малым Чжоу, снова выступил вперед, ударив себя кулаком в грудь. Левым верхним, что свидетельствовало о крайней убежденности в своих словах. – Ты победил его нечестно, и нет у тебя права владеть его бумодавами и принимать в семью его токов! Ты же сам тощий как ток! – Он сам их у меня отобрал полгода назад, когда я получил их в подарок на совершеннолетие! – молодой йонг тоже попытался ударить себя кулаком в грудь, но не смог освободить руку от захвата соплеменника. – И я все эти полгода терпел унижение от друзей и родственников, денно и нощно тренировался в искусстве владения атлатлем, потому что не было у меня другого пути победить Большого Чжоу! Казалось, он вот-вот заплачет от обиды. "Тогда тебя точно в токи определят," – подумал Йик и поднял вверх сжатый кулак. Все присутствующие моментально заткнулись. – Как тебя зовут? – помолчав немного, спросил Йик у паренька. – Фэнь. Из рода Лао, – ответил тот, глядя в пол. – Итак, Фэнь Лао, к тебе претензия от рода Чжоу. Малый Чжоу оспаривает твое право владения бумодавами и приема в твою семью токов Большого Чжоу. Готов ли ты выйти на Вутай, чтобы отстоять свои права? – Йик хитро улыбнулся. – С атлатлем – да, – паренек с надеждой поднял взгляд на пророка. – А почему бы и не с атлатлем? Все-таки верно ты сказал, священный дар Гефа, – Йик уже собрался хлопнуть в ладоши, чтобы завершить принятие решения, но Малый Чжоу взорвался криком: – Я не пойду против него! Он же никогда не промахивается со своим атлатлем, а на арене нет ни камней, ни стволов паламнэр, чтобы укрыться! Это будет нечестный бой! Йик снова хитро улыбнулся: – И ты верно говоришь, Малый Чжоу, – Он вытащил из-под стола что-то большое и плоское, завернутое в циновку. – Держи. – Что это? – Чжоу принялся разворачивать тряпку. В комнате запахло свежим деревом. – Это щит, – сказал Йик. – Геф только вчера приволо... эээ, новый священный дар Великого Гефа, принесенный мудростью Его... Короче, он нужен, чтобы защищаться от стрел и копий. Да и в рукопашной тоже очень полезная штука. Сейчас я объясню, как им пользоваться, а потом вы оба пойдете на Вутай. Но биться будете не до смерти, как вам наверняка обоим хочется, а до первой крови. У Гефа на вас планы. Значит, теперь смотри: вот эти ремешки нужны, чтобы вешать его на руку... Воины получают щиты в массы. Ввиду четырехрукости, бойцы йонгов носят чаще всего по два щита средних размеров на левых руках, чтобы прикрывать верхнюю и нижнюю часть корпуса соответственно. Вместе образуется полноростовой щит. Бои Вутай становятся все более привлекательным зрелищем для народных масс, вовлекающим разнообразные виды оружия, техники боя, тактики и специальную подготовку. Фэнь Лао и Сяо Чжоу (Малый Чжоу) становятся основателями организации гладиаторов Чи-Доу. Это воины, которые специально готовятся для сражений Вутай всю свою жизнь. Смертность среди начинающих чи-доу весьма высока, но профессионалы-гладиаторы, пережившие множество схваток, становятся настоящими мастерами своего дела, умеющими обращаться с различными видами оружия и сражаться как поодиночке, так и плечом к плечу с товарищами в командных боях. Поскольку вершиной законотворчества йонгов остается "божий суд" на арене, чи-доу за хорошую плату предоставляют "адвокатские" услуги заезжим торговцам. Бои Вутай открыты для всех последователей Гефа, и токи тоже принимают в них участие (чаще всего, по приказу и на потеху "старшим"), но в ряды Чи-Доу вступают только йонги. И еще немного о культе.– Привет, Йик. Что там за ерунда в храмах творится? Шум такой стоит, что я работать не могу! – Здравствуй, о Великий! Токи почему-то решили, что они должны молиться тебе песнями. Вот и стараются, как умеют. – У меня голова скоро лопнет от их умения. Надо это безобразие прекращать. – Что, запретить? – Нет конечно! Они ж молятся, это хорошо. Но слишком громко молятся... Вообще, расскажи вкратце, что у нас там с культом моим? Я понимаю, что без знания металла тяжеловато оценить работу кузнеца, но все же что-то вы наверняка придумали? – С культом все просто. Символ твой - молот-чой, это и току понятно. Все старые храмы уже переделали под тебя. Для моления тебе нужно сложить руки в кулаки и постукивать ими друг о друга, помогая тебе работать в Божественной Кузне. У токов рук мало, поэтому они о коленки стучат. И поют вот еще. Вот и все в принципе, никакой специфики. – Так, с песнями пусть завязывают. Хотя нет, ладно, пусть поют по праздникам. Но чтоб старательно, а не как сейчас! Что с дарами и жертвоприношениями? – Жертвоприношения в рамках Вутая. Ну, то есть, когда обе стороны готовы до смерти биться, тогда вот такая смерть - во славу Твою. А дары... даров нет. Ну, то есть, жрецам еду носят, чтобы молились за кого-то конкретно, и я на довольствии сижу, как твой пророк. А других даров нет. – Совсем? – Совсем. – Плохо. Введем зачатки налогообложения. В общем так: каждый, кто мне поклоняется, должен принести мне какой-нибудь дар хотя бы раз в своей жизни. Воином решил стать – значит, все трофеи с первого убитого. Охотник, соответственно, – первого зверя. Токи у нас больше ремесленники всякие – значит, несут первое изделие. И так далее. Ну ты понял схему, да? – Ага... но зачем? – Полученные дары пускать пока на улучшение храмов. И на укрепление веры в меня. Потом увидишь, зачем все это нужно... Религия становится базовым стержнем, объединяющим общество и государство, и проникающим во все аспекты общественного бытия (наподобие буддизма или даосизма). Рост храмов и святилищ обеспечивается скромными, но постоянными дарами прихожан.
|
Шевелится кость, застрявшая в ране, проталкивая густыми толчками боль во все стороны. Сантиметра три глубины есть. И сразу – словно вспышка в голове – воспоминания о том, как она там появилась. Мгновение между взрывами гранат злополучных. Тело офицера, сорванное с места ударной волной, с развороченной грудной клеткой, пробитой в нескольких местах осколками насквозь, с оторванной рукой, улетает куда-то в сторону. Тычок в ребра тяжелый, выдавливающий воздух из легких. Это его кость, вырванная из живого тела, разогнанная до скорости хорошего снаряда взрывом гранаты. И не дошла до легких и сердца она только потому, что уперлась в твое собственное ребро краем. И наверняка оставила на нем трещину, потому что болит, ссука, при каждом вдохе. Пробежался взглядом по мертвецам. Немного их, человек восемь. Хотя, кто знает, сколько их скрывается там, дальше, в темноте леса ночного. Вон тот, вроде, росточком схож будет, и форма на нем ничего выглядит. Рубашка например. Серо-зеленая, почти впору, может только в плечах слишком натянута будет – джи-ай, что ее носил, щуплый оказался. И с дыркой на груди и на спине, в районе сердца. Что в рубашке, что в солдате. С кровавыми разводами соответственных размеров с обеих сторон. Рукав левый чуть надорван, пуговиц пары штук не хватает. А в остальном нормальная рубашка, модная для этих мест. С ботинками меньше повезло. Единственный парень, что размахом стопы подошел, сам без ботинок оказался. Карманы почти у всех пустые оказались. Лишь у кого-то на дне набедренного кармана пачка сигаретная нашлась. Новенькая, нераспечатанная еще, в бело-красных цветах какой-то местной марки вроде Хуй Ли. Двадцать сигарет говняного местного табака с фильтром. Почти даже не мятая. Покрытый мохом холм земляной меж корней дерева обнаружился по соседству. Но стоило только коснуться его, как сказал холмик тихо так "Крак!" и провалился внутрь себя в черноту. А чернота через мгновение хлынула наружу, словно маленький вулкан с тихим шелестом, лишь в свете костра разбившись на отдельные черные тельца в полпальца длиной, матово поблескивающие графитовыми спинами. Муравьи. Много. И штук пять даже успели за руку цапнуть мощными жвалами, прежде чем ты отпрыгнул подальше. Еще чья-то рубашка на полосы легко разошлась, и можно возвращаться к костру, настраивая себя морально, что кусок кости в ребрах – это просто как заноза. А из пятерки фильтров сигаретных нормальная затычка для раны выйдет. Главное – сознание не потерять. И ты не теряешь его, хотя в какой-то момент это кажется отличной заменой обезболивающему, потому что крик боли, рвущийся с губ, сил сдерживать уже нет. А где-то вдалеке тебе вторит чей-то одинокий громкий вопль, словно блядское эхо. Хорошо еще, что гостей не видно пока что. Но это со стороны леса окружающего, потому что за полыхающим в центре поляны оранжевым пламенем костра высотой метра два тяжело что-то разглядеть – слепит знатно. Или это от боли в глазах темновато?
-
Марка сигарет как бы намекает
|
Рэзор. Один из медиков, судя по гонору – из первого отделения, сухой жилистый человек с окровавленными по локоть руками под закатанными рукавами рубашки, подчеркнуто презрительно отворачивается куда-то в сторону, достает мятую сигаретную пачку и выуживает из нее сигарету, не обращая внимания на оставляемые пальцами кровавые разводы на тонкой табачной бумаге и на собственных губах. В неровном свете кажется, что он даже облизывается после первой затяжки. Второй, низкий и грузный орк из четвертого, остекленевшим взглядом смотрит на тебя не мигая, и по расширенным зрачкам можно догадаться, что часть морфия, предназначенная для раненых, до раненых уже не дойдет никогда. Но наконец он снимает опухший мозг с ручника и лезет в свой рюкзак, чтобы через минуту протянуть тебе пачку свеженьких бинтов. – Бери бинты. Бинтов до жопы. Почти нихуя, кроме бинтов. Бинты-ы-ы... – с отвисшей губы срывается капелька слюны, блеснув в сполохах осветительной ракеты. Неожиданно орк с шумом подбирает сопли, торопливо оглядывается – не заметил ли командир отделения – и отходит в сторону к раненым. В его незастегнутом рюкзаке можно увидеть еще ворох бинтов – в разы больше, чем положено медику. А в наступившей на мгновение тишине ты слишишь детский плач, тихий, но достаточно отчетливый, чтобы поверить, что это тебе не приглючилось от усталости или кровопотери от дырок в заднице, и понять, что исходит он из трущоб напротив захваченного здания, где полегла большая часть твоего отделения. И на самой высокой ноте он резко обрывается, как раз перед тем как командиры отделений громогласно командуют своим бойцам общий сбор.
Амбразуро. – А я Сэмми, – каким-то неестественно высоким для орка басом выдает орк и замолкает, словно стесняясь своего голоса. И вдруг до тебя доходит, что это совсем пацан – лет пятнадцать-шестнадцать, не больше. Высокий, плечистый, невъебенно здоровый, с грязной и уродливой рожей – но зеленый, совсем не только в смысле цвета кожи. Просочился за каким-то хером в армейку, обмануть приемную комиссию с такими габаритами – вообще не проблема, и теперь он здесь, твой боевой товарищ, еще и пизды наверняка не нюхавший, несет свободу и демократию в дремучие эльфийские деревни, отстреливает гуков из висящей на плече М16, и получает боевые шрамы. Внутри здания мелкий гоблин подбрасывает пару гранат как яблоки, словно раздумывая, какую из них схарчить первой. Услышав вопрос, он оглядывает странную компанию – перемотанного бинтами человека и громилу-орка с грязной повязкой на левой руке. – Тебе гроб нужен, а не гранаты, – хмыкает одноухий, прячет оба предмета обсуждения в карманы разгрузки и исчезает в соседней двери, не давая возможности даже нахуй его послать вдогонку. А на улице слышен призыв командиров отделений на общий сбор, и волей-неволей приходится возвращаться, потому что Сэмми тащится обратно с послушностью и упорством теленка.
Аргайл. Каждому. И вновь командиры отделений ворчат, услышав приказ. Но уже – без возражений особых, просто от привычки поворчать, потому что лейтенант пережил вместе с ними, матерыми хряками, первое боестолкновение, и даже умудрился выполнить часть задачи, не просрав к херам весь вверенный взвод. Третье отделение, укрепленное бойцами второго, занимает места на баррикаде. Точнее – одним бойцом, хитрым гномом с дырявой каской, что помогал лейтенанту вытаскивать своих товарищей из ада в трущобах, и теперь, вооружившись отнятым у раненого гоблина М60, торопливо досмаливает сигаретку. Прикрытые баррикадой, остаются возле раненых и убитых назначенные джи-ай: три морпеха – еще один гном, мелкий гоблин, орчара Сэмми – ходячий костыль для Амбразуро, – и "корпсман с забинтованной задницей", Рэзор, которому с остатками лекарств и ворохом бинтов теперь следить, чтобы никто из тяжелораненых не двинул копыта до эвакуации. Но морпехи рады поставленной задаче – теперь им не придется лезть на этот сраный мост. Первое и четвертое отделения перебираются следом за лейтенатом через баррикаду и двигаются вперед, прижимаясь к земле и укрытиям, и стараясь не сильно шуметь. Танковая канонада по соседству помогает скрывать хруст щебенки под ногами, и вытянувшись в две цепочки по отделениям, бойцы вступают на мост, прижимаясь к толстым перилам. Вода внизу едва слышно плещется о каменные выступы набережной, собирается в блестящие бурунчики возле центральной опоры моста и несется дальше, к океану. Реке насрать на разборки маленьких двуногих на ее берегах. А нервы джи-ай натягиваются все сильнее, звеня, как перегруженные стальные тросы, потому что уж слишком хорошо все получается. Вот уже добралось до середины моста первое отделение во главе с лейтенантом, прячась в дырявых тенях от перил с левой стороны моста. Четвертое с другой стороны повторяет маневр, словно в кривом зеркале отражая все движения. Только тени у них почти нет, и поэтому жмутся они к мостовой, пачкая разгрузки в пыли. Напряжение в воздухе растет все сильнее, чтобы наконец разрешиться одиноким винтовочным хлопком. Пуля щелкает в самый центр моста, между двумя отделениями, высекая сноп искр из тяжелого камня. Четвертое отделение в полном составе залегает, ощетинившись стволами и пытаясь просунуть их сквозь перила, потому что Хоук, сержант первого, орет "Контакт на два часа!", указывая рукой в сторону обгоревшего здания справа, перед тем как его вопль заглушается грохотом винтовочных очередей. Первое отделение не жалеет патронов, как и оставшееся на баррикаде третье, и фасад здания покрывается белесыми язвами от выбитой штукатурки на фоне черных обгоревших стен. В поднявшейся пыли вспыхивают редкие и одинокие вспышки выстрелов в двух соседних окнах на втором этаже, ближе к разделяющей здания улочке, что прямой стрелой уходит от моста в темноту центральной части города. Но куда прилетают их пули – одним эльфийским богам известно, потому что никто из джи-ай еще не упал на мостовую, обливаясь кровью.
-
Хороший пост вышел, гладкий.
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Только над строчкой "ручка-инъектор: обезболивающее" завис палец на мгновение дольше, чем нужно Осторожней с этим делом
|
Об аватаре.– Привет, Йик. Йик чуть не подавился ножкой бумодава, когда услышал голос бога. Судорожно проглотив еду, он заискивающе улыбнулся, наскоро вытер рот и принялся озираться в поисках божественного воплощения. Но комната была пуста – никто не смел мешать пророку, пока тот трапезничает. Кроме бога, конечно. – Не вертись, – одернул его голос. – Сегодня являться не буду, мироздание против частых воплощений. Я чего пришел, собственно... Ты у меня старый уже, жить тебе осталось вроде лет восемь... Йик бухнулся на колени и воздел все четыре руки в молитвенном жесте. – Смилуйся, о Великий Геф! Не убивай самого верного раба твоего! – Йик немного подумал и добавил: – И самого первого. – Очень надо! Сам помрешь, своей смертью. В сытости и достатке. Но на райские кущи не рассчитывай. Коленопреклонный Йик сложился пополам и уткнулся лбом в землю. – Смилуйся, о Кузнец Бесконечного Счастья! Я служил тебе верой и правдой всю жизнь, и надеялся на достойную награду после смерти... – Да подожди ты! Во-первых, служишь ты мне не всю жизнь, не надо тут привирать. Я тебе не в младенчестве явился. Во-вторых, достойная тебе награда – нести Слово мое. Это вместо смерти, если ты вдруг не понял. Йик непонимающе захлопал глазами. – Вижу, что не понял. Короче, после того как твое нынешнее тело одряхлеет и двинет копыта, ты переселишься в первого родившегося после твоей смерти младенца-йонга. И будешь дальше помогать мне поднимать цивилизацию. Понял? Йик сел, поджав ноги, и почесал рукой затылок. Затем второй и третьей. Четвертая в это время подпирала бороду, что свидетельствовало о крайне напряженном мыслительном процессе. Бог не торопил, памятуя о том, насколько труден этот процесс для йонгов. Наконец, Йик поднялся с колен и задумчиво сказал, глядя на свое тело: – То есть я умру? Всмысле, все вот это, да? – он развел в стороны огромные ручищи, похлопал себя по гигантским бицепсам, по колонноподобным ногам и плотному упитанному брюху. – Я же столько ел, чтобы таким вырасти! И что теперь, все сначала начинать? – Огромный йонг с по-детски обиженным выражением лица обвел взглядом окружающее пространство. – Может ты мне просто бессмертие даруешь, о Неутомимый Молотобоец? – Бессмертие слишком дорого обходится, – отрезал бог. – А каждый раз нового пророка выбирать я задолбаюсь, будто дел других нет. Вообще, ты чего, жалуешься, что ли? – Я не жалуюсь! – тут же воскликнул Йик, примирительно поднимая руки. – Просто... в младенца, это ж... ну, совсем... опять ходить учиться, охотиться учиться, говорить... – на этом слове Йик запнулся, задумался на мгновение, а затем просиял. – О, точно, говорить! Как я смогу нести твое Слово, если не смогу говорить первые годы жизни после рождения? По молчанию бога было заметно, что слова пророка поставили его в тупик. – Может, все-таки бессмертие? – осторожно предложил Йик. – Нет, бессмертие реально дорого, – вздохнул бог. – Если тебя все-таки грохнут, я потом разорюсь нового пророка воплощать. Но насчет Слова ты прав. А говорят еще, что йонги тупые... – последние слова бог произнес с некоторым восхищением. Йик, довоый собой, только что изнутри не светился. – Ладно, есть компромисс, – наконец сказал бог. – Будешь воплощаться во взрослого. Совершеннолетие у йонгов в двенадцать лет наступает, так? Вот и воплотишься в первого же подростка, которому двенадцать стукнет после твоей смерти. Правда там сознание сформированное уже... ну ничего, сольетесь как-нибудь. На это Йик не нашелся, что возразить, и бог удовлетворенно закончил: – Ну, значит вот, такова моя воля. Все, мне пора. Оставшись в одиночестве, Йик задумчиво дожевывал ножку бумодава, а тремя руками чесал объемистый затылок. Что-то его смущало в окончательной формулировке божественной воли, но вот что... И тут его осенило. – О Могучий Геф! Светоч Прогресса, молю тебя, ответь!.. А что если подросток окажется девочкой?.. Великий!!! Я не хочу в девочку!!! ---------- Аватар: пророк Йик (при воплощении в женском роде – Йика). Наследственность – через переселение души в тело достигшего совершеннолетия подростка. Способности – слышать бога и доносить его речи окружающим через харизму лидера и разумные речи. ***** О культе.– Слушай, Йик, что это за эпитеты, которыми вы меня наделяете? С Чой все понятно, вот он, молот, всегда со мной. А остальное – например, Кузнец Бесконечного Счастья, Неутомимый Молотобоец, Светоч Прогресса – это все откуда? – Ну как же, о Великий Геф! Кузнец Бесконечного Счастья, ты трудишься в своей божественной кузне, создавая вселенское счастье. Для йонгов, разумеется. Неутомимый Молотобоец, ты сокрушаешь без устали своих врагов веры. Светоч Прогресса... – Со Светочем Прогресса тоже понятно. Слово же нашли такое, философы ножа и топора... Ладно, объяснил. Вот только врагов веры я не сокрушаю. Хотя... Пусть будет, все равно придется сокрушать. А что там еще за фигня, которую вы творите во имя мое? Например этот Ньен Линг – это что? – Ньен Линг, Ритуал Взросления. Случается раз в год, летом – это когда подростки, которые хотят стать взрослыми, сходятся в схватке один на один без оружия, и ведут бой на кулаках, до тех пор, пока они оба не прольют свою кровь во имя Твое... – Ну да, ну да. Частенько бывает правда, что проливает кровь только один, причем всю. Вот так и сокращается численность населения. Моего, между прочим. Прекратить немедленно! – С-совсем? – Ну зачем совсем. Я все понимаю, кровь молодая, хочется кому-то морду набить. Но надо упорядочивать это дело. В общем, с Ритуалом Взросления давай так. Двое подростков становятся друг напротив друга и бьют друг друга кулаками. Но! Во-первых, бьют строго по очереди, символизируя удары кузнечным молотом по заготовке. Во-вторых, стоя на месте. Ну то есть пригибаться и уворачиваться можно, а вот отходить – нельзя. Кузнец со своего места не сходит. В-третьих, если один из них упадет до того, как разобьет второму морду в кровь, он считается недостаточно отъевшимся для взросления, и будет взрослеть в следующем году. А разбитое лицо будет считаться символом прикосновения божественного молота. Ну как, пойдет? – Великолепно, о Горнило Разума! – Это еще что? А, это типа я самый умный? Ну тоже пусть будет... Слушай, Йик, я так понимаю, народу нравится на этот Ритуал смотреть? – Конечно, о Великий! Там очень весело, много еды и крови! Вся округа собирается! – Отлично. Есть у меня одна идея... ---------- Ритуал Взросления (Ньен Линг) – ежегодный праздник, на котором подростки становятся взрослыми. Вутай – Помимо детских "неподвижных" схваток во время Ньен Линг, зарождается традиция после них проводить сражения также для взрослых, уже с применением оружия и нередко заканчивающихся смертью. Через некоторое время становится ясно, что такие сражения – это очень весело, а вот сражения раз в год – это очень редко. Поэтому на бой йонги начинают собираться сначала каждую полную луну, а затем – практически по любому поводу: для урегулирования споров и разногласий, для отмечания рождения ребенка, свадеб или похорон. Вскоре для проведения подобных боев любая мало-мальски крупная община обзаводится определенным местом, называемым "вутай" (подобие арены). Правила боев для "вутай" определяются теми, кто в них участвует, в каждом конкретном случае - до крови, до падения или до смерти. Но сами бои носят некоторый оттенок священности, как зародившиеся из религиозного риутала. Благодаря этому межплеменные стычки в конце концов вытесняются облагороженными боями "вутай", которые, впрочем, не мешают йонгам биться в чистом поле безо всякого "вутая" с противником, не поклоняющимся Гефу. ***** О еде.– Привет, Йик, тут такой вопро... Ты что творишь?!! Девочка-йонг, только-только достигшая совершеннолетия, вздрогнула, выпустила руку, которую самозабвенно жевала, и обернулась, вытирая с губ кровь. Выпущенная рука, принадлежавшая здоровенному мертвому йонгу, со звучным шлепком упала на каменную плиту, на которой этот самый йонг испустил последний вздох. Было заметно, что тело мертво уже пару дней, но это не мешало девочке наслаждаться трапезой, пока ее столь грубо не прервали. От открывшейся его взору картины бог на мгновение потерял дар речи, поэтому материализовался молча. – Привет, – сказала девочка. Бог ошалело переводил взгляд с надкушенной руки на окровавленный рот девочки, и наконец божественным усилием вернул себе дар речи. – Ты кто!? – громыхнуло в усыпальнице. – Я – Йика. Новое воплощение твоего пророка, – девочка застенчиво улыбнулась и поковыряла ножкой земляной пол. – А... Ы... – казалось, будто у бога закончились слова, и он на ходу придумывал новые. – А... зачем... ты его... ешь? – Как это "зачем"? Чтобы жить! Бог не нашелся, что возразить, поэтому девочка вежливо пояснила: – Это Цуджинг Ши, Ритуал Уважения. То есть я из уважения к старому Йику поглощаю его, чтобы он воплотился в новом. То есть во мне. Ну и вообще-то, еды у нас не слишком много, а тут такая туша пропадает. Бог вздохнул и взглянул на тело по-новому. На этот раз в его взгляде сквозила легкая брезгливость. – Ты б его посолила хоть, что ли... ---------- Цуджинг Ши – среди последователей Гефа насаждается культура "уважения к еде" (сначала насильно, но, распробовав, йонги достаточно охотно ее перенимают). Вместо привычного набивания живота йонги начинают ценить еще и вкусовые ощущения потребляемой пищи. В целом, это не сильно отражается на укладе жизни йонгов, но еда приобретает некоторый сакральный смысл как "нечто, дарующее жизнь", а вкусовой восторг, выказываемый йонгом, становится данью уважения, оказываемого всему, что может быть употреблено в пищу. Йонги начинают ценить приправы, пряности и различные способы приготовления пищи. В связи с этим каннибализм становится достаточно ритуальным, хотя по-прежнему повсеместно распространенным явлением. ***** О бумодавах.– ...и потом, Йика, тебе не нужно на них охотиться. Они всегда будут у тебя под рукой, бери и ешь! Главное, оставлять достаточное количество, чтобы они размножались. – То есть их будет становиться все больше? – Ну да. Больше прирученных бумодавов – больше вкусной еды для йонгов. – А где брать еду для бумодавов? – Да они сами себе еду найдут! Вы их, главное, от тигров и тигранов охраняйте, ну и перегонять их надо будет на новые пастбища иногда. А потом, глядишь, земледелие освоите, будете бумидоры выращивать... – Что-то ты, Геф, размечтался. Йонги - не бандерлоги, чтобы бумидоры растить... – А ты, Йика, что-то обнаглела. Тоже мне, пророк. Я твой бог или тряпка половая? Где пиетет? Где уважение? Где благоговение, в конце концов?! Ща как шандарахну молотом! – Ой, прости меня, неразумную, о Великий Геф, Светоч Прогресса, Кузнец Бесконечного Счастья! Присутствие твоего величия лишило меня рассудка, о Горнило Разума!.. – То-то же. –...и все равно ты размечтался. ---------- Бумодавоводство (Ши-Му) медленно, но верно стало достойной альтернативой добычи пищи посредством охоты на диких бумодавов. ***** О копьеметании.– Привет, Йика. Смотри, какую я занятную штуку принес. – Что это, о Великий? – Я смотрю, ты быстро вежливости учишься. Молодец, дольше проживешь. Так вот, это – атлатль. – Ат...что? – Не забивай голову терминами. Это штука для метания копий. Смотри. Держишь ее вот так. Сюда ставишь копье, придерживаешь его рукой, размахиваешься вот так, и... хха! Вот. – Ну и что? – Что значит "ну и что"? Смотри, как далеко улетело! И в дерево я попал. – Ну так ты же бог. – А это здесь при чем? Я... А, ладно. Чего я распинаться тут буду, на лучше, сама попробуй. – Ну давай... Значит, держать вот так?.. Копье сюда... ага... и... Ххааа!!! Ого! – Вот тебе и "ого". Иди теперь копье ищи, и практикуйся в точности. Силушкой-то бог... то есть, я, не обидел. Куда оно хоть улетело? ---------- Что такое атлатль? Это ссылка. Копьеметалки-атлатли (Бьяочанг) прижились среди йонгов гораздо надежнее, чем луки, ввиду простоты изготовления атлатля, а по дальности стрельбы не уступали лукам ввиду развитой физической силы йонгов. Но первое время они использовались исключительно на охоте.
-
-
Забавно. Хоть и несколько не соответствует общепринятой эпик-стилистике модуля.
-
Душевно. И в большинстве своем именно так как я и планировала. Все собиралась в порядках Юны написать, но как-то не собралась...
-
Йонги милые, и обычаи у них тоже.
-
-
Очень, очень хорошо! Достойное начало!
-
Отлично. Особенно про Йику )
-
-
Ух Геф, ух Йонги! Может потом проклянем еще этого бога, но пост однозначно заслуживает похвалы.
-
Отличный ход. Геф достойный соперник Фию.
-
|
Ворчат командиры отделений - объявился на их головы какой-то хер с вест-поинтской горы, пороху не нюхавший, и теперь рассказывает им, которые не первый год уже жопы под пулями таскают, как правильно воевать. Ворчат, но команды выполняют, потому что субординация. Субординация сука нужная. Уперся было командир третьего - "Хуй ему через плечо, а не пулемет мой, нам бля в самое пекло без "лесопилки" лезть?!" - но убедили быстро товарищи гнома несговорчивого во вреде нарушения боевой дисциплины. Подтянулись джи-ай первого и второго отделения, закрепились на позициях. Клацнули сошки пулеметные о камень вечного города в миг затишья. Третье и четвертое доложили о готовности. Стоят сгорбленные солдаты под прикрытием толстых камней, что еще недавно были стенами роскошными, сжимают в руках мозолистых и лапах когтистых винтовки, и ждут. Сигнал к атаке для них сейчас - сраная труба Иерихонская, и у каждого из них наступает свой тысячный маленький судный час. Протяжно свистит свисток. Раз, другой, третий, перекрывая редкие выстрелы со стороны гуков, потому что хер ли стрелять, если все враги попрятались. И тут же начинают свою длинную трескучую песню М60, вышибая каменно-деревянное крошево из укреплений в другом конце улицы. Подхватили сухими хлопками винтовки, плотным огнем накрывая баррикаду, не давая не то что отстреливаться - жопу лишний раз высунуть. Пятнадцать долгих секунд филиала ада на отдельно взятом клочке земли. Но вот замолкают винтовки, уходят стволы пулеметов чуть вверх, освобождая проход. Теперь джи-ай третьего и четвертого отделений ждет бешеный спринт, и кто последний - тот мертвый лох. Рванули. Федерико, который удачно перевязал ногу сам себе и укололся морфином, которого некультурно послал "нахуй воевать!" медик отделения, которому не повезло оказаться в третьем, но повезло стать не последним, прихрамывая, заскакивает в здание. И тут же разворачивается, прикрывая тыл, потому что следующему за ним гоблину разрывает очередью грудь прямо в дверном проеме, бросая мертвое тело на окровавленную стену, а последнему - черному как смола орку - перешибает пулей колено так, что осколок кости пробивает форменную штанину и проносится мимо уха Федерико. А могло бы и в глаз попасть. Отделение занимает первый этаж до лестницы, продвигается на второй без сопротивления. Шустрый гоблин-пулеметчик, отставший от четвертого отделения, подскакивает к окну, раскладывая свою "шарманку", и тут же отлетает назад, получив пулю аккурат в лоб. Спасибо стандартизации и каске не по размеру, что на этот самый лоб сползла и прикрыла, отправляя пулю по касательной в потолок, а самого гоблина-счастливчика - чуть ли не в нокаут. Вокруг оконного проема сыплется штукатурка, летает каменная взвесь и вообще там очень жарко, потому что гуки просекли хитрый план лейтенанта, и теперь не дают бравым джи-ай подойти к окнам и перестрелять их оттуда к херам собачьим. А чуть дальше в коридоре по этажу вдруг загрохотали стволы, и командир четвертого отделения что-то неразборчиво орет подчиненным, что пытались занять следующее помещение, а теперь не могут и носа выснуть в коридор, в котором стало аж тесно от пуль. Но лейтенант Аргайл не видит этого. Он видит лишь, как посекли замыкающих третьего отделения, и как мелькнул и пропал ствол пулемета в окне на втором этаже, и теперь в неровном свете вспышек выстрелов взлетают фонтанчики штукатурки вокруг окон здания.
-
Красота, читаю "нам", читаю. Пешите исчо.
-
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
-
– В потроха лучше не ловить ничего, что натощак, что на полный желудок Тоже верно
|
|
Прыгнула в руки винтовка, пробежались пальцы по ней, лаская нежно, как тело любимой подружки. Магазин, затвор, ствол, оптика. Все в порядке, пережила все кульбиты и падения. Высунул нос из-за угла осторожно, оценивая обстановку. И, собственно, охуел от увиденного. Десяток гуков пришел из предрассветного леса. Полегло уже несколько в завязавшейся перестрелке. Вот только сейчас в деревеньке их штук пятнадцать уже, и пальба идет со всех сторон. А гуков, кажется, становится все больше, и до тебя доходит наконец прижать башку к земле, чтобы увидеть, как под полом хижины на краю деревни, чуть приподнятом на небольших сваях, стоит торчком кусок дерна, и из дыры в земле вылазят остроухие тела в камуфляже, тут же расползаясь во все стороны или же забираясь выше, сразу внутрь хижины через люк в тростниковом полу. А еще ты видишь, как прыгает очередь винтовочная по залегшим за углом Лопате и О'Смайли, и после серии кровавых фонтанчиков, открывшихся на теле, Райли уже не шевелится, а Лопата с окровавленной рожей давит гашетку пулемета одной рукой, потому что вторая безвольно повисла, и форма его, и без того перемазанная грязью, темнеет все быстрее. И за дом, за которым скрылся Ронни после своей такой удачной операции, летят гранаты, сразу штуки три, глухими хлопками оглашая горный пейзаж. Только командир Батон и орк Шайтан, прижатые слева от тебя к краю деревни, именно в этом месте заканчивающимся обрывом, все еще отстреливаются вполне успешно, прорежая напирающих со всех сторон гуков и заставляя их искать укрытия. Но патроны у них не бесконечные, в отличие, кажется, от гуков, лезущих из своих сраных земляных нор как черти из табакерки.
-
Спасибо за карту, и вообще.
|
Амбразуро. Срывается с привязи замершее на мгновение время, и с бешеной скоростью несется вперед, навстречу нажатым спусковым крючкам, щелкающим затворам, хлопкам выпущенных из крепких объятий патронов гладких боков пуль. Взрывается воздух над головой, разрезанный прозвучавшими почти одновременно выстрелами с лестницы и из комнаты. Но это только первые выстрелы, и далеко не последние за эти две бесконечные секунды, и поэтому ныряет тело вперед и вниз, к грязным, щербатым и усыпанным каменной крошкой доскам пола за пределами подсвеченного лампочкой из комнаты рваного прямоугольника, прижимается к ним крепче, чем к материнской груди. Сменяется в периферийном зрении проем двери слева на следующую за ним потрескавшуюся стену, усмехающуюся тебе осколками штукатурки. Ствол в руках эльфа перед тобой плюется еще одним оранжевым цветком, а следом еще и еще, пока тело продолжает свое движение вниз. Тело касается пола, и следом на спину тут же наваливается тяжесть. Чья-то мясистая волосатая рука падает бессильно перед твоим лицом, и черно-красная полоска стекает по запястью, опадая на пыльные доски пола тяжелыми каплями. Кажется, Дорин заработал свое "Пурпурное сердце". Ствол в руках гука с молодым лицом и глазами старика устремляется вниз, отслеживая падение твоего тела. Он знает, что не убил тебя, и его лицо растекается в довольной ухмылке. Сраный янки валяется перед ним, распластанный на полу, придавленный телом товарища, и деваться ему теперь некуда. Его пронзительные голубые глаза и довольный взгляд ты, наверное, не забудешь никогда. Как и вминающееся внутрь лицо, раскрошенное тремя-четырьмя пулями из М16 какого-то меткого парняги из четвертого отделения, командир которого гонит своих парней вперед, в проем, захватывать плацдарм, пока гуки охуевают от подвигов человека и гнома, и в коридоре над твоей головой, над мертвым телом Дорина, принявшего на себя почти все пули, летевшие в тебя из комнаты, снова воцаряется ад. А справа внизу тем временем топают чьи-то ботинки, которые ты скорее ощущаешь через вибрации дощатого пола, чем слышишь, и две остроухие головы появляются на лестничном пролете. Они идут наверх, на подмогу своим, проскочив под огнем пулемета, и не знают, что из двух тел джи-ай, разлегшихся кучей у лестницы, одно все еще дышит. А ты это знаешь, и дробовик - последний подарок Дорина - все еще плотно зажат у тебя в руке.
Рэзор. Свежая припарка шипит, соприкасаясь с окровавленной плотью, и гоблин таращит глаза в безмолвном крике, потому что кричать сил у него уже не осталось. Продырявленная щека обзаводится свежим бинтом из ИПП самого гоблина - нехуй больше делать, кроме как свои бинты расходовать, и вообще именно для этого солдатам ИПП и выдают - и глаза его потихоньку возвращаются на место, когда старый добрый морфий достигает его маленького сморщенного мозга и вкрадчиво шепчет ему прямо в подкорку: "Все-все, спокойно, солдат. Боли больше нет." А затем гоблин тихонько сглатывает, еще и еще, лицо его в тех местах, что не закрыты повязкой и не залиты кровью, наливаеся сначала багрянцем, а потом синевой, когтистая лапа тянется к горлу, пытаясь порвать воротник форменной рубашки, но он не может издать ни звука своим враз опухшим горлом, а шприц эфедрина, услужливо выпорхнувший из аптечки, уже не нужен, потому что вываленный посиневший язык, кроваво-красные глаза и отсутствие пульса говорят о том, что бедный гоблин, кроме очень быстро развившегося отека Квинке, заработал еще и кровоизлияние в мозг, и теперь медицинский вертолет ему уже нахуй не нужен. И хрен разберешь сейчас, на что у гоблина аллергия - на морфий или на травки в припарках.
Аргайл. Раздал команды, к рывку приготовился. По насквозь простреливаемой улице, повторяя подвиг третьего и четвертого - только там два десятка бойцов было, и не все добрались до спасительной темноты подъезда. Вон валяется последний - черный как смола орк - с простреленным коленом и милосердной дырой в башке. Охуенно воодушевляет, ничего не скажешь. И вот звучат аккорды огня на подавление - три пулемета в унисон с легким винтовочным аккомпанементом. Симфония войны, блять. Как только закончится кода, бежать мистеру Вест-Пойнт вперед, очень и очень быстро, и молиться о том, чтобы ни одна остроухая рожа не рискнула высунуться за эти четыре-пять секунд, которые нужны тебе, чтобы добраться до подъезда. Но когда ты уже приготовился и замер в низком старте, где-то там впереди клацают о камень сошки, и острая пулеметная морда высовывается из окна прямо над баррикадой. А следом, во время длинной очереди, ты видишь щербатую улыбку гоблина в мятой каске, который от души жмет гашетку, поливая смертью гуковское укрытие. И рывок до здания теперь выглядит гораздо спокойней, даже если принять во внимание нашпигованную свинцом тушку еще одного гоблина на входе, и разлегшееся на ступеньках тело человека с простреленным горлом этажом выше. Зато в коридоре на втором этаже дела обстоят гораздо интереснее, и выныривающие пули из клубящейся впереди пыли поддерживают адреналин на должном уровне, чтобы вовремя пригибаться и ползти где надо, пробираясь на нынешние позиции третьего и четвертого отделений. Сержант четвертого, крепко сбитый человек, завидев проползающие мимо в коридоре лейтенантские нашивки, хватает тебя за плечо и втаскивает в комнату. В перерывах между длинными пулеметными очередями, которыми гоблин в окне поливает баррикаду внизу, он вкратце обрисовывает ситуацию: – Пулемет на позиции, сэр! Столкнулись с гуками на втором этаже, они разобрали стену между подъездами, но двое ебанутых из третьего пробились вперед! Герои, блядь, извините, сэр! Сейчас там пиздец как жарко, но Сэмми, – короткий взмах в сторону гоблина с пулеметом в окне, – удерживает их подкрепления. Что с этой парой героев – хуй поймешь, но мы пытаемся к ним пробиться, сэр! В это время какой-то совсем охуевший шальной танковый снаряд прилетает прямо в здание. К счастью, где-то в крышу, но от тряски залегают все – и джи-ай, и гуки – и в следующие две секунды гробовой тишины сержант заканчивает свой доклад, перекрикивая звон в своих ушах и в ушах лейтенанта заодно: – В моем отделении восемь человек, что с третьим – не знаю, капрал куда-то пропал! Человек шесть видел, сэр! А затем в коридоре снова воцаряется ад.
-
Красиво, внимательно, эпично - очень хорошо
|
-
Хорошая реакция, главное оружие)))
|
Вернувшись в стойку после удачного выпада, сирасси едва стоял на ногах. Меч в руке подрагивал и клонился все ниже к земле, а горизонт все время норовил медленно уплыть куда-то вбок, как бархан под ветром. Но после слов кочевника Сирокко словно оплеуху зарядили. - Тварь!? Ах ты кхас-сум-мата!* Сирасси аж задохнулся от возмущения. На подгибающихся ногах он подошел ближе и, размахнувшись, пнул кочевника под ребра. Ну, пнул бы, если бы в глазах не двоилось и ноги не шатались. Когтистая лапа описала в воздухе полукруг, и подняв кучу пыли, ящер растянулся рядом с кочевником, сжимая меч. Побарахтавшись секунду на земле, он уперся лезвием в землю и с трудом привел тело в сидячее положение. Острый клинок ушел в землю на добрую треть, прежде чем сирасси смог поймать равновесие и отпустить его. Зажав одной рукой рану в боку, он принялся копаться в сумке, выплевывая слова в сторону поверженного кочевника: - Сссам себя добей, крыса сссстепная! Ссссам подъехал, ссссам напал, ссссам своих людей погубил - зарезаться тоже сссам сможешшшшь! Из сумки наконец вынырнул мешочек, из которого на ладонь ящера высыпалась щепотка красновато-белого песка. Сирокко приложил руку с порошком к ране и отчаянно зашипел, когда из-под пальцев пошел легкий дымок. - Пайрусссссс!... тебя забери, - глубоко вздохнув, он убрал руку от раны и осмотрел результат. Разрез покрылся толстой корявой коркой, которая трескалась и норовила отвалиться хлопьями после любого движения. Через несколько часов застывшая "пена" сойдет совсем, оставляя рану закрытой естественным рубцом. Ящер перевел взгляд на хрипящего кочевника. - Я всегда убивал только защищаясь, - сказал он уже гораздо спокойнее. - так что давай дальше сам. Или вон ее попроси, я ей кинжал дал, - он кивнул в сторону Айрин, не глядя на нее. - А если все же передумал умирать, могу прижечь рану и тебе. Только давай быстрее решай, а то твои друзья на подходе. Он отвернулся от кочевника и стал смотреть на приближающийся столб пыли. Рефлексы заставили боковым зрением все еще следить за раненым кочевником, но сил что-то придумывать уже не оставалось, поэтому он просто сидел, вслушиваясь в степь, и не думал ни о чем. Ветер шелестел низкой травой, пуская бесконечные волны на запад, и переливаясь на холмах, накрытых тенями облаков. Где-то совсем рядом трещал кузнечик и мелкие мошки вились перед носом, сливаясь с прыгающими в глазах черными точками от потери крови. Лошади кочевников, освободившись от всадников, мирно щипали траву, вытягивая морды под сбруями. Сирокко отдыхал.
|
- Начнем с виски. А этим "чем-то" я похмеляться буду... может быть, - Мэтью щелкнул пальцем по краю стакана, показывая, что наливать можно "на два пальца". Виски не шел ни в какое сравнение с той амброзией, которую наливали в "Благословлении богов", но был крепким, а этого сейчас было достаточно. Залпом осушив первую порцию, Мэтью перегнулся через стойку и ухватил бутылку, которую Мэлвилл уже собирался было поставить на место. - Чтобы тебя не утруждать, - усмехнулся он в ответ на опешивший взгляд тавернщика. - Будешь? - вопрос предназначался Дарену, но Флэнниган поставил на стойку второй стакан и плеснул в него янтарной жидкости, не дожидаясь ответа.
Вопрос вора вывел Мэлвилла из легкого ступора, в который тот впал от наглости нового друга Дарена. - А, Черный Убийца. Про него сейчас только ленивый не знает, - оторвав неприязненный взгляд от Мэтью, всецело занятого изучением содержимого стакана на свету очага, тавернщик повернулся к вору и тяжело оперся на стойку. - Завалил кого-то из бла-ародных пару месяцев назад, говорят, много денег на контракте срубил. Впрочем, говорят, что не только денег, ну да оно и верно. Высокорожденные, как известно, таких преступлений не прощают, и нужны увесистые причины, чтобы башкой рисковать. Теперь недели не проходит, чтобы какой-нибудь псих не объявил себя Черным Убийцей, чтобы деньжат на чужой славе состричь. Общество Высокорожденных и таких принимает, но пока что всех отпустили и гонорар никому не выдали. А что, у тебя задумки насчет него? Афера какая, или реальное дельце? Подсобить чем? - глаза тавернщика моментально загорелись при одном только намеке на долю. Попутчиков Дарена он, по всей видимости, счел за пособников.
Мэтью тем временем окинул взглядом остальных попутчиков - парнишку-мага и маленькую девушку со здоровенным мечом за спиной. Оценив их, как потенциальных собутыльников, он тяжело вздохнул и поискал глазами еще одного их попутчика - молодого человека с зонтиком, но не нашел. То ли отстал где-то по дороге, пока Флэнниган витал в облаках, то ли просто отошел куда-то. В туалет например. О том, что у людей бывают естественные потребности, и заодно о том, что сам Флэнниган тоже не железный, напомнил голодным бурчанием живот, против воли заставляя голову повернуться в сторону огромного камина, на огне которого замечательно бы смотрелся какой-нибудь здоровенный бык или хряк. - Закуска есть? - короткой фразой Мэтью одернул уже размечтавшегося тавернщика. Тот одарил Флэннигана еще одним недобрым взглядом и громко рявкнул, перекрикивая шум таверны: - Фло! Квадратного телосложения официантка в грязном переднике и с тяжелым взглядом вынырнула из толпы посетителей, сгружая на стойку пустые кружки с подноса. Мэлвилл указал на путников и уже значительно тише сказал: - Ужин этим господам. Фло никак не отреагировала на указания, но взяла поднос подмышку и исчезла за дверцей в конце стойки, которая, без сомнения, вела на кухню. Через минуту она появилась с горкой тарелок, исходивших горячим паром и аппетитным (для весьма голодных и не слишком притязательных носов) запахом. - Чем богаты, - низкий голос официантки был под стать ее телосложению. Создавалось впечатление, что она с успехом заменяет вышибалу в этом заведении, если такая надобность возникнет. Тарелки, направляемые уверенной рукой, с грохотом опустились на стойку, рядом звякнули приборы. Мэтью осторожно принюхался к ужину. Содержимое тарелки - густая жижа, похожая то ли на кашу, то ли на пюре, обильно залитое подливой, определенно содержала некоторое количество мяса птицы. По крайней мере, Мэтью не мог припомнить других животных с перьями, которые кое-где торчали из плавающих в ужине кусочков. Впрочем, то, что ужин был горячим, было его бесспорным плюсом. Флэнниган пожал плечами и, вооружившись ложкой, приступил к еде. На удивление, еда оказалась вполне съедобной. Выплюнув осколок кости, попавшийся в первом же мясном отрезке, куда-то себе под ноги, Мэтью протолкнул ужин следующей порцией виски и, не прекращая жевать, напомнил Дарену вопрос тавернщика: - Кстати да, что мы будем делать с Черным Убийцей? - множественное местоимение в вопросе прозвучало весьма подчеркнуто.
-
Ну, это хороший ход -) Но служанку я планировал дать более симпатичную )
|
|
-
банда "Однорукий Билл и Одноногий Джо" Ха!;)
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Правильно, если дернешься - могут расценить как сопротивление. И тогда будет больно. А пока что - просто неприятно. И непонятно Похоже, здравомыслие является отличительной черной очень и очень многих жителей Б-ОСТ
|
-
-
-
Спасибо за игру! Омелия была просто чудо.
|
Сирокко вздохнул. Охрана каравана, как же. Те, кто вчера весело потрошил караваны, но осознал, что чем меньше их ходит, тем меньше добыча, а за охрану пяти караванов можно получить столько же, сколько собрать добычи с одного. Веселые улыбчивые ребята, скорые и на слово, и на руку. И сейчас четверо этих веселых парней кружатся вокруг верхом, а у него в активе - только он сам. Девушка кинжал даже поймать не смогла, не то что "вынуть" из воздуха правильным хватом. Великий Пайрус, угораздило же... А затем в голову сирасси закралась неожиданная такая мысль. - Хэй, хозяйка, пойдешь замуж? Глянь, какой красавет-сссс, - Ши'ар широко улыбнулся доброй ящеровой улыбкой во все сорок восемь зубов, присвистывая на согласных изредка. - При коне, при броне, при дружине... - он загибал пальцы левой руки, перечисляя достоинства новоявленного "жениха", и обходя "невесту" по тому же кругу, следуя за мордой коня. - Ты мне за защиту платишь, а я тебе в благодарноссссть жениха подарю, а? Подумай! А ты, жених, чьего роду-племени? Много ли приданого имеешшшшь? Сирасси заливался соловьем, улыбаясь так, что не понять было - шутит он, или всерьез "продает" "невесту", а правая рука при этом невзначай зацепилась когтем большого пальца за перевязь так, что между остальными пальцами оказались рукояти сразу трех ножей. Одно движение, и три маленькие смерти полетят к цели. Но Сирокко очень надеялся, что не придется вот так - сразу против четверых. Будь он один - рискнул бы, веря в свою ловкость и скорость. Напал бы первый, используя преимущество неожиданности - ну какой дурак один против четверых полезет! - и, проредив тонким свистом ножей ряды противников, начал бы Танец Клинка... эх, мечты. Стоит одному из них приставить острие к горлу девушки, и предстанет юный Ши'ар перед не самым легким выбором, от которого предостерегали мастера-учителя: "Порой честь дороже жизни, порой - глупость, за которую гибнет в остальном хороший воин. Будь же умным хорошим воином. Желательно - и живым при этом."
-
Вай дарагой купи жену да?! )
|
|
-
-
- Можно? - лапу к гашетке протянул. - На-а-а-а-а-а-а-аху-у-у-у-й-по-о-о-о-о-ше-е-е-е-ел! - орет перекошенная гномья рожа в такт отдаче. Образцово. В целом - очень и очень.
|
|
Заканчивается миг тишины после рассвета. Звенящее, невыразимо прекрасное мгновение, когда солнечные лучи только выглянули из-за горизонта, пробуждая все живое. Хочется спросить кого-нибудь важного в такие моменты - нахуй здесь война? Нахуй вообще война? Просыпаются первые пташки, собираясь приветствовать солнце. Не успели чуть-чуть. Заткнулись в ужасе, заработали крылышками бешено, унося мелкие птичьи жопы подальше от разыгравшегося в крошечной деревушке акта военной драмы.
Ронни. Вырубил эльфийку аккуратно. К хищному броску на офицера приготовился. Идут гуки мимо, оглядываются настороженно, чуя едва заметный запах крови, взвешенный в предрассветном тумане. Офицер подходит, сопровождаемый парой бойцов. Пора. Пошел на остроухого из-за угла, стараясь потише чавкать армейскими ботинками по вечно влажной земле. Шаг, другой, пока получается, смотрят динки куда-то в другую сторону. Третий. Заверещал гук где-то в стороне, видно на следы кровавые наткнулся. Похуй, даже лучше - повернулся офицер спиной, сверкая ушами из-под фуражки, и сопровождающие его вылупились куда-то, поводя стволами автоматов. Четвертый шаг. Еще один - и достанет ласковый обух топора коленку офицерскую. Лопается что-то под ногой звучно, въетнамская горная жаба-смертница, в нелепой попытке сорвать операцию американским рейнджерам. Кажется, даже джунгли воюют на стороне коммуняк. Опоздала толстожопая. Офицер еще только поворачиваться начал, как впечатался ему под колено томагавк. На его, офицерское, счастье - обухом, а то бы ползал сейчас безногим. Еще только падать командирское тело начало, а ты уже взял аккуратно ствол автомата того динка, что следом за офицером первый обернулся и на тебя его наставил. Взял - и на соседа, менее расторопного, перевел, скармливая ему все четыре патрона, что остроухий тебе подарить хотел. Затем дернул ствол на себя и тут же обратно вернул, впечатывая приклад в живот охуевшего от собственного подвига солдата. И томагавком ласково по подставленной шее приложил. Острием на этот раз уже. Подхватил офицера упавшего, закинул легко на плечо, и нырнул в хижину, уходя от стрельбы неминуемой. Трупов вот только в хижине не оказалось, чтобы укрыться за ними. Поэтому - как шел, так и пошел через стену напротив, короткой очередью проход себе освобождая. Выпал-выпрыгнул рядом с эльфийкой вырубленной, офицера, охуевшего от перемены кадров, рядом пристроил. Все по плану. И кровь с томагавка капает.
Нирвел Засел на дереве, взглядом по гукам пробежался. Девять их пришло из предрассветного леса. Четыре "калаша", пара "токаревых" самозарядных, еще двое с ППШ, командир с маузером. Последнего не разглядел, но на снайпера точно не похож. Сидя наверху, как на ладони всю операцию посмотрел, которую Ронни провернул. Красиво, как в кино. Попкорна не хватает. И пивка. Но пора бы и свой режиссерский вклад в постановку внести. Подождал начала стрельбы, выцепил в прицел ухо острое. Нажал на курок плавно, подгадывая под выстрелы противника. И вот блять надо же было такой хуйне случиться, которая обычно в школе бывает - пиздеж-галдеж в классе, а как только спокойненько пернуть соберешься - тишина гробовая, и каждый, ссука, на тебя смотрит. А очко уже расслабилось, назад не втянешь. Пулю в ствол обратно тоже не загонишь. Развалилась кровавой розочкой в прицеле башка под аккомпанемент фирменного "спрингфилдского" хлопанья. Сосед гука того, кровью и мозгами обрызганный, тут же ствол на дерево твое перевел и давай крону поливать. И орет что-то нечленораздельное и наверняка некультурное вдогонку. Хорошо хоть не попал. Ну, попал бы, наверное, если бы ты вовремя с дерева-то не съебался. Сидишь теперь под деревом, стволом в принципе прикрытый, но место жительства точно менять надо, потому как соседи здесь беспокойные.
О'Смайли. Удобно в кустах устроился, винтовку в плечо упер. Поймал голову чью-то в перекрестье оптики, повел стволом, движение сопровождая. Мысли в голове невеселые какие-то. А вокруг рассвет красивый занимается... Пошла потеха. Тут уже и не поспать, и красотами не полюбоваться. Даже зевнуть не успеешь. Только палец к крючку спусковому прижал - разлетелась башка в прицеле. Удачно вроде. Должно быть. Но блять не научился ты еще взглядом бошки гуковские дырявить, экономя патроны! И точно - гук, что рядом стоял, повернулся и принялся пулями и матами дерево, на котором Нирвел засел, поливать. Значит, украл Брызг у тебя зарубку на приклад. Да и хуй с ним, нужны тебе эти зарубки. Вот карманы потом почистить надо, тут уж нахуй идет Нирвел с претензиями, если будут. На другую цель перевелся. Нажал на крючок, ткнулся приклад в плечо ласково. Промах, зарраза. Затвором щелкнул не глядя, снова прицелился, нажал. Тишина над ухом, не хлопает радостно "гаранд". Перекосило патрон, заклинило в затворе. Теперь полвинтовки разобрать надо. Либо ебануть по затвору, вдруг выскочит сученыш. Блять. А вот первый твой выстрел услышали. Чирикают теперь пули вокруг, в опасной близости от ценной ирландской жопы.
-
Спасибо за продолжение! Получается более, чем достойно.
|
-
-
-
Будь-будь! Отличный ход )
-
Поступок не мальчика, но мужа
|
|
|
|
|
-
-
А вот хорошо. Коротко, но красочно.
|
|
|
-
Отлично поддерживаешь атмосферу!
|
|
-
Мне вообще почему-то понравились посты Кайла в этой ветке.
|